Однажды забытое (Рассказ)

Странная штука – память. Время проходит, а воспоминания остаются, будоража сознание и сбивая с толку. Мы растём, взрослеем, женимся, и всё это остается у нас в памяти, Зачем? Как хорошо было бы все забыть и заново получить удовольствие от первой хорошей еды, хорошей
книги, хорошей женщины. Хорошо было бы ощутить радость от первого поцелуя, пережить первую влюбленность; да, я  не против даже опять почувствовать тошноту от первой выкуренной сигареты. Всё прекрасно, когда оно в первый раз.
Да, хорошо было бы всё забыть. Забыть горечь утраты своих близких, забыть печаль потерянной любви, забыть все неприятности…
Но нет!
Человек устроен так, что он помнит всё.
Всё, что с ним когда-либо происходило, всё, что он когда(либо слышал или видел. Человек помнит всё!
Где-то там, в закоулках памяти, хранятся воспоминания даже наших младенческих лет.
Призраки всех наших воспоминаний и даже снов бродят по тем закоулкам.
И бывает, что вспоминаешь то, что забыл давным-давно. Воспоминание вдруг встает перед твоим мысленным взором, и ты снова переживаешь то, что уже однажды пережил.
И далеко не всегда эти воспоминания приятны.
Очень часто, когда вы вот так что-то вспоминаете, возникает мысль: «Жаль, жаль, что я это вспомнил. Лучше бы я забыл это навсегда!»
Так случилось и со мной.
Мне нравится хорошее чтиво, за которым быстро пролетает время и от которого не можешь оторваться даже в два часа ночи, несмотря на то, что с утра нужно идти на работу. Томик Стивена Кинга, попавший мне в руки, относился к этому разряду.
Сборник рассказов под названием «Коллекция трупов» буквально захватил меня. Я глотал новеллы, не обращая внимания ни на чувство голода, ни на слипающиеся от недосыпания глаза.
«Нона», «Обезьяна», «Компьютер богов», «Плот» – я ел, не выпуская книги из рук; «И пришел бука», «Грузовик дяди Отто», «Оставшийся в живых», «Иногда они возвращаются» – рассказы были написаны мастерски, захватывающе, я как будто переживал всё вместе с их героями, «Баллада о блуждающей пуле», «Весна в Нью(Шароне», «Человек, который никому не подавал руки», «Кукурузные дети»… Я их все прочитал на одном дыхании, не замечая ни затихающего за окном города, ни сгущающихся на улице сумерек. В сборнике осталось всего два рассказа: «Давилка» и
«Поле боя», и я твердо намерился их добить. «Давилка» – название, достойное уважения, и, зная жанр, в котором пишет Кинг, я уже видел потоки крови, поломанные кости, раздавленную плоть… Картина живо встала передо мною. Я поежился и углубился в чтение.
Вместе с инспектором Хантоном я побывал в прачечной, посмотрел на работу экспертов, поговарил с Марком Джексоном и в конце рассказа вместе с ними ужаснулся при появлении злобного демона, вызванного из глубин преисподней стечением обстоятельств… Рассказ был прекрасный, просто замечательный.
Я откинулся на спинку кресла, положив книгу на колени и, закрыв глаза, начал восстанавливать рассказ в памяти.
«Лошадиное копыто». Странно… обязательный элемент. «Что до конских копыт, то это может быть желе»  (желатин, – поправил я
переводчика). «Кровь летучей мыши?..» Одна вполне могла залететь в машину. А «земля с кладбища»? Какое-то дьявольское совпадение! Ближайшее кладбище… Да, ближайшее кладбище было рядом, всего в каком-то полукилометре.
К горлу подступила тошнота, я попытался подняться и не смог.
И тут я почувствовал, как что-то изменилось, я не чувствовал своих лет, я не чувствовал своего жизненного опыта. Я вдруг снова оказался восьмилетним мальчишкой, играющим в прятки.
Было воскресенье, стояла теплая сентябрьская погода. Завтра нужно идти в школу, а сегодня можно вдоволь нагуляться.
– Раз, два, три… – монотонно считал Сережка, уперев закрывающую глаза руку в стену дома. Я отбежал за тёмно(синий трансформаторный шкаф и, прижавшись к нагревшейся на солнце металлической стенке, застыл в ожидании. …Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать. Я иду искать, кто не спрятался, прошу не возникать!
Я ждал, но не вытерпел и выглянул из-за угла.
Сережка стоял возле той же стены и пристально всматривался во всё подозрительные укрытия. Видимо что(то увидев, он начал хлопать ладонью по стене и закричал:
– А-а-а, Саня, выходи из(за кустов, я тебя видел!
Я посмотрел туда, куда смотрел Сережка.
Продираясь через кусты, вышел Сашка, недовольно бормоча что-то себе под нос. Но быть найденным первым не так уж и страшно.
– Дома кашу не варить, а по городу ходить!
– выкрикнул Саня, всё-таки его нашли…
Неохотно Сережка отошел от стены и пошёл в мою сторону, каждую секунду оглядываясь по сторонам. Я затаил дыхание. Сережка уже почти дошёл до трансформатора, когда из(за угла дома выскочил Жека. Сережка, повернувшись, бросился обратно к стене, но Жека был быстрее. Он подбежал первый и застучал ладонью по стене. Радостно подпрыгивая и задыхаясь от бега, Жека закричал:
– Я затындаракался! Я затындаракался!
Сережка остановился и с досадой оглянулся вокруг. Ему уже не хотелось идти к трансформатору, ему вообще не хотелось отходить от стены. Но Жека с Саней уже хором закричали:
– Дома кашу не варить, а по городу ходить!
Серёжка возмущённо засопел, но всё-таки пошёл искать дальше, на этот раз в другую сторону. Он отходил от стенки всё дальше и дальше, и я решился бежать.
Выскочив из-за шкафа, я  бросился изо всех сил к стене, заметив краем глаза, как из бетономешалки поднимается Руся.
Бетономешалка была старая, широкий цилиндр метровой высоты, стоящий вертикально на низкой станине, с торчащим по центру валом с лопастями. Это было удобное место, там можно было прятаться даже вдвоем, как часто и делали.
Я со всех ног мчался к стене, чтобы «затындаракатся», когда услышал какой(то странный звук: хруст и противное чавканье на фоне всё нарастающего свиста и гула, а потом к ним добавился пронзительный крик. Крик боли, переходящий в какой-то вой.
– Ааааааууууу… Ааааааууууу… – и опять, снова и снова.
Остановившись, как вкопанный, я развернулся к Русе. Он лежал возле бетономешалки и, прижав руки к ноге, громко вопил:
– Ааааауууу…ыыы…уууаааа…
Но что-то было не так. И тут я понял – Руся прижимал руки не к ноге… а к тому, что от неё осталось, к ужасно кровоточащему обрубку.
Я бросился к нему.
Подбежав к Русе, я остановился и больше не обращал на него внимания. Я смотрел на бетономешалку – она работала.
Она не просто работала – она выполняла свою работу, перемешивала, но не бетон. Лопасти бетономешалки крутились в бешеном темпе, образуя в цилиндре какой-то ужасный кроваво-красный смерч. Да, именно КРОВАВЫЙ. Мелкие брызги крови летели вверх, образуя над машиной розовый туман.
Я, как зачарованный, смотрел на этот ужасный и в то же время по(своему прекрасный пурпурный «водоворот», не смея отвести
взгляда. Своим детским умом я не мог постичь всего трагизма происходящего, и я стоял и смотрел, пока всё не поплыло у меня перед глазами в алой дымке.
Очнулся я у себя дома, лежа на кровати, рядом хлопотала мама, что(то ласково приговаривая, она пыталась сунуть мне в рот ложку с противно пахнущей жидкостью. «Валерьянка» – узнал я.
– Выпей, сынок, ну, выпей. Станет легче.
Я начал отталкивать от себя мамину руку с лекарством, плотно сжав губы. Я не хотел пить валерьянку. Жидкость расплескалась, оставив
на моей рубашке коричневые пятна. Поняв, что напоить успокаивающим меня не удастся, мама прекратила попытки, но всё-таки уложила меня в постель.
– Полежи, успокойся. Поспи.
Мама ушла в другую комнату, а я действительно уснул.
На улицу я вышел только вечером и то только после долгих уговоров. Во дворе было необычайно тихо и пусто. Не разговаривали у подъезда старушки, не галдели малыши. Я был во дворе один.
От безделья, а может из любопытства, я подошёл к злосчастной бетономешалке. Она уже не работала. Вокруг всё было в бурых пятнах, а внутри стенки бетономешалки из серых стали темно(бордовыми. Одним краем на лопасти, другим на краю цилиндра висел лоскут белой в красно(оранжевый цветочек материи, а на нем лежало что-то жёлтое, округлое и осклизлое, похожее на желток.
«Что это? – подумал я. – И почему он белый?»
Передо мной всё поплыло, ноги подкосились и  я, провалившись в темноту бессознательности, упал.
Очнулся я в кресле, в висках громко пульсировала кровь, в груди частило сердце. Я перевёл дыхание. Ладони, сжимавшие книгу, вспотели.
«Почему она белая?» – вновь пронеслась мысль.
– Тьфу, черт! – процедил я сквозь зубы.
Надо же, чтобы это вспомнилось именно сейчас. Я совсем уже забыл это давнее происшествие – у детства короткая память, а может, сознание само так решило. Не знаю.
Я задумался. Что там надо было? Кровь девственницы, лошадиное копыто, глаз жабы, кровь летучей мыши, земля с кладбища, белладонна.
Дети часто царапаются, раздирают коленки, разбивают носы – да, кровь девственницы могла туда попасть.
Лошадиное копыто? Не знаю. Люди много чего выбрасывают на стройку, считая её свалкой, вполне могли там оказаться и копыта, даже в виде желатина.
Что там дальше? Глаз жабы? Кровь летучей мыши? Всё может быть. Очень часто в городе можно увидеть и жабу, и лягушку. Ну, а летучих мышей полно на чердаках, в те же года мы часто смотрели, как они неслышно проносятся в сумраке ночи над нашими головами.
И кладбище действительно недалеко, земля оттуда вполне могла попасть на стройплощадку, а затем и в бетономешалку.
Насчет белладонны… не знаю. Я  даже не представляю, как она выглядит…
И тут до меня дошло, что я сижу и обдумываю, каким образом ожила бетономешалка.
Идиотизм!
Просто Руслан, вылезая из бетономешалки, случайно нажал кнопку пуска. Да, его другу не повезло. Только на следующий день после происшествия я узнал, что Шурик вылезти не успел. Они действительно прятались там вдвоем.
Я поднялся с кресла и потянулся. Читать больше не хотелось. Уже почти заснув, я опять перенесся в прошлое.
Память очень странная штука. Она заставляет переживать отдельные моменты жизни заново.
Я опять ощутил спиной горячую металлическую поверхность трансформаторного шкафа, я не выглядывал из(за него, а прислушивался. Отчётливо был слышен разговор Жеки и Сани о новом фильме, и ничто мне не мешало. Трансформатор не гудел, и всё было хорошо слышно. Да и кто оставит работающий трансформатор на площадке на выходные?!
На стройке все обесточивается…