В распечатанных плоскостях камер,
где-то за мутным стеклом
телефонных кабин,
нам отсекает
чужими ладонями таймер
с часа секунды,
оставив один на один
скомканный ченч
и фальшивое эго намёка
на неделимость,
на долгую, чинную смерть.
Не возвращать -
это только вначале жестоко.
Не возвращаться -
не значит еще - умереть.
В том, что была,
непонятно еще, что могла быть
скорая жизнь.
Обернувшись плацкартным райком,
память рожает
невинно зачатую слабость,
крестики ставит на зеркале
красным мелком.
Все, чего не было,
будет когда-то не с нами -
допинги слов, онеменье,
несросшийся шов...
Ветошь повязок набедренных
станет флажками
в резвой охоте
на избранных нами божков.
Устрицей мертвой
в брегете сухих датировок
время несросшейся жизни
осядет на дно.
Лодка уйдет
от одной из своих остановок,
где пассажиров счастливых
не видно давно.
Я остаюсь...
На знакомом до метра причале,
чтобы читать
на любимом до дюйма лице.
Только не страх.
Будет страшно когда-то в начале.
Только не боль.
Было больно когда-то в конце.