The kills/60 feet tall
«…Мне кажется, Вы холодны и опасны… Может вы немного живы?»
Школьники. Они заполонили все. Они носятся с ужасающим ревом по коридорам и лестницам, кидают свои мячики, прыгают в резиночки, курят за столовой, трахаются где-то в том же районе, восьмиклассницы красятся в кабинках туалета, хихикают, за углом, там, где, кажется, должен быть кабинет истории, курят травку маленькие щеночки, воображая себя крутыми, недоделки до глубокой старости, посылают окурки в направлении клумбы с этими… С календулой, мать и мачехой, инцестные цветы, неважно.
Сейчас большая перемена, значит где-то половина первого, солнце над головой в зените, я чувствую его сквозь свои закрытые веки, розоватым свечением, я слышу, как шестиклассники обсуждают грудь физички, своим, начинающим ломаться, голоском, я чувствую запах перегара где-то над моим ухом.
- Эй.
Я молчу и не хочу открывать глаза. Я умерла. Выключите кто-нибудь это гребаное солнце. Маленькие малыши, будущие профессора, врачи, политики, шлюхи, завсегдатае ночных клубов, весь этот ущерб общества, который пока что носит полосатые колготки, и краснеет при упоминание глагола «целоваться», ошивается на площадке для занятий физкультурой на свежем воздухе, я слышу, как какой-то маленький пень говорит « хочешь печенье», скоро он будет говорить «хочешь косячок?» или «закажите мне проститутку и валите от сюда». Всего-то какие-то жалкие 7-9 лет сделают из него настоящего человека… Я слышу, как кто-то хвастается первыми усами, я вижу, с закрытыми я вижу, как он лыбится и дает пощупать их своим одноклассницам.
- Эй.
Приходится открыть глаза, с непривычной мне легкостью, отрывать голову от локтя, что уже, кажется, прирос к этой лавочке. Но это ненадолго. Чертово солнце обламывает весь кайф. Где-то слева голос Анны Степановны, кажется, это феминистку звали так когда-то, она вела ИЗО, что-то с искусством, и всегда замазывала член на изображениях картин или статуй, что там было,в книжках, черным фломастером, прежде чем выдать их детям. Кощунства. Настоящая вандалистка.
Перегар над ухом принадлежит Лис. Маленькой Лис. С ее карими глазами, бедняжка Лис, ждала меня всю ночь. Она протягивает мне что-то черное полупрозрачное. Мои колготки. Она скажет
- Прохладно. – Поежится и сядет рядом, когда я уже буду в состоянии сесть сама.
Бедняжка Лис, с ее карими глазами, покрасневшими, нет, она не бережет свою сетчатку, она смотрит вдаль, затягивается, потом еще раз, разбитая Лис, с безукоризненным чувством собственного достоинства, затягивается, с обглоданным френчем, с растекшейся тушью где-то на висках, затягивается, пока я натягиваю колготки, порванные в некоторых местах.
- Помнишь ту? – Кивает мне она в сторону входа в школу, к которому стекается целая группировка каких-то перенедонеформалов, что выглядит весьма смешно.
Я не помню, поэтому не отвечаю. Я пытаюсь понять, как мне удалось протянуть на лавочке, возле этой самой чертовой школы, до половины первого и остаться не замеченной. Хотя бы садовником. Хотя бы дворником. Хотя бы кем-нибудь адекватным, не из той тусовки «двухтысячников» детенышей миллионеров, тех самых, что смотрят на простых обывателей милосердно, будто те просят у них милостыню.
Лис протягивает сигарету. Прохладно. Над головой шумит копна какого-то тополя или осины, не могу понять. Листья заполонили асфальт. Небо прикрыто смогом и светящимися тучками, воздух ни чем не пахнет. Осень. Черт возьми.
Я затягиваюсь, трясущимися пальцами стряхиваю волосы со лба. Никотиновая струя прокладывает дорожку где-то внутри, и, поселившись в легких, слишком резко отдается мозгам.
Пока я блюю, прямо сюда же, под желтую с никчемной позолотой лавочку, маленькая Лис смотрит куда-то вдаль, помещая в свои легки еще больше и больше смол, никотина, табака… Я думаю, куда все это девается потом? Группа из первоклашек в костюмчиках от Вивьен Вествуд переместилась в нашу сторону и, тычут в меня своими маленькими червяками – пальцами. Я показываю из-под лавочки средний палец, они уже знают, что это такое, Лис смотрит вдаль, сейчас я ненавижу ее, за пассивность или за сигареты, не знаю.
Остатки вчерашней ночи под лавочкой. Мимо проходит физрук, в синем костюме и со свисточком, приличный мальчик, натягивает носочки до колен до сих пор, интересуется, все ли в порядке, Лис смотрит вдаль, и я понимаю, что она уже успела вдолбить за утро приличную порцию злокачественной дури. Бедняжка Лис, бедное декоративное растение. Физрук внимательно смотрит, как я подаю признак жизни, кивнув, что «все в порядке». Как только он отходит, я вспоминаю, что, кажется, его зовут Сергей Васильевич, и меня снова накрывает, и я снова лезу под лавочку, сгребая волосами челки первые опавшие листья.
Мне немного обидно за Лис, мне кажется, что ее тушь слишком заметна, и выглядит она как пробитая наркоманка-алкоголичка, с этими черно-лиловыми кругами под карими глазами, ей следовало бы таскать с собой влажные салфетки. Или покупать водостойкую тушь, или, лучше вообще ей не пользоваться, ведь как-то неприятно смотреть на такие темные разводы.
Мимо цокают две, судя по всему, одиннадцатый класс, одна, со слишком большой грудью, другая, с бровями, напоминающими ниточки на стрингах, не успел начаться учебный год, а они обсуждают, кто какое платье наденет на выпускной, Валентино? Бербери? DKNY? Грудастая говорит, про пуш-ап, пуш-ап до ушей, Мисс Бровь говорит, что не собирается пить ни чего кроме Кристал, но как всегда, все закончится под столом с бутылкой водки и песнями эстрады 90х. Я не понимаю, почему меня это волнует. Возможно от того, что, кажется, я не была на своем выпускном… Хотя… Где я только не была.
Они смотрят на меня, на меня в драных колготках, вытирающую лицо рукавом чужой кофты, на Лис, бедняжку Лис, которая направляет свои карие в их сторону и, поморщившись, достает еще одну сигарету. Грудастая и Мисс Бровь прикрывают рот ладошкой, то ли от вони, которая окружает нас, то ли они тупо ржут. Лис выпускает в их сторону струю дыма.
- Идите. На хер.
Она говорит это с такой легкостью, практически по слогам, смакуя каждую букву, будто покупает мороженое с шоколадной стружкой.
Они думают, что ответить, видимо наш вид их задорит и пугает, но ни та не другая не подчинится, мы не те, кого нужно слушать. В данный момент.
- А то что? – Мисс Бровь решила сделать роковую ошибку и тут же спряталась, прикрывшись грудью своей подруги.
Малышка Лис срывается с места, подлетает к той, буквально шквалом, подняв грустные листья с асфальта своими каблуками, она похожа на смерч, тушь на ее глазах опускается все ниже и ниже, я уже хочу заплакать от этого зрелища.
Бедняжка Лис хватает мисс Бровь за воротник блузки, кажется из старой коллекции Пуччи, так ей и надо, и подтянув ее к самим своим губам, о, эти губы, она что-то шепчет ей на ухо, и улыбнувшись, о, эта улыбка, она целует это недоперенедоразумение в самые ее накрашенные, будто краской для забора, губы.
Грудастая отшатывается в сторону, я нервно подрываюсь, что бы сказать Лис, про ее тушь, но что-то останавливает меня, в смятении продолжаю ерзать по лавочке. Что-то еще раз ложится на мое плечо, краем глаза, я понимаю, что это рука, и она явно не моя, потому что мои при мне, и она явно не принадлежит Лис, потому что та занята и стоит прямо передо мной, и эта рука явно не тех двух, я хочу обернуться, но не могу.
- Я попрошу покинуть вас территорию школы.
Рука говорит со мной.
- Отвали. – Отвечаю я ей.
Рука нагло разворачивает мою замызганную морду в свою сторону, какой-то мужик, кажется новый зам.директор, судя по лощеному пиджачку и галстучку Бруно Банани с треугольниками, как будто он не зам., а учитель геометрии, зализанный до последнего волоска на голове, наверняка бреет ноги и ходит по пятницам на маникюр, он говорит мне
- Вам не понятно?
Я представляю, как выглядит мое лицо, я высматриваю его в глазах монстра в галстуке, но вижу только отражающиеся блики и теплое голубоватое свечение его роговицы.
Звенит долгий, рвущий воздух на части, звонок. Вся мелкосочная ботва мычит, недовольно подбирает сумки, выползает из кустов, поправляет штаны, выкидывает косяки, и подбирается кучкой к главному входу. Я хочу ответить, но из меня выдавливается какое-то унылое «Ааа…», я киваю, я представляю, какие ароматы я распространяю на его пиджак.
Малышка Лис, как всегда, спасает ситуацию, она хватает меня за руку и отрывает от лавочки, так, что слышен звук очередной поползшей стрелке на колготках.
- Кажется, он на тебя запал. – Вдыхает она мне в ухо и тащит куда-то, по одной из скрытых тропинок.
Я не собираюсь сопротивляться, ноги мои ватные, голова такая же, я похожа на один большой протухший кусок мяса. Я оборачиваюсь на когда-то свою школу, и вижу как пиджак удаляется, унося с собой и галстук и голубое свечение.
Лис заталкивает меня в свой Лексус, ударив мою коленку пару раз дверью. Внутри немного душно. Внутри Фэнди, Ланком, что-то еще, неважное, чехлы, сраные чехлы, Прадо, с черной инкрустацией, как они меня достали, моя сумка, выпотрошена до основания, моя сумка, кажется, какая-то из них, она меня бесит, и я выкидываю ее на заднее сиденье, внутри удушье. Лис пристегивает меня ремнем, заботливо нажав кнопочку плея, воздух разрывает Muse. Fillig good. Она повторяет
- Ну ты и уродина.
Я сообщаю ей о растекшейся туши. И закрываю глаза.
Мне кажется, моя очередная жизнь закончилась.