Это скандальное дело получило широкую огласку. Собака в ту жуткую ночь не переставала лаять ни на минуту. К утру охрипла. Кому из жителей города первому пришло в голову поинтересоваться причиной её собачьего горя, сегодня не помнит никто. Может быть, это был дежурный сантехник или какой-нибудь случайный прохожий, неравнодушный к чужой беде, но этот человек позвонил в милицию и сообщил страшную новость. В районе теплотрассы найдена обезображенная человеческая голова. Доносчик не сообщил своего имени и отчества, он был сильно напуган и, по-видимому, имел в прошлом большие неприятности с правоохранительными органами. Такого человека, как правило, долго таскают по кабинетам и допрашивают; проверяют алиби, и при отсутствии такового - он первый подозреваемый. И, слава богу, что этот славный малый так и остался неизвестным. Потому что, как станет ясно из дальнейшего повествования, он поступил мудро.
Оперативники не придали вначале сигналу никакого значения. Они с нетерпением ожидали результатов очередного тура чемпионата страны по хоккею, многие из них сделали ставки на предстоящие матчи. И кануло бы всё в небытие, звонок не был зарегистрирован, но людской телефон сильнее и надежнее автоматики. Весь город шумел уже через полчаса возле страшной находки. Все новые и новые ротозеи затаптывали последние следы преступления. Кто-то пнул голову ногой, и она улетела в сугроб. Потом её отрыли. Проницательные сыщики опознали убитого бомжа. Как Медузу-Горгону, брезгливо вертели они по очереди в руках страшную находку, осторожно стряхивая снег с обескровленного лица, и держали её при этом за волосы так, чтобы не встретиться с нею взглядом. Словно стылая боль могла ожить и вспыхнуть, испепеляя жестокие души. Долго потом отмывали сыщики в снегу свои руки, тщательно вытирая их старыми тряпками, на которых ночевал убитый. Слишком активную деятельность вёл старик в последние дни своей жизни: наследил у городничего, построил детский стадион, был выселен из общежития за нарушение санитарных норм. Светлана Михайловна Мирзоева неоднократно обращалась в милицию с жалобами на преследования со стороны этого человека – маньяка, вымогателя денежных средств.
Ручей в овраге был вскрыт и обследован, останки человеческих костей извлечены на свет и сняты на фотоплёнку. Сыщики недоумевали, кому и зачем нужно было так уродовать тело бомжа – бесполезного человека, не имеющего за душою ни рубля, ни квартиры. Были проверены алиби у всех освободившихся недавно из неволи людей и внимательно изучены их секретные дела, любезно предоставленные спецчастью учреждения – каких-либо кровных врагов Корнеев не имел. Следствие скоро зашло в тупик. И было бы забыто уже через неделю произошедшее на теплотрассе событие, как по городу с катастрофической скоростью стал распространяться новый слух, что мирзоевская говядина сладкая на вкус и какая-то не такая. Провели экспертизу пельменей, слепленных в цеху известного предпринимателя, и снова зашумел народ, и забрехала пресса. Мясо убитого бомжа присутствовало в фарше.
Вислоухов возобновил запой сразу же по возвращению домой утром того злополучного дня, когда совершил убийство и надругательство над убитым. Он бредил во сне, бормотал, вскакивал с кровати и кричал ночами в окошко. С кем-то беседовал страстно, при этом спорил, оправдывался, извинялся скороговоркой за что-то и плакал, ударяясь о подоконник головой. Совою ухали двери его балкона, и дребезжало на ветру расколотое стёкло. Соседушки в страхе просыпались и, затаив дыхание, прислушивались к тому, что творилось за стенами.
- Мент поганый, напуган произошедшим. – Вот бы сняли его с работы, - Да и сами они были шокированы убийством не менее мента. Городничий поседел в серебро. В областном собрании в его сторону косились, ухмылялись лукаво, шептали что-то в спину, в глазах у губернатора он видел упреки в свой адрес.
- Я, - мол, - за тебя агитировать приезжал. Помогал тебе деньгами и связями. Протолкнул на самый верх впереди коммуняки, обустроил выборы. И кражи твои очевидные из бюджета не замечал, а ты, засранец, не оправдал надежд, не устоял перед криминалом. Да не едят же людей у нас в Ковылине, в областном, стало быть, центре… В натуре… кто виноват?
И комиссия за комиссией инспектировали город Колчеданов, проверяли документацию, принимали паломников - ходоков за правдою-матушкой. С болью, со слезами, с обидою на местных чинуш приходили люди, дрались в очередях от отчаяния не попасть на приём к государственному инспектору. Виновных отыскивали сразу же после доноса и наказывали рублём. Самых старых из них выпроваживали на пенсию. Но федеральный ураган иссяк, и в кабинеты городской администрации возвратились прежние покой и порядок.
- Вставай, Вислоухов!.. Вставай, брат, пора, – городничий весело тряс его за плечи, дверь в квартиру полковника оказалась открытой. - Совсем иссопливел, расслабился, словно карась в рукомойнике. Лежишь, перепуганный насмерть и мокрый, словно курица, да блюёшь, как семиклассник. Офицеры милиции стояли за спиною у мэра и подобострастно улыбались.
- Пришли брать, - догадался Вислоухов. – Уже поди раскрыли убийство.
- Сколько можно пить, гражданин начальник? – продолжал городничий.
Запах терпкого чая наполнил жилище. На кухне уже хозяйничал кто-то из молодых.
- Чифирнёшь, господин полковник? Замутили немного… Труп этот проклятый нашли. Кругом кипиш, рамсы наводят. Знаешь, что ждёт тебя в будущей жизни? – мэр задвинул ногою тазик с блевотиной далеко под кровать и поставил на его место табуретку напротив больного. Присел, наклонился и внимательно заглянул в глаза загулявшему другу.
- Тюрьма! – прохрипел ему Вислоухов.
Офицеры милиции рассмеялись.
- Генерала инсульт стукнул! – торжественно объявил мэр, поднимая правую руку вверх. - На ладан дышит парализованный!.. Всех это человеческое мясо достало, захожу в наш буфет намедни, и кажется мне, будто тухлый человеческий запах закладывает ноздри, а около самого прилавка, хоть тазик у тебя бери и ставь - тошнит. Погряз, вот, в самом, что ни на есть, последнем вегетарианстве, похудел на четыре с половиной килограмма - беда. А Мирзоев – мразь, какая мразь! Божится, сука, что не при делах. В гараже у него гильотина, ножи, вонь и крысы, величиною с ботинок… Бомжи живут. Его бомжи – сам я их видел на строительстве стадиона. Футболисты дырявые…
Вислоухов клацал о кружку зубами и дрожал.
- Чего же ты не радуешься, полковник?.. Телефонограмма пришла из самой Москвы.
- Какая такая телефонограмма?
- Утвердить тебя в должности начальника милиции. Надо всеми, стало быть, мусорами ты – старший. Генеральские погоны уже не за горами!..
От неожиданности Вислоухов залпом проглотил весь оставшийся кипяток и завыл от ожога глотки.
- Да не переживай ты так искренне, полковник, не прилично это на глазах у подчинённых. Сегодня спокойно спи и похрапывай… А завтра выходи на службу трезвый, как стеклышко, да пора бы поставить точку на этом страшном деле.
- Я разберусь, Иван Александрович… Я найду - кого посадить, за что посадить и как посадить. Я знаю наше уголовное право, как свои пять пальцев!
- Да я и не сомневаюсь в этом, генерал, но закодироваться тебе всё-таки надо. Каждое твоё слово и каждый поступок отныне взвешивают законопослушные сограждане и ты должен стать для них примером и надеждой в борьбе с криминалом.
Серёгу и Абрама задержали под утро в гараже, где они доедали супец из кошки, мясо которой по весу не стоило даже четверть стакана водки. Верка-подельница не решилась его принять это мясо на кухню и оценить его. В милиции бомжей обвинили в убийстве товарища. В качестве доказательства по делу фигурировал нож, который сотрудники захватили с собой из гаража. Задержанные не сознавались в «содеянном»: юлили, плакали, говорили, что не понимают о чём идёт речь. Но на вторые сутки дознания не выдержали милицейского пресса и раскаялись. Они сознались во всём: рассказали, как долго вынашивали мечту разбогатеть; как убивали собак и кошек, и вот теперь ещё и человека, вчерашнего их приятеля. Оправдывались тем, что, мол, бес попутал, но скорый суд не принял во внимание это обстоятельство и приговорил преступников к пожизненному заключению в зоне особого режима. Громкое это дело заглохло и скоро городское вегетарианство закончилось. Горожан перестало тошнить при виде сырых пельменей. Растаял снег, и пришла весна.