Выйти из запоя непросто даже самому святому милиционеру. Вислоухов валялся дома в холодном поту, проклиная вчерашний день. Икая, он отрыгивал желчь. Словно резинка, вытягиваясь, утренняя рвотная масса медленно покидала больное тело и ложилась на ковёр после долгой раскачки, минуя тазик со вчерашней скорострельной блевотиной. Это соляная кислота по инерции продолжала тягаться с водкой за доминацию в желудке. Как и всякий уважающий себя алкоголик, полковник не закусывал ни после первой, ни после второй рюмки спиртного, а после третьей - вставала дилемма: питаться или «догнаться». Голод, как правило, отступал на задний план, и снова были первая, вторая и третья рюмки. Колотила кондрашка, стучали зубы. Силы покинули тело вон.
- Водка, конечно, превкусная штука, и я её люблю, - думал пьяница, поглаживая бутылку из-под неё, – но пора бы мне и честь знать… на работе, стало быть, появиться… скоро аванс. Подстричься, побриться, почистить сапоги…
Но мимо магазина дороги нет, и полковник про это знал. Вино-водочная зависимость давала знать о себе ежеминутно. Последним усилием воли он приковал себя к батарее отопления, а ключи от наручников выкинул в самый дальний угол комнаты на книжный шкаф. Так проблема любви и долга решилась в пользу долга. Эта была замечательная находка, если бы не но…
Вислоухов исчез из жизни города. Словно цепная собака, он дёргался вправо и влево, тряс телесами. Батарея не выдержала повышенных динамических нагрузок. Стала потеть и сморкаться водой. Только тут Вислоухов понял свою ошибку. Мучила жажда, а поди-ка дотронься языком до горячей трубы. В прихожей надрывался телефон – звонили сотрудники, но не мог он дотянуться до трубки, заняты были руки!.. На третьи сутки полковник, наконец, не выдержал добровольного заточения в квартире и начал что было силы стучать по металлу кандалами и орать через стены соседям, чтобы те позвали на помощь «Сову». Это была спасательная фирма, которая бдела и день, и ночь, открывая людям случайно захлопнутые двери.
- Белка у мусора. По фазе сдвиг, - вместо «Совы» проницательные жильцы вызвали санитаров из психиатрической больницы.
Зловредные эскулапы проникли в квартиру через окно и освободили полковника. Они отвезли его в приёмный покой городской наркологии, и вылечили бы окончательно от алкогольной зависимости, если бы нашлась хотя бы одна свободная койка в стационаре. Но именно в эту пору на меткомбинате выдавали зарплату рабочим, и желающих отлежаться в под крышей «Красного креста» было так много, что они приходили за больничными листами к врачам со своими раскладушками, спасаясь от увольнений.
Выйдя на следующий день на работу, оклемавшийся мент похвастался, как он одолел Зелёного Змея: «Хвать я его двумя руками за хвост и на лопатки». Женщины восхищались героем, передавали из уст в уста подробности этой недюжинной борьбы. Дома на его примере воспитывали мужей, да порою так нервозно, что те, попадись им Вислоухов на узкой тропинке в горах, с миром не разошлись бы…
Прочь уходило солнце. Последние потоки дневного света брызнули на покрытые холодом Губерлинские горы. Бордовою рекою закат растекался по горизонту словно кровь, сворачиваясь во мгле наступающей ночи. Чернели силуэты цехов и труб Орско-Халиловского металлургического комбината. Молочного окраса пар от котельной мягкой ватой обволакивал раненое небо, но верхние, самые беспокойные потоки воздуха обрывали эту врачующую пелену, вновь и вновь обнажая кровавое месиво…
Ночь охоты настала. Весь предыдущий день было пасмурно. Вьюжило. Тяжёлыми хлопьями снег отплясывал над миром сатанинские танцы, присыпая дорожные наледи и коммуникации. Старые следы почти исчезли. Тропы сгладились, но, всё же внимательно глядя под ноги ещё можно было угадать их недавнее расположение и изгиб. Ничего не помешало Копчёному разведать, в логове ли собака. Дважды она покидала своё жилище и дважды она в него возвращалась. Свежая борозда на снегу подтверждала это.
- Спит зараза, - шепнул он полковнику на ухо.
Ветер как будто стих. Мороз окреп. На металлической обшивке теплотрассы трещали заклёпки. Вислоухов загнал в стволы патроны, взвёл курки.
- Может быть уйдем от греха подальше, полковник?.. Оставим это сатанинское дело на потом, назавтра?.. Ты погляди на заводы - сочится небо, словно на перевязке в травмотологии.
- Это мартеновские трубы чадят.
Копчёному было страшно.
- Быть беде, гражданин начальник!
- А что нам помешает?.. Похмельный синдром Или нечистая сила?..
Вислоухову тоже передалось тревожное напряжение этой ночи, но он всё ещё храбрился. Где-то в глубине души засосало, закружилась голова, под кадык подкрались тошнота и слабость. Так мы ощущаем трагедию, судорожно перебирая в уме всевозможные её причины и последствия. Сколько раз в последний момент мы отступали и уходили от опасности, но именно по пути домой что-то и случалось. Однако было и другое. В схватке с трудностями победа оставалась за нами, но такой ценой, что приходилось задумываться, а нужна ли была она?
Полковник вспомнил, как в молодости впервые ему пришлось выколачивать признание из упрямого ПТУшника, который дерзил на допросе и не желал сознаваться в краже водки из поселкового магазина. «Западло, - мол, - товарищей выдавать», а начальство торопило с закрытием этого дела и наблюдало: мент или не мент Вислоухов. Обломает ли новый сотрудник этого сопляка или грош цена - окажется слюнтяем?.. Как он боялся тогда оплошать и опозориться, что никто из офицеров милиции не поздоровается больше с ним за руку, не выпьет с ним вина на досуге или хуже того, в свиту праведников «от юстиции» зачислят его сотрудники… Это был бы позор!.. Но с чего начать и как ударить наглого парня? Ничего не писали об этом в учебниках по сыску. А работа ждала…
Он вспомнил, что в школе его учили любить животных. Но в подвалах были другие законы. Пацаны распинали за лапы мышей и крыс, мучили их. Выкалывали глаза, протыкали уши, обливали бензином и жгли факелами эту беспомощную, визжащую плоть.
- Крыса - враг человека, - поучали старшие пацаны.
Как-то они заметили, что Вислоухову не по душе такое занятие.
- Ты – чистоплюй… Мы тебя заставим жрать эту землю, ты будешь жевать наши носки… Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас.
Он полюбил коллектив, поверил в его могучую силу. Жёг и мучил, и чувствовал, что на костях построена цивилизация, что топор палача всегда востребован для утверждения иерархии власти. Что это надёжный кусок хлеба.
- Да отсохнут у вас руки, - возмущались немногие.
Но их гнали, свистели им в след, их били ногами. На языке у ренегатов росли типуны, а руки у палачей не отсыхали. Их руки крепли.
Первый удар подростку он нанёс сзади, потом второй, третий; вошёл в раж, а при написании протокола допроса неожиданно растерялся: «А в чём собственно сознался юнец?» Вот тут и пришли к Вислоухову на помощь его друзья по милицейскому цеху, посочувствовали, попереживали, довели его первое дело до конца. Он стал полноправным членом команды и не разу в жизни потом не усомнился в ошибочности своих действий. Бил людей добросовестно, технично - боли в запястье не знал…
Всё это вспомнилось почему-то ему в этот кровавый вечер. Какое новое испытание приготовила судьба? Какие муки совести он ещё не преодолел на пути к успеху?.. Кошки? Да-а, он только что уничтожил всех кошек города… Собаки? Да разве без него не ели собак?.. Но, терзаемый памятью, оступился полковник и сошёл с запорошенного пути чуть в сторону, провалился в сугроб… Когда выкарабкивался обратно на твердь, опираясь на упавшее рядом ружьё, непроизвольно нажал курки. Грохнул выстрел. Заложило уши, пальцы рук вдруг повело судорогой. Острая головная боль, как током пронзила могучее тело мента от висков до ногтей. Парализованный он замер истуканом между труб теплотрассы и сухими от ужаса губами прошептал напарнику:
- Посмотри, поди, что там с нею?..
Собака была жива. Она кинулась на Копчёного и, надрываясь от ярости, рвала его дублёнку.
- Дай мне ружьё, полковник! – орал подельщик. - Эта зараза меня задушит ни за что, ни про что, так её раз эдак, собачью мать …
Вислоухов очухался и поковылял на этот крик, размахивая прикладом, как саблей. Только тогда хромая, одинокая сука кинулась от этих людей в сугробы и ушла в темноту, звать на помощь. В эту ночь её беспокойный лай был слышен всему населению города. Она рассказывала миру о произошедшем несчастье так, как оно было на самом деле. Она не соглашалась с устройством этого мира… Самые смелые средства массовой информации исказили её голос, не дали впоследствии истинной картины произошедшего, тасовали факты так, как этого хотели их учредители. И написали неправду… Не приняли во внимание и на суде её свидетельские показания, обреченная на вымирание, душевнобольная, собака была для суда недееспособной… Но не ради денежного довольствия, а по зову сердца до последнего дня его жизни она служила человеку, разделившему её участь - бомжу.
- Что случилось, Вован?
- Ты убил человека…
Картечь обезобразила лицо Корнеева. Были повреждены ключевые артерии: сонная, подключичная, висковая… Кровь вытекала ручьями из рваного тела.
- Я убил бомжа…
Можно лишить жизни человека в бою или при попытке к бегству, исполняя служебный долг. Можно его убить чужими руками, и человечество имеет богатый опыт в плетении интриг. Злорадствуют короли, когда их родственники умирают на эшафоте и торжествуют президенты, когда кому-то из объявленных ими врагов сворачивают шею в камере уголовники. Порою это делают в назидание другим. Мочат в сортире, по капле выдавливая кровь - по понятиям или за деньги. А сколько жизней проиграно в карты? И что греха таить – мы, законопослушные мещане, радуемся смерти каждого вельможи от зависти к нему или по злости… Да... Так оно и есть!.. Бог покарал, а наши руки чисты. Однако другие тираны не лучше прежних…
- Что будем делать, начальник?..
-Надо его расчленить и прятать по мусорным ящикам, чтобы собака металась.
- Найдут, как пить дать, найдут и посадят…
Копчёный внимательно посмотрел на друга. Вислоухова колотил нездоровый озноб. Стучали зубы. Он их сжимал и скрипел ими от страха, но дрожь не проходила… Полковник поглядел на подельника и тот догадался, что отступать им уже некуда.
- А может быть его в мясорубку, в пельменный цех?
На том порешили. Слишком многое уже связывало их в этом мире. Огласка и ответственность за содеянные грехи перед Жизнью были совсем ни к чему…
Труп разделали быстро, на месте. Отрезали голов, ноги, сняли с убитого шкуру, и в мешке, предназначенном для собаки, перенесли его мясо в цех по приготовлению пельменей. Остатки убитого человека, его кожу да кости засунули в ближайшем овраге в полынью под лёд и закидали снегом нехитрую прорубь.
- За день затянется… Слава богу, мороз на дворе…
Верка-подельница была поражена. Она заявилась на работу раньше всех остальных стряпух. Копчёный крутил мясорубку, а мокрый от пота полковник ему пособлял. Выглядел он нелепо. Фирменная рубашка была расстёгнута настежь, светился живот, служивый мешал новый фарш со старым. Вчерашняя темная говядина в кастрюле порозовела и смотрелась веселее, нежели работники - тошнило обоих. В мусорном баке виднелись остатки отрыганной пищи, стоял специфический запах пивной.
«Опять нализались», - догадалась женщина и бойко спросила у Копчёного:
- А мясо-то где взяли, Вован?
- Абрам и Серёга достали…
- А наблевали-то что?
- Обмывали новые звёзды нашего мента, - он показал ножом на упавшую с вешалки шинель. Выглядело серьёзно. Верка еще не видела Вислоухова при новых погонах. Быстренько она накинула на себя рабочий халат и достала из кармана одёжную щётку. Поднявши с пола шинель, подельница принялась отскабливать с неё следы желчи и крови.
- Корову что ли убили?
- Корову…
- Ту самую или какую другую?
- Ту самую, Вера! – сердито рыкнул Копчёный.
- Какая-то она не такая, а розовая слишком…
- Молчи, Вера!.. Возьми у него весло и килиши фарш в кастрюле, - Вовка поднял глаза на милиционера. Тот был перепуган и бледен…
- И прячь! Килиши и прячь, чтобы Мирзоев не видел, чтобы Светке-суке, не догляделось… И стряпухам об этом знать ничего не надо. Ни слова, ни-ни…
- Это не говядина, - удивилась женщина, разглядывая мясо ближе. - Это свинина, опять украли? А крови мне на гематоген оставили?
- Не пытай меня, Вера, – заорал Копчёный. - Для есть этого мусор! – он ткнул ножом на мента. - Наш оплот и наша «крыша»!..
Втроём они скоро закончили работу и прибрались в помещении, вынесли отходы на свалку, открыли окна, и скоро запах человеческой смерти выветрился наружу. Потом мужчины отмылись, отчистились, осмотрелись и облегчённо вздохнули. Выпили самогонки на сон грядущий да разошлись по домам. Все было «чики-чики».