Эпиесе 21. ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН.
Привыкли считать от века:
Собака – друг человека.
Однако, отнюдь не всякий
Достоин быть другом собаки…
*
Муза Ипполитовна поправилась быстро, и жизнь моя покатилась, как прежде, по накатанной дорожке. Работа, регулярные встречи с Музой, писание стихов, долгие прогулки с Аяксом. Вот тут-то неожиданно и случилась кочка, которая тряхнула меня основательно.
Любили мы с Яксиком гулять в Тимирязевском лесу. Это московское чудо: почти в центре города – настоящий лес, чистый воздух с запахом сосен, тишина, нарушаемая лишь пением птиц. Ну, люди гуляют, конечно. И люди разные, как оказалось.
Шли мы как-то с Яксиком по дорожке неподалёку от пруда. А навстречу нам шёл здоровый мордатый мужик, в кожаной куртке и тренировочных штанах. Рядом с ним - крупный бойцовый пёс. Я и пород их толком не знаю – ам-стафф-пит-буль-ширьеры всякие. Я подобрал Яксин поводок покороче. А мужик и не шевельнулся, но пёс его, вижу, уши начал прижимать и губу верхнюю поддёрнул, оскалив клык. Я мужику говорю – попридержи, мол, собаку. А тот с ухмылкой: ему полезно размяться немного. Ах ты, гад, думаю! И тут его пёс рванулся. Я-то успел бы его встретить, да Яксик мне помешал, прижавшись к ногам. И эта чёрная туша вцепилась Яксику в шею. Как тот взвизнул… Дальше уже визжал "боец", которого я схватил за брыли, рванул голову его назад и колено всадил в кадык. Потом, для верности, пару раз приложил ещё мыском кроссовки в пах. Пёс валялся, хрипя, на песчаной дорожке, Яксик припал на траве, пытаясь слизать кровь из раны на шее. А придурок-мужик, грязно матерясь: "сука, ты мне собаку убил!", - рвал из кармана пистолет. Тут уж на меня накатило, и врезал я мужику пяткой в лоб от души, да по ушам разок. А здоровый бугай! Лежит, морда вся в крови, и, матерясь, обещает урыть меня. Я забрал пистолет его (газовый, но с дробовыми патронами) и закинул в пруд. А мужику сказал, что если увижу его ещё раз здесь с собакой, будет им обоим совсем-совсем плохо…
А на следующий день вечером шёл я с Яксиком по переулку, возвращаясь из ветеринарки. Рану зашили, забинтовали, сделали укол, сказали, что ничего особенно страшного нет, но надо будет через неделю зайти, показаться. А навстречу нам идёт группа ребят, человек десять. Я, задумавшись, и внимания на них не обратил сперва. И только вблизи увидел, что неспроста они тут оказались. Перекрыли они весь тротуар, и ждут нас. Впереди – качок, шея бычья, глазки маленькие и зубы чёрные, гнилые. Я иду молча. Качок гнусавит, что ему не нравится, когда водят тут всяких псов полудохлых, зараза от них, мол, всякая. И тут я увидел у двоих, сзади, биты бейсбольные. И мгновенно сложилось в голове – вчерашний мужик и эти. Ох, некстати всё… И почувствовал знакомый холодок в затылке, услышал тонкий звон в ушах и голос инструктора-"рукопашника" Парфёна: "Включай рефлексы!" А они уже сами включились, и шаг стал другим, скользящим, и зрение рассредоточилось. А качок уже замахивается. Я нырком ушёл ему под руку, перехват и – на излом. Кость захрустела, кажется, на весь переулок. Качок заорал, но я уже двигался дальше, ища глазами главного. Ага, вот он, стоит за спинами двух шестёрок. Худощавый, с золотой фиксой, расслабленный, и нож в руке. Хорошо держит… Ладно, тем хуже для тебя, сука. Ближнего из шестёрок – сбоку в колено, и опять хруст, второго – ребром ладони в горло. Ой, глубоко-то как, быть "холодному"! Но я был уже перед фиксатым. В глазах – растерянность: не ожидал он оказаться на первой линии так быстро. Но лезвие заходило из стороны в сторону, ожидая момента. Но не дождалось: я ударил "осой" – пальцами, сложенными в щепоть – в глаз. И – по кадыку! Кажется, и этому быть "холодным"… И тут что-то, происходящее сзади, заставило меня рвануться в сторону. Чуть я опоздал: вместо головы моей удар биты обрушился на правое плечо. Так, мелькнуло в голове, руки нет, но ноги-то целы. Ну, твари, держитесь! И тут я краем зрения увидел: Яксик мой висит, вцепивщись сбоку в горло парня с битой в рукой. Ах, герой! И я стал бить наповал: в висок, в пах, по печени, в горло. Пока дикая боль в пояснице не полыхнула синим в глаза, и всё смолкло вокруг. "Жаль, не успел…" – подумал, медленно оседая. Лёг на асфальт, и привиделось мне что-то странное: конь, вставший на дыбы, всадник… или всадница, а в руке – палица. И я отключился…
Пришёл в себя дома, на родном диване. Тишина, и вспомнил всё, что случилось. Только не болит ничего. "Неужели помер…" - подумал. И, видно, от жалости к себе, издал какой-то звук. И тут же из кухни появились Муза Ипполитовна, Яксик и… Пелагея Марковна. Встали и смотрят на меня. Первой заговорила бабка Пелагея:
- Ну, что, герой, оклемалси? Вот, хулиганничаете тут, а бабке лечить вас, ни день, ни ночь покоя нет…
Муза прикрыла ей рот ладонью, погладила по плечу, подошла к дивану, встала на колени и поцеловала меня.
- Молчи, дурачок, всё хорошо, всё в порядке, лежи и молчи…
И гладит меня по голове. А у меня в глазах расплылось всё. Да нет, от слёз…
Дней через десять я уже вышел на улицу. Правда, в мягком корсете и с тугой повязкой на плече – ключица у меня всё-таки оказалась сломана. Но усилиями бабки Пелагеи и Музы Ипполитовны все сломанные кости встали на место и ускоренно срастались, гематомы рассасывались, а лицо моё от усиленного питания даже округляться стало. А Яксик – так тот скакал козликом, рана заживала, швы сняли, и даже шёрсткой шрам стал покрываться.
И встретил я около своего дома Егорыча, участкового. Тот подошёл, посмотрел на меня внимательно, и подозрительно участливым голосом спросил, что это меня не видно было последние дни.
- Приболел вот, Егорыч, простыл малость.
- Простыл, значит. А с рукой что?
- Да, понимаешь, Яксик мой здоровый стал, дёрнул тут поводок, а я рот раззявил, вот и потянул плечо.
- Яксик – это да. Так ты, значит, и не слышал ничего о наших делах?
- Нет, а что случилось?
- Да, так, ерунда, раз не слышал…
- Ну, Егорыч, интересно, скажи!
- Странное дело произошло тут в Астрадамском. Шли ребятишки, 12 человек, гуляли, говорят. И вдруг на них напали: с одной стороны - ниндзя с огромной чёрной собакой, а с другой – ну, совсем уж не поверишь! – всадник на коне, в доспехах и с мечом. Вот какие дела у нас…
- Да ладно, Егорыч, пьяные небось были, или обкурились, вот и померещилось.
- Да уж померещилось! На четырёх санитарках их увозили. Двое холодных, остальные – со средними и тяжёлыми травмами. Да, у одного полщеки отгрызено. Так и не поняли – то ли конь его так, то ли пёс. Дела… И на месте происшествия найдены: два ножа, четыре биты бейсбольных, цепь с гирей и кастет с шипами – во! – в два пальца. А бедолаги божатся, что это всё не их, а ниндзи. Так не слышал, значит?
- Да нет, Егорыч, говорю же, болел я, Пелагея вот приходила…
- А, ну, раз Пелагея – тогда конечно. Ну, бывай здоров, пошёл я народ от ниндзев оберегать. Да, погоди, вот тут поводок у меня завалялся случайно, с места присшествия. Думаю, Яксику как раз впору будет. Ну, ладно, идти надо. Не болей!
Я смотрел в спину Егорыча и тщетно пытался проглотить ком, вставший в горле.
В детстве еще, помню, дед учил –
Полезно и вам будет, брате:
- Не хвались, на рать едучи,
А хвались, едучи с рати…
(Продолжение следует! Следите за рекламой!)