Ни спектра категория, ни гаммы, ни зодиака прихоть внеземная,
Но - нечто, смысл чего не постигаем - растёт во мне, Психеи лик меняя.
Из импульсов, примет, предубеждений, вибраций интуиции провидца,
Оно исходит смутным побужденьем, конкретностью желания ветвится,
Вскрывается оттенком настроенья - то голубым мечтательным и хрупким,
То белым, безоглядно откровенным, то тайным, в цвет ореховой скорлупки.
Дождём всплакнёт, и тихо разольется лиловое цветенье на болоте,
Иль умброй мха у древнего колодца растравит боль в закатной позолоте.
Иль вызреет весельем настроенье, и мир проснется в ярмарочной шали,
Но краток миг обманутого зренья, недолог век фантомной пасторали.
А сердце, все захлебываясь смехом, заходится в инфарктном резонансе,
Под стон уключин быта, кратным эхом пытаясь вторить реквиему, вальсом.
Бывает настроение усталым, с измученными за ночь лепестками,
А то игривым, будто луч в кристалле, иль грустным, словно ландыши в стакане.
Бывает всё равно и всё едино, я ухожу в пустыню безразличья,
Где правит золотая середина, и с золотом безмолвия граничит.
Бывает - гнев, кровавее кармина, всплывает из глубин кустом кораллов,
Но через миг, невинностью жасмина раскаянье восходит запоздало.
А то вдруг, норовит сорваться в пропасть, так стелется чинара над обрывом,
Свободой роста презирая робость, на зло ветрам безудержно игривым,
И, кажется, сорвись и полетела, всё падая, паря, и сладко плача,
Душою расставаясь с весом тела, и всем, что для души так мало значит.
Бывает настроение - качели: взлетаю, зависая в предпаденьи,
И - вниз - в надрывный плач виолончели, щемящий шорох желтизны осенней.
Бывает - мне везет, я как-то слышу такую же мятущуюся душу,
Столь безнадёжно жаждущую свыше, хорала Баха в тишине гнетущей.
И глохнет полночь в оловянном свете, грань тени усугубив до предела,
И одиночество, накинув плащ эстета, идет бродить в гравюре черно-белой.
А то вдруг - нараспашку все антенны, в стекающее праной мирозданье,
И в полутьме проступят полутени, полутона и полуочертанья.
Случается, собою не владея, я рею в эмпиреях вдохновенья,
Как в ауре дурманной орхидеи, с ума сводящей самоупоеньем.
Мне никогда заранее неведом цвет зреющего в таинстве явленья,
И я живу заложницею в этом очаровании, как зритель представленья.
А тайна, бередя воображенье, иллюзии прозрений созерцая,
Накатывая новым наважденьем, смеясь над всем открытым мудрецами.
