Окончание войны и ее итоги
Вот, уважаемый читатель, мы и подошли к окончанию нашей истории о русско-турецкой войны 1735-1739 годов.
И приступая к финалу, мы уже по доброму правилу, начнем с свидетельств «Анонима»
Его свидетельства, как мы неоднократно в этом убедились, всегда точны и правдивы. А это большая редкость…
Примечания о кампании 1738-го года.
«В прошедшем году возвратились мы со всею армиею к Украйне, откуда с оною, когда рекрутами и лошадьми укомплектовались и на пять месяцев провианту завели, весною опять долженствовали выступить в поход к Днестру, каковым расположением армии в зимние квартиры по Украйне неприятель выигрывал время нам к встрече приуготовиться и к тому армию собрать, которая переправу чрез Днестр запретить могла.
Напротив чего неприятель нам, в прошедшем году, ни в чем препятствия в состоянии оказывать не был, и мы чрез все реки без всякого препятствия перешли, ещё менее вздумать мог Очаков от осады и взятия оного освободить.
А всё, что нам неприятель противное приключал, состояло только в том, что он у нас малыми Татарскими партиями траву выжег и тем упряжке вредил.
Какую бы армия во сто тысяч и более человек пользу произвела, когда б она на два или на три корпуса разделена была, то легко рассудить можно.
Но как сие не произведено, то потому и значится, что от Украйны к Днестру должно было, прежде начатия предписанных операций, в марш вступить, почему и происходило, что, прежде времени прибыв к Днестру, упряжка наша повреждалась.
А хотя счастливо чрез реку переправилися, однако уже в состоянии не были дальное иное предприятие начать, разве только ещё какую крепость взять, всадя в оную гарнизон и предоставляя оный определению и храбрости его, может ли против неприятеля устоять или нет, или же неприятелем взят будет; а самим с армиею потом к границам нашим возвратиться.
Я не иного мнения: ибо армия, как выше упомянуто, имея более ста тысяч человек, многого требует, чтобы всем довольствоваться.
Выступая в поход, она берет провианту с собою на пять месяцев, и вперед уже заключается, что она будет счастлива и крепостьми и землями овладеет; но при том ни малейшее приуготовление не предприемлется, чтоб хорошими успехами пользоваться.
Когда всё происходит счастливо почти четыре месяца, считая со дня выступления от границ в марш, то совершение сего похода требует переход чрез реку в лице неприятельском понудить, его разбить, крепость осадить и взять.
Когда б всего с окончанием у армии только на один месяц ещё хлеба осталось, что она тогда должна сделать?
Утвердиться ли ей в неприятельской земле? В таком случае она должна, уверена быть, что сия земля её при хороших распоряжениях пропитать может, или, что она позади себя приготовленного хлеба или надежду в приготовленье имеет.
А если всего того нет, так что малого, кольми паче достаточного, магазина не имеет, тогда уже принуждена, чтоб глад и нужду не претерпевать, месячным своим провиантом возвратиться домой и на будущий год своими маршами и контрамаршами самое себя разорить.
Когда мы пришли, как и выше уже упомянуто, к Днестру, то неприятель траву выжечь у нас несколько раз покушался.
Поелику лето сие было не так сухо как прежние, то он успеть в этом не мог; однако дождями рассыревшаяся земля нам произвела весьма трудный марш и повредила почти всех наших лошадей.
Мы остались при Днестре только три дня, где одну только ночь остреливали весьма шанцами утвержденный неприятельский лагерь; но, не быв в состоянии оному сделать повреждение, предприяли отступный марш, а за день пред прибытием нашим к Днестру имели с Татарами и легкими Турецкими войсками сражение, которому подобное происходило на возвратном нашем марше, в четвертый или пятый день.
Когда мы отступили, как было упомянуто, от Днестра, тогда не умедля Турки на сю сторону от своего караула послали часть войска, которая, соединясь с Татарами, беспрестанно на нашу ариергардию наступала.
Лошади наши были так худы, что до несколько сот телег с провиантом и офицерским багажем в ариергарде сожжено.
Многие артиллерийские амуниции в землю закопаны, чтоб неприятелю в добычу не достались, так что оный наш возвратный марш в первые три недели подобен был ретираде побитой армии.
В первые три дни ариергардиею командовал генерал-поручик Карл Бирон, который, по нетерпению своему, все то что увезено быть не могло, пожег, почему фельдмаршалом пожигальщиком назван, и потом оного сменил генерал-поручик Левендаль с своею дивизиею, где до тех пор и оставлен был, пока нас неприятель провожал.
А хотя он столько и не пожег, ибо две трети своей дивизии в упряжку к остающему багажу употребил, однако не мог же оставить, чтоб равномерно части оной не сожечь.
Легко можно рассудить, какой то труд был, что дивизия ариергардии в две недели ни одну ночь в лагере быть не могла, а ещё тогда к лагерю приближались, когда главная армия из оного выступать стала, хотя один день и растаг имела; а если оного не имела, тогда по семи верст и более от лагеря находилась.
Напоследок возвратились мы, не соверша ничего, с вовсе разоренным багажем и упряжкою, к нашим границам, где опять старались всё то завести, дабы на будущее лето такой же марш предпринять».
То есть да 100 000 армия ходила покорять турка, но лучше б не ходила…….
Но вот следующий 1739 г. для Миниха был более удачным, но и не принес ему победы на турецкой армией.
Назвать это «новой тактикой» фельдмаршала Х. Миниха, без матерного слова невозможно!
Примечание о походе 1739 года
«По наступлении весны, армия собралась около Киева; ибо наконец увидели, что необходимо маршировать должно чрез Польшу, дабы в четвертые с разоренною армиею по осени не возвратиться к своим границам.
Она запасена была опять всеми потребностями, также и провиантом на 5-ть месяцев, хотя в том и нужды бы не было, потому что шли мы все жилыми и весьма плодородными местами, где довольно хлеба достать было можно.
А хотя бы поставка оного казне и несколько дороже обошлась, однако сей убыток должно бы считать весьма невеликим в сравнении того, чего стоили подъемные лошади для возки магазина и нужные при том люди, не упоминая о том, коликую остановку сия тягость в походе армии причиняла, сколь трудно было при переправах и переходах чрез реки оную прикрывать и какое затруднение всё сие делало солдату.
Не взирая на то, ничего вперёд запасено не было; да и после, когда армия перешла уже чрез Днестр, разбила неприятеля, взяла Хотин и марш свой в Молдавию продолжала, нимало о том помышляемо не было.
Сие, кажется мне, довольно доказывает, что, и при самых счастливых действиях и предприятом чрез Польшу походе, намерение было к осени опять перейдти сто миль и более, а гарнизоны в завоеванных городах оставить на волю Божию.
Таким образом выступили мы от Киева тремя колоннами, из которых одна от другой следовали стороною в расстоянии от трех до четырех миль, провиантский магазин составлял четвертую колонну и шел позади средней.
К такому распоряжению марша понудили нас жилые места, где должно было держаться настоящих дорог, дабы не потоптать и не потравить посеянного на полях хлеба; но при занимании лагеря сих предосторожностей наблюдать было невозможно, и мы по большей части становились на посеянных, а наконец, и на таких полях, где хлеб почти уже созревал.
Поляки сильно жаловались на причиненные им чрез то убытки и разорения; но обещанное им возвращение их убытков, которое они и получили, паки их успокоило.
В таком порядке пришли мы на расстояние 10-ти или 12-ти миль от Днестра и Хотина, где армия опять соединилась, и тогда с сею тяжелою махиною подвинулись еще на 5 и на 6 миль вперед.
Тут фельдмаршал имел несколько дней отдохновения; а между тем приказал на несколько миль выше Хотина осмотреть берега реки Днестра и получил рапорт, что в 6 или 7 милях от Хотина можно предприять переправу чрез реку.
Неприятель, думая, что мы склоняем поход свой прямо к Хотину или на одну милю выше к Жваницу, собрал там всю свою силу и намерен был, так как в прошлом году, не допустить нас до переправы чрез реку.
Но фельдмаршал употребил такую воинскую хитрость, что, оставя тут одну дивизию со всем магазином, артиллерийским парком и тяжелым обозом армии под командою генерал-аншефа Румянцова, с достальною армиею, взяв с собою на 10 дней провианта, пошёл по правую сторону, чрез горы, леса и дефилеи, и тремя принужденными маршами прибыл к Днестру, при чём генерал Румянцов, остановившись один день, должен был на другой день также следовать к главной армии.
Мы пришли к Днестру, и перешли чрез сию реку, прежде, нежели неприятель о том сведал. Спустя уже целые сутки после того, как армия переправилась и поджидала к себе генерала Румянцова, показался неприятельский корпус в 20.000 человек и напал на наших фуражиров; однако командированным к ним прикрытием и подоспевшим из лагеря сикурсом прогнан был назад, не причинил нам ни малого вреда, кроме самого малого числа при перестреливании убитых.
По приходе нашем к Днестру, река от бывшей засухи сделалась так мелководною, что драгуны и казаки в брод чрез оную перешли; при чем на казенных лошадях перевезено было также несколько рот гренадеров, кои, заняв тотчас плот, сделали мостовые шанцы и, по наведении трех мостов, вся армия на другой день чрез реку перешла.
Река в том месте шириною была около 60 сажень, она же притом чрезвычайно быстра; почему, три дни спустя, после продолжившегося несколько часов сильного дождя, прибылою оттого в реке водою все мосты в одну ночь разорвало, так что с великим трудом оные опять собрать и для перехода генерала Румянцова поправить было можно.
При собрании паки в одно место армии, фельдмаршал, сняв лагерь, маршировал прямо к неприятелю и Хотину.
Должны мы были на сем марше несколько проходить горами, лесами и низкими болотистыми местами, что причинило нам немалое затруднение, потому что неприятель везде показывался и у каждой переправы старался нас остановить, почему надлежало нам наперед его сбить, а потом уже далее маршировать могли.
Оставя притом все бывшие обстоятельства, упомяну я только, что мы наконец, при Шавартане застали Турков, которые на горе поперек Хотинской дороги пятью или шестью ретраншементами окопались; а между тем Татары, в 100.000 и более, нас окружили и все горы заняли.
Около двух часов по полудни, фельдмаршал, обозрев всё положение неприятельское, нашел, что если его во фрунт атаковать, то без превеликого урону людей ретраншемента его почти взять невозможно.
Напротив того, гораздо надежнее будет, если предпринять атаку на левом его фланге; но дабы неприятель не возымел о том какого подозрения, то он не только остановился прямо против неприятеля и казакам накрепко подтвердил, чтоб в ту сторону не подвигаться, но и в следующую ночь генерал Левендаль должен был с полевою артиллериею, под прикрытием 4 полков, занять пригорок против неприятельского лагеря и по оному как из пушек, так и из мортир стрелять, продолжая оную стрельбу до самого полудня, хотя и ни единая бомба, ниже пушечное ядро при самой большой элевации до неприятельского ретраншемента не доставали.
Около полудня фельдмаршал, со всем кареем (который внутри обозом, провиантом и артиллериею так стеснен и набит был, что едва яблоко на землю пасть могло) вступил в марш к левому неприятельскому флангу, и в тоже время генералу Левендалю приказано было отступить назад и примкнуться к левому флангу карея.
Как неприятель сие приметил, то хотел он и к той стороне сделать против нас батареи, но уже поздно было.
Фельдмаршал должен был переправляться чрез небольшую болотистую реку, чрез которую, в четверть часа, из привезенных с собою досок сделаны были 22 моста, по которым, из переднего фаса перешли во первых 4 полка с полевою артиллериею.
По другую сторону речки была, хотя не высокая, но весьма крутая гора; однако сие не мешало солдатам с веселым криком встащить на оную пушки, которые того же часа действовать начали, не давая неприятелю заводимую им против нас батарею в состояние привесть.
Между тем весь каре с запертым в нем обозом приближался помалу к неприятелю, который, наконец, с 3.000 Янычаров учинил из ретраншемента вылазку на передние наши полки; но как оные с уроном ста человек и более назад прогнаны были, то зажег свой лагерь и обратился в бегство, а Татары остались ещё на горах около нас, и не прежде, как в следующую ночь отступили».
О сей, так названной баталии, произведшей столь важные по себе следствия, должен я кратко объявить свое мнение.
Не понимаю и по сей час, для чего фельдмаршал весь магазин, артиллерийский парк и тяжёлый обоз в карее с собою вёз и для чего он всего сего в укрепленном ретраншементе, по сю сторону Днестра, до тех пор не оставил, доколе бы удалось неприятеля разбить и, по одержанной победе, взять город Хотин.
Может быть, сей случай первый в свете, что полководец, будучи в состоянии наступательно действовать и действуя подлинно, таким образом, предприял с каре, наполненным внутри обозом, атаковать ретраншемент и разбить неприятеля.
В самом деле, фельдмаршал более шести полков из своей армии употребить не мог, но подвергая себя опасности, чтоб сделанною в карее прорехою не потерять свой обоз и магазин; а шестью полками не берут ретраншемента занятого по крайней мере 60.000 человеками и прикрываемого вокруг 100.000 человек легких войск.
Удивительно, что всё столь благополучно удалось в такое время, когда должно было опасаться потеряния всей армии.
Может быть, такого поиску никто с толикою опасностию паки предприять не отважится, а хотя кто отважится, то сомневаются, чтоб благополучным успехом хвалиться в состоянии мог быть.
Следствия сей победы известны: мы взяли Хотин, мы не видали более перед собою неприятеля и прошли до самой Волошской земли, которая тотчас Российскому скипетру подверглась; четыре полка, которые тамошние жители провиантом снабдить обязались, назначены были для содержания гарнизону в малоукрепленном городе Яссах.
Шесть полков положено было оставить в Хотинской крепости, довольствуя их провиантом из найденного там неприятельского магазина, а прочая армия должна была назад следовать в Украйну.
Подъемные наши лошади, хотя и много претерпели, однако не столько, как в прежних походах. Артиллерия в сем году была в лучшем состоянии, потому что на оную дано было больше подъемных и запасных лошадей; мяса солдаты наши также имели предовольно, почему были и бодры и здоровы.
Между тем последовал мир и сделал всему конец.
Мы должны были из вышеупомянутых мест вывесть свои гарнизоны и идти домой.
В конце Ноября, когда по Днестру шел весьма сильный лед, принуждена была армия, при непреодолимых почти трудностях, переправляться назад через реку, мостов делать было невозможно, да и артиллерии инако перейдти нельзя было, как перетаскивая по дну речному, состоящему из гладкого плитного камня.
Сколько быстро течет сил река, можно из того заключить, что ни единая 18-ти фунтовая пушка не вышла порядочно из воды, но вдруг опрокинута была, и колеса к верху стояли; да и то 20-ю или 30-ю саженями ниже того места, где спущена была в воду. Сия переправа, которая в трех местах происходила, измучила и повредила у нас много людей»
А теперь мнение российского историка С.М.. Соловьева
Но поскольку не все читающие эту работу точно знают о том кто такой С.М. Соловье то ниже подаю его мини биографию.
« Серге;й Миха;йлович Соловьёв (5 (17) мая 1820 года, Москва — 4 (16) октября 1879 года, там же) — российский историк; профессор Московского университета с 1848 года, ректор Московского университета (1871—1877), член Императорской Санкт-Петербургской Академии Наук (1872), тайный советник.
В лице Соловьёва Московский университет имел всегда горячего поборника научных интересов, свободы преподавания и автономии университетского строя. Выросший в эпоху напряжённой борьбы славянофилов и западников, Соловьёв навсегда сохранил чуткость и отзывчивость к явлениям современной ему политической и общественной жизни.
Даже в чисто научных трудах, при всей объективности и соблюдении строго критических приёмов, Соловьёв обыкновенно всегда стоял на почве живой действительности; его научность никогда не носила отвлечённого кабинетного характера.
Держась известных принципов, Соловьёв чувствовал потребность не только следовать им самому, но и пропагандировать их; отсюда выдающиеся по благородному пафосу страницы в его книгах, наставительный оттенок в университетских его лекциях»
…………..(продолжение цитирование С.М. Соловьева)
…………………
«Но в Петербурге, были безутешны, требовали, чтоб армия шла к Хотину или по крайней мере остановилась в ожидании дальнейших распоряжений, и Миних должен был отписываться, настаивая на невозможности продолжения кампании.
"Кто решается на дело, успех в котором невозможен, тот не имеет права надеяться на божескую помощь, - писал он 8 сентября, - провианта у армии только до октября месяца; здесь уже началась необыкновенная стужа, трава вянет, и нет надежды продержать лошадей и скот в поле долее 1 октября; люди прошлою зимою покоя не имели и в продолжение всей кампании маршировали беспрестанно, а рекруты к армии приведены, когда уже полки из зимних квартир выступили, и многие померли, другие больны, остальные очень истомлены; в лошадях и скоте немалый урон; мундирные вещи по причине дурного прошлогоднего зимнего пути не все к армии привезены, и с собою ничего, кроме самого нужного, взять было нельзя; таким образом, армия должна немедленно обмундироваться в своих границах.
Бомбы мы принуждены были зарыть и потопить, а тяжелые лафеты близ Днестра, где скот воды не имел и немалый упадок был, разбить, чтоб неприятелю не оставить; таким образом, осадная артиллерия в Киеве комплектована быть должна.
Драгуны и солдаты бегут, и удержать их от побега можно только надеждою возвращения в отечество и покоя".
…………
4 октября из Киево-Печерской крепости Миних писал императрице, что вся армия благополучно достигла границы и регулярные полки размещены на зимних квартирах, а нерегулярные распущены по домам.
Грустное впечатление от неудачи (третьего) миниховского похода усиливалось еще тем, что моровая язва принудила оставить Очаков и Кинбурн; гарнизоны при выходе разорили обе крепости.
……………
8 ноября Миних получил желанный рескрипт, в котором выражалась аппробация (одобрение) поступков его и всего генералитета относительно возвращения армии от Днестра.
Далее С.М. Соловьев пишет:
…….
Мы видели донесение обоих фельдмаршалов о их военных действиях; теперь мы должны обратить внимание на показания постороннего свидетеля о движениях русской армии - показания австрийского капитана Парадиса.
Парадис пишет, что русские пренебрегают порядочным походом и затрудняют себя огромным и лишним обозом: майоры имеют до 30 телег, кроме заводных лошадей; брат фаворита генерал Бирон рассказывал при Парадисе, что при нем 300 быков и лошадей, 7 ослов, 3 верблюда и что есть такие сержанты в гвардии, у которых было по 16 возов.
"Может быть, - пишет Парадис, - что они хотели тем выставить богатство своего народа, но я думаю, что они тем показали слабость свою в войне, ибо такой неслыханно большой обоз эту знатную армию сделал неподвижною.
Я не видал, чтоб когда-нибудь армия прежде двух, трех, а часто и четырех часов по восхождении солнца выступала в поход: причиною тому громадность обоза и некоторое застарелое нерадение в русских офицерах: генерал-аншефу нельзя быть везде самому: он может заставить себя бояться, но такой рабский страх принуждает трудиться только в его присутствии; наконец, последний дивизион арьергарда вступает в лагерь очень поздно, часто на рассвете.
При беспорядке обоза возы так между собою перепутываются и сцепляются, что армия принуждена иногда по два и по три часа на одном месте стоять, тогда, как воздух наполнен криком множества извозчиков, которые в этом поставляют все свое искусство.
Русская армия употребляет более 30 часов на такой переход, на какой другая армия употребляет четыре часа.
Всякая телега хочет обогнать идущую впереди, отчего сцепляются и перепутываются; скот, находящийся в тесноте, без пищи, беспрестанно погоняемый, падает мертвым, а который и придет в лагерь, то такой слабый и измученный, что даже при траве и воде (что, однако, редко случается) не может в несколько дней поправиться.
Извозчики так измучены и выбиты из сил, что не могут иметь надлежащего попечения о скоте; их желудок не переваривает и сухарей с водою; то же можно сказать и о всех солдатах, страдающих постоянным расстройством желудка; при моем отъезде было более 10000 больных, их клали по 4 и по 5 человек на одну небольшую телегу, на которой два человека едва улечься могут; разумеется, их клали друг на друга, телегою управлял человек, едва освободившийся от болезни, похожий более на мертвого, чем на живого.
Уход за больными невелик: недостает искусных хирургов; всякий ученик или рудомет, приезжающий сюда, тотчас определяется полковым лекарем".
"Хотя русские имеют больше других народов нужду беречь фураж, однако я не приметил, чтоб они малейшее попечение прилагали о том во время походов, напротив, мнут его телегами и лошадьми и выбивают, и когда из одного лагеря переходят в другой, то кругом лежащие места все вытолочены, и если татары армию окружат и немного стеснят, как они часто делали, то она принуждена кормить скот уже толченою и завялою травою, и скот в 24 часа сделает место чистым, как ток.
Если на другой день там же дневать станут, то всякий по своей воле фуражирует где может, и выходят из лагеря без всякого порядка, равно как и приходят, одни вечером, а некоторые на другой день поутру.
"В кавалерии у русской армии большой недостаток: донских козаков и калмыков, которых можно назвать храбрыми, немного, едва две тысячи; с семью - или осмьюстами гусар венгерских и сербских нельзя стоять против большого числа татар; правда, есть драгуны, но лошади их так дурны, что драгунов за кавалерию почитать нельзя; оружием своим и багажом они так покрывают и отягощают лошадей, что те едва могут двигаться, и часто случалось видеть, как драгуны, сходя с лошадей, валяли их на землю.
Таким образом, необходимо фуражиров прикрывать инфантериею, которая и без того измучена походом да, кроме того, имеет очень плохую пищу; я никогда не видал, чтоб хотя четыре капральства кашу сварили. Всякому известно, что для прикрытия фуражиров надобно пехоты вдвое или втрое больше, чем конницы.
Из этого ясно, что пока состояние русской армии не изменится, ей нельзя предпринять долговременную осаду".
Но рассказав о ходе военной компании 1738 г. будет неполным, если мы не вспомним еще одно историческую личность лицо, непосредственно принимавшее участие в компании 1738 года! Ведь это сам знаменитый барон Мюнхгаузен!
Справка: Карл Фридрих Иеронимус фон Мюнхгаузен, 11 мая 1720, Боденвердер — 22 февраля 1797, там же) — немецкий барон, потомок древнего нижнесаксонского рода Мюнхгаузенов, ротмистр русской службы, историческое лицо и литературный персонаж. Имя Мюнхгаузена стало нарицательным как обозначение человека, рассказывающего невероятные истории.
В 1737 году в качестве пажа отъезжает в Россию к молодому герцогу Антону Ульриху, жениху, а затем мужу принцессы Анны Леопольдовны. В 1738 году участвует с герцогом в турецкой кампании
И как утверждают его биографы, он после под впечатление военных действий российской армии и написал свою знаменитую байку о полете на ядре над крепостью. Правда, не уточнив над какой именно !
А жители г. Бандеры монополизировали эту историю для себя, и даже памятник Мюнгаузену в своем городке установили. Но вся эта история остается только на совести самих местных краеведов.
А для нас важно, что раз барон Мюнхаузен был в штабе Миниха, то мы можем допустить как версию, что очевидно его перу и предлежат все «победные реляции» Миниха к императрице Анне Леопольдовне о взятии Очакова! Так почему мы смеемся над рассказами барона Мюнгхаузена, но верим тому, что писал Х. Миних. Вернее тому, что он только подписывал!
А возвращаясь к событиям 1739 года мы вслед за очевидцами можем утверждать, что с такой армией ни в 1738 ни в 1739 годов победить турецкую армию было крайне трудно!
Так какое же ЧУДО подвигло Миниха к его победам над турками?
В поисках ответа снова цитирую С.М.Соловьева:
«Плохой успех кампании 1738 года должен был сильно расположить к миру и в Петербурге, не только в Вене; в Петербурге должны были располагать к миру и неблагоприятные отношения на западе и востоке, движения враждебных России партий в Швеции, Польше, волнения башкирцев.
Мы видели, что еще в 1737 году было принято посредничество Франции.
Франция без значительных пожертвований, без побед заключила чрезвычайно выгодный мир с Австриею.
……..
В мае 1738 года Остерман писал французскому посланнику в Константинополе Вильневу, что императрица согласно с цесарем дает ему полную мочь для заключения прелиминарного трактата с Портою и пользуется этим случаем для засвидетельствования христианнейшему королю, как она ценит посредничество его величества и в какой мере полагается на искусство и благоразумие его, Вильнева.
…………..
С русской стороны уполномочен был для заключения мира фельдмаршал Миних, с австрийской – герцог лотарингский, с которыми Вильнев должен был непосредственно сноситься.
Условия мира были самые умеренные со стороны России; она требовала одного Азова и разорения укреплений Очакова и Кинбурна.
Но турки тянули переговоры и особенно стали пренебрегать ими, получивши обеспечение со стороны персидской.
………….
На скорый мир была плохая надежда в конце 1738 года; надобно было ускорить его удачными военными действиями».
1 марта 1739 года Волынский, князь Черкасский и графы Остерман и Миних подали императрице мнение о военных операциях будущей кампании» ( его суть была в том, чтобы идти российской армии через Польшу в сторону Молдавии (Валахии) и там датиь генеральное сражение)
«Императрица согласилась с этим мнением, и Миних, очень довольный, отправился в Украйну, где в его отсутствие отбиты были от границ татары с большим для них уроном.
28 мая армия перешла чрез польскую границу от стороны Василькова.
Армия спешила к Бугу четырьмя дивизиями разными трактами, причем дивизии не отдалялись одна от другой.
К 27 июня армия перебралась за Буг в двух местах, у Константинова и Межибожа. Воспользовавшись тем, что турки стянули свои войска к Хотину, Миних послал козаков захватить и сжечь Сороки и Могилев на Днестре, что и было исполнено.
19 июля войска перешли через Днестр в Молдавию;
22 числа, в четверг, сильнейший неприятель напал на русский лагерь перед деревнею Синковцами, но был отбит; у русских было побито 39 человек и 112 ранено, причем, по заявлению главнокомандующего, "люди наши несказанную охоту к бою оказывали". 5 августа армия двинулась от Днестра к Пруту.
Русские направились к Хотину, но турки не хотели допустить их к этой важной крепости, и сераскир Вели-паша с войском, простиравшимся до 90000 человек, стал крепким лагерем при деревне Ставучанах, на большой хотинской дороге, в полутора милях от крепости.
Кроме выгодного положения в гористой местности лагерь был окружен тройным ретраншементом со многими батареями, на которых было поставлено до 60 пушек и мортир; на правой руке неприятель имел непроходимый густой лес и горы, перед собою - маленькую речку с прудами и болотами, слева - глубокие буераки и высокие горы, с тылу - крепость Хотин: лагерь был расположен на таком возвышении, что русские не могли достать до него никакою пушкою.
Русская армия уже двое суток была окружена неприятелем; в сене и дровах чувствовался недостаток, неприятель своими нападениями не давал покоя ни днем, ни ночью, а из лагеря Вели-паши была беспрестанная стрельба.
Фельдмаршал признал невозможным стоять долее на одном месте и 17 августа решился напасть на неприятельский лагерь: турки не выдержали нападения и бросили лагерь, который достался победителям».
Заметьте уважаемый читатель, что это очень упрощённое приукрашенное описание «битвы при Ставучанах»!!
И на это нам указываем выше приведенный отрывок из мемуаров «Анонима»!
Но время идет и с каждым столетием все больше небылиц и мифов к этим событиям приписывают историки.
Вот пример такой «исторической реконструкции» из современной энциклопедии.
«16 августа русская армия, насчитывавшая на тот момент 58 тыс. человек при 150 орудиях, вышла к Ставучанам, подле которых стояла 80-тысячная армия Вели-паши.
Турки создали мощную оборонительную позицию с 3 линиями окопов и 70 пушками. В тыл русской армии были посланы татары.
Миних принял решение пробиваться к Хотину. 8-тысячный авангард Г. Бирона произвел демонстрацию на правом фланге, сначала переправившись здесь через реку Шуланец, а потом повернув назад.
Турки расценили этот маневр, как общее отступление русской армии.
Покуда Вели-паша торжествовал победу, основные силы русской армии под прикрытием артиллерии перешли Шуланец по понтонным мостам на левом фланге.
Здесь, выстроившись в громадное каре, русская армия пошла в обход неприятельского лагеря. Миних намеревался просто обойти турок, но Вели-паша счел, что русские атакуют, и бросил на каре конницу.
Каре остановилось. Солдаты ставили перед собой рогатки и открыли артиллерийскую и ружейную пальбу.
Потеряв около тысячи человек, турки сначала откатились, а потом, поддавшись панике, отступили от Ставучан, бросив обоз».
А вот оно и самое главное «ЧУДО» которого так не хватало фельдмаршалу Миниху!
На следующий день 19 августа русская армия вышла к Хотину, гарнизон которого оставил город и отступил к Бендерам!
НО лукавят официальные историки. НЕ так все было. Ой, не так!!!
Ведь отступили не все. В Хотинской крепости не могли разместится более 1000 человек. Но и эта тысяча в такой хорошо укрепленной и приспособленной для обороны крепости была серьёзным препятствие на пути русской армии. Скажем достаточное, чтобы основная турецкая армия смогла беспрепятственно отступить к г. Бандеры.
Но турецкий комендант цитадели Колчак-паша оказался самым» слабым звеном» в этой логической цепи .
Он толи из личных обид, толи, будучи подкупленным российским золотом, что наиболее вероятно исходя их, его дальнейшей судьбы), предал турецкого султана и без боя передал российскому военачальнику (фельдмаршалу Миниху) не только ключи от крепости, но и все имущество, которое в ней находилось.
Но написав эти строки я задумался. Что этого будет недостаточно, чтобы пояснить «Чудо» сдачи Хотина! И занявшись перепроверкой этого факта я нашел новую важную информацию.
Оказывается Илиас Колчак-паша (рум. Ilia; Colceag) (ок. 1710—1743) это был турецкий военачальник, сербского происхождения. И выслужившийся до чина паши из янычар.
О нем так же известно, что поступил на службу в Османскую армию в Боснии, там же принял ислам, взяв имя Хуссейн.
Отличился в Русско-турецкой войне.
В 1717 году турецкий султан Ахмед III пожаловал Колчаку титул паша и назначил военачальником в Хотинскую крепость, где он прослужил 22 года.
По некоторым данным, был назначен визирем в 1734 или 1736 году, но пробыл им недолго.
Во время Русско-турецкой войны 1735—1739 Колчак-паша был назначен командующим турецкими войсками на молдавском фронте, но, поскольку поначалу основные военные действия велись в Крыму, не принимал активного участия в войне.
После перехода военных действий на Южный Буг турецкую армию возглавил Вели-паша, а Колчак-паша был направлен для защиты Хотинской крепости.
Вскоре после поражения основных турецких войск крепости подошла русская армиея.
У Колчак-паши было всего 900 защитников крепости.
Миних выдвинул приемлемые условия сдачи крепости, и Колчак-паша сдался вместе со своим сыном Махмет-беем; до конца войны они оставались в плену в Санкт-Петербурге.
После подписания мирного договора Колчак-паша решил вернуться в Турцию, но в пути он узнал, что султан Махмуд I рассматривает сдачу крепости как предательство и отдан приказ о его казни. Вскоре Илиас Колчак-паша обосновался в Речи Посполитой на службе у польского магната Йозефа Потоцкого. Умер Колчак-паша в Житомире в 1743 году.
Его сын Мехмет-бей принял православие, поступил на службу ко двору российской императрицы Елизаветы Петровны, и вскоре получил дворянский титул.
Сын Мехмета Лукьян Колчак служил при императорах Павле I и Александре I в Бугском казачьем войске в чине сотника.
Самым известным из потомков Лукьяна Колчака стал его правнук Александр Васильевич Колчак, таким образом, Александр Колчак являлся прапраправнуком Илиаса Колчак-паши.
Да , тот самый адмирала А.В. Колчака, который имея реальную возможность не сумел спасти Российскую империю в 1919 году.
И тут напрашивается вот какая странная мысль.
А может все это и есть звенья одной цепи. Невидимой, обычным людям, даже тем, кто назвал раньше себя философами, а сейчас политологами и аналитикам.
А цепь это такая.
Турецкий паша Колчак сдается в плен русским с богатой добычей.
Они его принимают его с почетом и устраивают после воны на жительство со всем его как для турецкого паши с учетом гареме, немалым семейством в хорошем месте, он получает, очевидно, и денежное вознаграждение для обустройства на новом месте.
Его потомки (сын) стают потомственными дворянами России, один из них А.В. Колчак прославляется и как военный и политический лидер, в самое трудное время для Российской империи. Когда ее царь Николай Второй смещен, он (Колчак) взял официальную власть в империи в свои руки.
Но, имея преимущество во всех отношениях перед большевиками, он бездарно проиграл борьбу и сам поплатился жизнь.
И вот что важно в этой цепи! После этого вопрос о реставрации Российской империи был закрыт навсегда.
А Османская империя еще существовала! И я думаю турецкие философы, политологи и аналитики были удовлетворены и отомщены за все русско-турецкие войны.
Ну а далее с подачи Х. Миниха и его штаба, вся эта история была представлена как великая победа российского оружия! Чудо-богатыри во главе с гениальным фельдмаршалом Минихом!
Все это было подхвачено официальной пропагандой и по случаю овладения Хотином известен российский ученый и поэт М.В. Ломоносов написал первую российскую „Оду памяти императрицы Анни Иоанновны и на взятие Хотина 1739 р.” в которой есть такие слова:
Как в клуб змия себя крутит,
Шипит, под камень жало кроет,
Орел когда, шумя летит
И там парит, где ветр не воет;
Превыше молний, бурь, снегов
Зверей он видит, рыб, гад_о_в"
Пред росской так дрожит Орлицей,
Стесняет внутрь Хотин своих.
Но что? в стенах ли, может сих
Пред сильной устоять царицей?
Кто скоро толь тебя, Калчак,
Учит российской вдаться власти,
Ключи вручить в подданства знак
И большей избежать напасти?
Правдивой Аннин гнев велит,
Что падших перед ней щадит.
Ее взошли и там оливы,
Где Вислы ток, где славный Рен,
Мечем противник где смирен,
Извергли дух сердца кичливы.
О как красуются места,
Что иго лютое сброс_и_ли
И что на турках тягота,
Которую от них носили;
И варварские руки те,
Что их держали в тесноте,
В полов уже несут оковы;
Что ноги узами звучат,
Которы для отгнанья стад
Чужи поля топтать готовы.
Не вся твоя тут, Порта" казнь,
Не так теба смирять достойно,
Но большу нанести боязнь,
Что жить нам не дала спокойно.
Еще высоких мыслей страсть
Претит тебе вред Анной пасть?
Где можешь ты от ней укрыться?
Дамаск, Каир, Алепп сгорит;
Обставят росским флотом Крит;
Евфрат в твоей крови смутится.
О дальнейших событиях В. Соловьев пишет:
24 августа Миних выступил из Хотина, 28 и 29 армия перешла Прут, направляясь во внутренность Молдавии; армия шла весело, имея обилие в фураже и в съестных припасах; неприятель был поражен страхом, турки бежали за Дунай, татары - за Днестр.
1 сентября русский авангард вступил в Яссы, и молдавская депутация, явившись в лагерь к Миниху, признала русскую императрицу государынею Молдавии; несмотря на страшное разорение страны, молдаване обязались на первый год содержать 20000 русского войска, а по прошествии года верно объявить все государственные доходы; Миииху подарили 12000 червонных и обязались давать на стол по 1500 червонных.
Распорядившись относительно гарнизона и укрепления Ясс, Миних 10 сентября отправился к армии, взявши с собою молдавские чины, как духовные, так и светские.
Армия уже перешла через Прут на буджакскую, или бендерскую, сторону; по прибытии своем к ней Миних 12 сентября отправил торжество покорения Молдавского княжества императрице всероссийской:
"Молдавские статы оказывали немалую радость, видя такую славную христианскую армию, которая, как они говорили, к их избавлению пришла".
Но в тот самый день, когда Миних торжествовал покорение Молдавии, он получил "нечаянное и печальное" известие о заключении австрийцами мира с турками, "мира стыдного и весьма предосудительного", по выражению Миниха.
Несмотря на то, Миних думал о продолжении войны, о новых завоеваниях: в Петербурге торопились миром.
«В начале 1739 года Кантемир доносил, что у него была конференция с цесарским послом в Париже князем Лихтенштейном: читали вместе депеши Вильнева и согласно признали, что в них видна излишняя склонность к защите турецких интересов, но заключили конференцию тем, чтоб французским министрам не подавать ни малейшего вида насчет этого и довольствоваться только изъяснением, что императрица никогда не оставит своего союзника и не должно надеяться отдельного мира ни с какой стороны; что укрепления Очакова и Кинбурна велено разорить не по нужде, а для большего показания умеренности со стороны России; что Вильнев не должен ожидать нового плана мирных переговоров, ибо разорение крепостей не может повести ни к какому затруднению, если только Порта имеет прямую склонность к миру; императрица, увидав по опыту, что, чем больше обнаруживает умеренности, тем больше становится гордость неверных, никаких новых предложений делать Порте не намерена.
Дипломаты решили ограничиться этим …..
Но « …Турки не хотят отдать Азова, выставляя опасение, что Россия заведет там флот и будет угрожать им Порте, но это химера, ибо русский флот, некогда там находившийся, слишком дорого стоил России и она другого не заведет; как бы то ни было, впрочем, императрица готова дать формальное обязательство, что в Азове не будет флота, что Таганрог не будет восстановлен.
Все опасения, высказанные турецкими министрами, суть пустые слова, ибо они сами очень хорошо знают, как трудно России предпринять какое-нибудь движение для распространения своих границ на счет Порты, не возбудив против себя европейских держав, и особенно могущественную Францию».
………………………
« В апреле сочли нужным еще смягчить условия.
Остерман писал Вильневу:
"Чтоб заключением мира не умедлить и удовлетворить требованиям своего союзника, ее величество наконец на то соизволила, чтоб все наружные и другие азовские крепости, кроме стены и рва, были разорены и впредь никогда не возобновлялись, но ее величество имеет право построить новую крепость между Азовом и Черкасским островом, а Порта будет иметь право построить крепость у Кубани, в определяемых ей миром границах; если же турки и этим будут недовольны и будут упорно настаивать на совершенном разорении Азова, то ее величество и на это готова согласиться, предоставляя себе только право на устье Дона для безопасности от внезапного нападения построить батарею или шанцы".
……………….
Но как бы то ни было, русское правительство не хотело одно продолжать войну, по попыталось заработать для себя еще один бонус! И снова Геополитический!!!
… Россия попыталась убедить Турецкого султана признать за Анной Леопольдовной титул Императрицы!
Во как это описывает, тот же С.М.Соловьев:
«Вешняков обратился к переводчику Порты с просьбою, чтоб помог ему исполнить некоторые желания двора своего, например чтоб султан согласился давать русской государыне императорский титул.
Гика клялся Христовым именем, что визирь и рейс-эффенди охотно исполнили бы желания императрицы, видя такое снисхождение с ее стороны, но что сделаешь со здешним невежественным и гордым народом, который никак не может понять, чтоб кто-нибудь мог оказать ему добро не по нужде, заключает поэтому, что и Россия делает уступки по нужде.
Императорского титула русской государыне Порта не может дать потому, что дают его государства мелкие: Швеция, Дания, Венеция, Голландия, Гамбург, папа, а главные государи - цесарь, короли французский, испанский, английский и польский - не дают; если б цесарь или Франция признали титул, то и Порта признала бы его немедленно.
Тщетно Вешняков возражал, что султан сам собою великий государь, образца ни от кого не требует, ни от какой державы не зависит, честь его требует показать другим образец собою; цесарь дает русской государыне автократорский титул, который почти равен императорскому и приличен только русской государыне, ибо никто таких высочайших преимуществ не имеет; другие государи зависят от чинов и парламентов, от советов и инквизиций, употребляют все свои силы и хитрости, чтоб им противоборствовать, но русская императрица никому отчета в действиях своих не дает.
Турки не спорили против этого, но все же предоставили вопрос о титуле будущему времени».
Так закончилась турецкая война, стоившая России 100000 человек и огромных денежных сумм. А самими мирные переговоры шли долго, наконец, в сентябре 1739 г. был заключён мирный договор в Белграде. Его так и стали называть «Белградским».
По договору, Россия оставляла за собой Азов, но обязывалась срыть все находящиеся в нём укрепления.
Кроме того, ей запрещалось иметь флот на Чёрном море, а для торговли на нём должны были использоваться турецкие суда. Таким образом, задача выхода к Чёрному морю практически не была решена.
Белградский мирный договор фактически сводил на нет результаты русско-турецкой войны 1735—1739 гг..
Действовал фактически до заключения Кючук - Кайнарджийского мирного договора 1774 г.
По Белградскому договору 1739 г. Турция уступила России Азов, Большую и Малую Кабарду на Северном Кавказе, но отказала в праве иметь флот на Черном и Азовском морях.
В результате Россия так и не сумела пересмотреть итоги Прутского мира
Ну а теперь давайте посмотрим, как вся эта плачевная история русско-турецкой войны 1735-1739 годов преподносилась российскому народу!!!
«1740 год начался в Петербурге приготовлениями к чрезвычайным торжествам: с особенным великолепием, которое так любила императрица, хотели отпраздновать заключение мира с Портою.
14 февраля более 20000 войска было выстроено на Неве перед Зимним домом (дворцом) под командою генерала Густава Бирона.
Императрица в богатой робе, с бриллиантовою короною на голове благоволила шествовать в придворную церковь, препровождаемая его высококняжескою светлостью герцогом курляндским.
В церкви на амвоне секретарь Бакунин, окруженный герольдами, читал манифест о мире, после чего в передней перед церковью раздались литавры и трубы, на Адмиралтейской и Петропавловской крепостях загрохотали пушки, войска дали ружейный залп. Когда утихла пальба, преосвященный Амвросий вологодский произнес с немалым красноречием весьма изрядную проповедь.
По возвращении со смотра начались поздравления: предводимые обер-гофмаршалом графом Левенвольдом и генералом фон Любрасом, выступили вперед "от всех чинов Всероссийской империи яко депутаты" князь Черкасский, Волынский, фельдмаршалы Миних и Леси, и князь Черкасский от лица всей России говорил поздравительную речь, которая оканчивалась молитвою, чтобы русские, последуя стопам великой императрицы в заповедях божиих, могли творить угодное пред господом.
А между тем по городу с помпою при звуках труб и литавр ездили герольды, читали манифест о мире и бросали в народ золотые и серебряные жетоны.
Темнота ночи, последовавшей за этим торжественным днем, была почти весьма нечувствительна благодаря великолепной иллюминации, ибо и в самых бедных домах ни на одном окне меньше десяти свеч зажечь нельзя было.
На другой день маскарад во дворце; 17 февраля угощение народу: герольды метали на все стороны золотые и серебряные жетоны, "и понеже сие в волнующемся народе производило весьма веселое движение, то ее императорское величество и прочие высокие особы чрез довольное время смотрением из окон веселиться изволили".
Когда же народ ринулся к приготовленному для него кушанью и пущенному из фонтана красному вину, то высокие особы еще более увеселились.
Во дворце потом бал и ужин, на Неве великолепный фейерверк: "И понеже огни в приближающийся к месту фейерверка народ нечаянно пущены были, то произвели они в нем слепой страх, смущенное бегство и великое колебание, что высоким и знатным смотрителям при дворе ее и. в-ства особливую причину к веселию и забаве подало".
Очень многие могли сравнить это торжество срытия азовских укреплений, за которое было заплачено 100000 русских солдат, с торжеством Ништадтского мира при великом дяде и, сравнивая торжества, сравнить причины их.
В манифесте о мире провозглашалось: "Война прекращена в благополучный мир...
Чрез оный мир границы наши таким образом распространены, что они уже претерпенным доныне самовольным набегам и разорениям более подвержены не будут, но в потребную безопасность приведены; прежние известного несчастливого Прутского трактата кондиции вовсе уничтожены, и государство наше от таких весьма обидных, предосудительных и бесславных обязательств освобождено".
Остается только удивляться как народу российскому хитрые немцы во главе с Бироном и Остерманом повесили «лапшу» на уши!!!
Но, только в одном был прав вышеприведенный документ «Чрез оный мир границы наши, таким образом, распространены», но РАСПОСТРАНЕНЫ они были только за счет еще большей колонизации Украины и ее народа!
По итогам войны Украина была лишена права выбора Гетмана и подверглась другим политическим и правовым ограничением. В том числе г. Киев потерял право выбора своего «войта» по современному «МЕРА».
Вот как описывает эти события вышеупомянутый С.М. Соловьев.
«Закрепление окраин составляет одну из самых видных черт правительственной деятельности в царствование Анны.
Относительно Малороссии возвратились к системе Петра Великого: гетманство снова признано ненужным, и Малороссия как нераздельная часть России снова находится в ведении Сената, а не Иностранной коллегии.
……..
1 июня князь Шаховской писал самой государыне, что 26 мая он приехал в Глухов и был у гетмана, который очень болен, левою рукою не владеет и ногою, говорит, что кой-что чувствует, но нельзя думать, чтоб он говорил правду, мало надежды, что останется жив; никаких бумаг не подписывает, подписывает вместо него генеральный писарь Турковский, и оттого могут произойти беспорядки.
Шаховской нашел в Глухове всю генеральную старшину, стал проведовать, зачем она собралась, и узнал, что старшина желает при жизни гетманской принять правление генеральной войсковой канцелярии, как было по смерти гетмана Скоропадского, когда правление осталось в руках генеральной старшины.
"От этого правления, - писал Шаховской, - какие воспоследовали дела, о том вашему величеству известно". Шаховской узнал также, что гетман сам хотел отдать правление войсковою канцеляриею старшине без совета с Нарышкиным.
Последний по совету с Шаховским 29 мая отправился к гетману с вопросом, для чего он это делает без совету с ним, следует ему требовать о том указу ее величества, а до получения указа писарь должен о всех делах представлять ему, Нарышкину. Шаховской подтвердил гетману то же самое.
Апостол отвечал, что он приказывал писарю докладывать обо всех делах Нарышкину, говорил и другие слова, которых за слабостью понять было нельзя; и генеральный писарь Турковский тут же объявил, что гетман приказал ему написать письмо к генеральной старшине, чтоб она приняла правление войсковою канцеляриею, и письмо это было доставлено Нарышкину.
……..
«Между тем Шаховской получил письмо от кабинет-министров Остермана и Черкасского, в котором они требовали его мнения, как поступить в случае смерти Апостола. Шаховской отвечал, что как во время болезни гетмана, так и по смерти его правление войсковою канцеляриею поручить одному Нарышкину, потому что, раз допустивши старшину до правления, в случае неправильных их действий труднее будет их отставить.
……..
12 июня отправлена была Нарышкину императорская грамота с приказанием тотчас войсковую генеральную канцелярию принять в свое ведомство, всякие малороссийские дела управлять по указу и смотреть, чтоб ничего в. канцелярии не делалось без его ведома и приказа, особенно чтоб в полки никаких универсалов и писем не посылали. 10 июля отправлена к Нарышкину новая грамота:
"Когда гетман Апостол умрет, тогда все правление Малороссии ведать вам с некоторым числом великороссийских персон да из малороссиян, из генеральной старшины и полковников такому же числу, сколько будет великороссиян, делать с общего согласия и совета, подписывать дела и указы всем, смотреть и предостерегать, чтоб ничего противного интересам нашим и народу малороссийскому тяжести не было.
Определенному генеральному войсковому суду и подскарбиям войсковым для сборов быть прежним и на прежнем основании, как при гетмане было. Доходы, которые сбирались гетману на булаву, на кухню и прочие, сбирать по-прежнему определенным к тому особливым сборщикам, а из тех сборов надобно что-нибудь дать жене гетманской, пока она жива будет, а прочее, что останется, без указу нашего ни на какие расходы не держать.
Впрочем, имеете вы нам донесть и представить заблаговременно, кто достоин вместе с вами управлять из великороссиян и из малороссиян, о чем вы должны снестись с вашим генерал-лейтенантом князем Алексеем Шаховским, и каким порядком вести то правление для нашего интереса, для целости и благосостояния малороссийского народа. До смерти гетмана все это содержать вам в наивысшем секрете, чтоб, кроме вас, никто об этом не ведал".
……………..
"По уведомлении о смерти гетмана Апостола имели мы рассуждение, каким образом по известному вам нашему намерению в правлении малороссийском впредь поступать, и рассудили за благо учредить правление гетманского уряда, которому состоять из шести персон, и из великороссийских, во-первых, вам, а из малороссийских - обозному Лизогубу, и взять вам к тому правлению на время до указа нашего из тамошних офицеров двоих, а сюда прислать вам свое мнение, кого вы к тому правлению из великороссиян, кто б где ни был, за годного впредь быть усматриваете, а из малороссийских сверх обозного Лизогуба здесь сочлись достойными Андрей Марков да Иван Мануйлов, и если вы за ними ничего подозрительного и противного не знаете и считаете достойными, то извольте их назначить в правление с вами и до нашего указа.
А что в объявительной нашей грамоте писано, что правление гетманского уряда определено до будущего избрания гетмана, и сие писано для того, чтоб ныне, в начале сего объявления, народ не имел в том сомнения и не делал противных толкований, а правлению гетманского уряда повелели мы быть под ведением нашего Сената в особливой конторе.
Еще имеете доносить, как ведут себя в войсковом генеральном суде великороссийские судьи, и если, по вашему усмотрению, окажутся недостойны, то выберите других, ибо надобно таких людей в той суде
Иметь, которые были бы правдивы, ко взяткам не лакомы, и не было б от них народу озлобления и обид, чтоб малороссийский народ правосудием великороссийских судей был доволен и привыкал к великороссийскому правлению, а смоленского шляхтича ротмистра Пассека отрешить, ибо ему в суде войсковом быть не годится".
Но это все так по мелочи.
Найти очередного сговорчивого и корыстолюбивого пророссийски настроенного Гетмана! А пока такого ищут поруководить самим Украиной!
Вот информация похлеще! Это уже насильственная русификация. Сначала высшего и среднего класса, а потом и остальных украинцев!!!
С.С. Соловьев тут добросовестно пишет:
«В том же месяце Шаховскому был послан секретнейший указ:
"Уведомились мы, что смоленская шляхта с малороссийскими, жителями в свойство вступает, с обеих сторон сыновей женят и дочерей выдают.
Это противно кажется нашему интересу, а гораздо приличнее и полезнее, чтоб малороссийский народ имел охоту вступать в свойство с нашим великороссийским народом, вследствие чего повелеваем вам, чтоб вы по вашему искусству секретно под рукою приложили особый труд отводить малороссиян от свойства с смольнянами, поляками и другими зарубежными жителями, а побуждать их искусным образом вступать в свойство с великороссиянами".
По доношению войскового генерального суда велено было приступить к исправлению законов малороссийских: так называемые магдебургские и саксонские права перевести на великороссийский язык, сделать свод из трех прав и приложить особенное старание для объяснения сомнительных мест.
Чтоб работа эта пошла скорее, велено было выбрать из малороссиян знатных особ, именно из каждой епархии по одному архимандриту или игумну, от Киево-Печерского монастыря соборного старца, из протопопов одного, из генеральной старшины одного, из полковников одного, из прочих чинов, сколько надобно, чтоб всех было двенадцать человек, которые должны съехаться в Москву, сделать свод постановлениям и что надобно сократить и прибавить в пользу малороссийского народа, и что к верному нам подданству от оного народа приличествует". Выборы в эту комиссию должен был произвести князь Шаховской.
Велено также сделать в Малороссии ревизию козакам, посполитым и подсуседкам козачьим, крестьянским и владельческим духовного и мирского чина, которые на их землях живут, и мастеровым всякого звания людям.
Архиереям запрещено посвящать в попы и дьяконы из малороссийской старшины и козаков, также из старшинских и козачьих детей без аттестатов полковничья и полковой старшины, а знатных без позволения генеральной войсковой канцелярии, чтоб от этого уменьшения числа козаков не терпела служба.
Архиереям запрещено также вступаться в гражданские дела и привлекать мирских людей к своим судам; запрещено за свои частные дела отлучать от входа в церкви и предавать клятве».
Но Малороссия оставалась спокойною, несмотря на то, что сильно страдала от войны. Укажем из ее жизни несколько любопытных случаев, которые лучше других представляют тогдашние отношения.
Выборы Киевского «Войта»- по нынешнему мера!
«В 1733 году в Киеве умер войт Димитрий Полоцкий; гетман Апостол по прошению киевских мещан и по прежнему их обыкновению послал в киевский магистрат генерального есаула Лисенко для присутствия при избрании кандидатов на войтовство. Магистрат и поспольство избрали троих кандидатов из бурмистров: Федора Нечая, Михайлу Корнеевича и Кузьму Кричевца. По избрании отправили к гетману просьбу определить из них, кто, по его мнению, годился в войты, причем на выборе и на просьбе подписалось 68 человек урядников и за все поспольство; некоторые урядники подали гетману на имя императрицы челобитную, что Кричевец достойнее всех других, и на этой челобитной подписалось 27 человек.
Гетман выбор и челобитную препроводил в Коллегию иностранных дел с требованием указа, кому быть войтом. Генерал Нарышкин писал, что лучше всех Кричевец.
Но вдруг присылает бумагу киевский генерал-губернатор граф Вейсбах с объявлением, что бунчуковый товарищ в Полтаве Василий Быковский, внук бывшего киевского войта Ивана Быковского, просит, чтоб его включили в число трех кандидатов на войтовство, что он, Вейсбах, велел спросить магистрат о Быковском, и 17 человек членов магистрата объявили Быковского очень достойным, а не поместили его в число кандидатов только потому, что не знали о его согласии; тут же эти 17 человек просили определить в войты именно Быковского, а не кого-нибудь из прежде выбранных кандидатов, особенно не Кричевца, который много должен внутри и вне государства, и они опасаются, чтоб русское купечество за границею из-за него чего-нибудь не потерпело, как уже за брата его многие поплатились, другие умерли под стражею, а Кричевец с 11 товарищами подал доношение, что Быковскому, как бунчуковому товарищу, войтом быть нельзя.
Киевский губернатор Шереметев, архиерей, печерский архимандрит и все мещане стояли за Быковского, и так как сам Вейсбах знал его за доброго служаку, то и решился также за него ходатайствовать.
Но в Иностранной коллегии справились, что по привилегиям, постоянно подтверждавшимся с царя Алексея Михайловича, киевские мещане выбирают кандидатов в войты из мещан же. На этом основании Сенат приговорил быть войтом Кричевцу.
Дополню С.М. Соловьев небольшим абзацем.
20 октября 1775 года Екатерина II издала указ «О присоединении Киева к Малороссии», который лишал Киев автономного самоуправления и отдавал город в руки малороссийского генерал-губернатора. По новому «городовому положению» магистрат сохранил только судебную власть над мещанами и заведование ремесленными цехами. Киевская общественность пыталась отстаивать свои «вечные» права. Предыдущий уклад Киеву был возвращен указами Павла I от 30 ноября 1796 года и 16 сентября 1797 года, однако только формально.
Ну, а закончу я эту главу почти вещими, как для современной Украины, с учетом ее политической истории (президентских выборов) от 2004 по 2010 года словами С.М. Соловьева:
« В Малороссии вторичное недопущение к гетманскому избранию обошлось даже и без тех движений, которыми сопровождалось первое!»
Все фото и схемы к этой части здесь:http://narodna.pravda.com.ua/history/4cb71dec2910c/