нравоучительный гарсон,
сняв с ощущений всех по мерке,
настраивал на новый тон
чувствительность потёртой ткани
и росписи горячих лет,
когда вакхические лани
вручали молча свой берет
гарсону прямо в гарсоньерке
ещё до звуков увертюр
и окунали без примерки
в обворожительный фритюр
предвосхищённое начало, -
причину судорог лица, -
каких подчас не доставало,
чтоб утолить разбег гонца
и неизбежность контрданса
сомнамбулических затей,
сопровождавших ось нюанса
навек запомнившихся дней.
Приободрившись от удачи,
гарсон прислушался. И вдруг,
быть может, ничего не знача,
полночный в дверь раздался стук…