и в том окне в ночи была свеча.
Я там любил в те годы сгоряча
на клавиш нажимать со знаком «тильда».
Здесь Славко из паяльной, медной лампы
сливал свои грехи на мой балкон.
Настраивал без нот аккордеон
в подвале Серж после отвальной вахты.
На этих покосившихся ступенях
сидели Миша, Мила и Давид.
Им памятник из мрамора стоит,
а тени их отсутствуют на стенах.
На сладкой пене, с матом и без мата,
варенью суждено было взойти
вдоль стен по коридорному пути
в присутствии детей сестры и свата.
На этой перекошенной беседке
был ржавый крюк для разного белья,
которое развешивал Илья
назло сварливой и глухой соседке.
На тех воротах маленькая Зина,
раскачивала свой уютный зад.
Пустых консервных банок звонкий ряд
под нею примыкал к пустой корзине.
Старейшины в костяшки домино
стучали там до преломленья звука,
и эта костоправная наука
влетала в дверь, под крышу и в окно.
Вода текла зимой не очень быстро
и превращалась в лёд куда быстрей,
лишая наш народ на много дней
пустой или наполненной канистры.
А в том подвале тихими ночами,
соображая только на двоих,
дед Николай, гостеприимно тих,
воспринимал соседа под свечами.
Чтоб опровергнуть всяческие враки
«и в прошлом, и сейчас, и на потом»,
пасхально осенив себя крестом,
шел через взгляды грек Алигораки.
За тем забором в детские минуты
мы кукольный играли менуэт,
и Арлекино плакался в жилет,
и лаял громко пёс в руках Пашуты.
Размахивая силою учтивой,
былинно-сантехнического толка,
Евгений Шпак, и статный, и красивый,
обычно устанавливал всем ёлку.
На запылавший «телик» врач Корецкий
набрасывал немедля свой пиджак
И на вопрос бровей и тела «Как?»
он отвечал ей: «Дура! Я – дворецкий!»
Здесь Лионелла била исступлённо
Володин мотороллер, когда он,
заметив, что другой в неё влюблён,
ей вмазал по лицу определённо.
Всенощно изгаляясь и прилюдно
над языком, пространством и судьбой
бутузили словестною рекой
друг друга сёстры Цацкис беспробудно.
В углу профессор Квурт неоднозначно
корпел над составлением вопросов
и обходил любые из доносов
по тем порам достаточно удачно.
И старый Лазарь в феске и ярмолке
здесь проходил свой путь до середины,
устраивая вечные смотрины
тому, кто нёс продукты не в кошёлке.
В одно окно квадратных очертаний
милиционер Иван был там подселен,
он в питие был очень неумерен,
как, впрочем, и в тщеславии желаний.
Там к моему ночному изголовью
военкоматом кабель был проведен,
чтоб я не ел, не спал, и, ночью бледен,
нёс службу для страны в своём подполье.
Там уголь неотмеренных запасов
в сараях находился под замками,
и полнились оттуда мы домами
едой из заготовленных припасов.
Курчавый пёсик Чак и котик Мика
приноровились есть из общей банки
остатки всех паштетов и солянки,
которые, как всем известно, сладки.
Там утром передача «С добрым утром!»
неслась из всех окон и всех предместий,
сменяемая выпуском известий.
И завтраком кончалась Кама-Сутра.
Я сам был частью этого двора.
Меня в нём нет, а он во мне – всегда.