Ходила молиться
к развалинам церкви
Заступницы Анны.
Швыряла сочувствие под ноги
клянчущим нищим.
И ёжилась зябко,
в огонь отправляя романы
о Вечной разлуке
и Страсти к Родным Пепелищам.
К животным, влюблённым и детям
была благосклонна.
Вдовой называлась,
но вдовьих одежд не носила.
Мужчины, которым она отказала,
вздыхали: «Мадонна!..»
Их милые жёны шипели:
«Нечистая сила!»
Она не скрывала
симпатий к безденежным донам,
хоть первопричина
была никому не понятна.
Чуралась добрейших,
наполненных светом и звоном,
в неведеньи их
видя ханжества ржавые пятна.
Родись она раньше –
её полюбили б поэты.
Родись она позже –
её полюбили бы тоже.
А ныне не часто
взаимность дарили ответом, -
их было так мало,
что годам текущим не гожи.
В порушенной церкви
горели-не плавились свечи,
сквозь купол смотрели
лучами мохнатые звёзды.
И, видно не Ангел, -
поскольку глаза человечьи, -
чьи белые крылья
в отчаяньи резали воздух,
на бурю иронии ей отвечал:
«Извините.
Я Вас берегу,
но за всем уследить невозможно».
И, беличьим кругом,
компасова стрелка событий
Металась.
Дальнейший их путь отследить было сложно.
Иные созвездия
к ним придвигались всё ближе,
и вереском воздух,
как песня звенел, беспечален.
Она торопливо шептала:
«Хранитель! Веди же
туда, где нет места
для этих и прочих развалин!»
2.
Хранитель.
По общему мненью –
сомнительный тип,
чья личная жизнь
озаглавлена : «Личное дело».
Действительно Ангел.
Но только – попавший в ощип.
Низвергнутый Духом
в красивое смертное тело,
он жил припеваючи.
Кстати, совсем не псалмы.
Среди его песен
случались большие удачи.
Рабом – не являлся, -
рабы, как известно, немы.
Богатым – не стал, -
ни к чему, ведь они тоже плачут.
Живучий, как кошка,
он знал географию крыш,
геральдику окон
и волчьи законы столицы.
Торгашки теплом,
холодея, шептали: «Малыш!..»
но, крылья почуяв,
блюли непреложность границы.
Друзья и вино были многим,
но явно не всем.
Что честь, что душа –
лоскутками высоких материй.
Он знал свой шесток,
Но, когда уходил насовсем ...
Тогда – уходил, -
возвращаться – удел суеверий.
Непуганых ангелов
было тогда – легион.
Блаженно витийствуя
прыгали с ветки на ветку,
позируя в церквах
и сплошь заселив небосклон.
Но, были и те,
кто, беря под крыло малолетку,
слыл не-безымянным,
а значит, уже от других, -
бесстрастных, бесполых, -
на жизнь становился отличным.
Хранимый, Хранитель –
удача – одна на двоих.
Лишь гонор и крест
оставались по-прежнему – личным.
А он захотел
то ль экзотики, то ли вины,
когда вдруг поддался
Настойчивым тайным желаньям.
И сверху смутились:
«Такие – в строю не нужны.
Но, если покается...»
Он не спешил с покаяньем.
Бескрылые, знай они,
точно б подняли на смех:
«Возможно ль такое –
В обмен на какую-то нежность,
на тайную ревность,
на скотство любовных утех,
свою элитарную
к Кущам сменить принадлежность?!»
Крылатые с явной ленцой
вопрошали:
«Ну, как?!»
А он огрызнулся:
«Летите вы, курицы, к Богу!»
И, крылья раскинув, опальный,
покинул косяк ..
...Но, я отвлеклась.
А они собирались в дорогу -
Она и Хранитель.
Давайте сочтём не за труд
из звуков Вселенских,
как будто в игре, выбирая,
составим им имя.
Обоих ведь как-то зовут.
А я промолчу.
Потому,
что, возможно, я знаю ...
