С – Океан
Сборник лирики
Парламентёр
Мрачное облако сейчас уходи. Мрачное облако сейчас уходи.
Пугающей глубиной поражаешь меня. Рисуешь, естественно воду.
Этим шатром мысли от ветра заслони, от дождя спрячь.
Парламентер – твой вес, почти ничего. Но сколько, больше.
Официальным положением удиви. Обязан лежать спокойно.
Путь привёл замечательный. Еще один мост над водой, дальше там.
Не скроется свет, всё ровно выглянет. И согреть сможет.
Об поручни. Облокотившись спиной неудобно, над водой.
Распластаюсь по причалу с мыслью в руках, ешь головой.
Проходит мимо отвлеченный, что мешок на голове несёт свой.
И не сопротивляюсь. И не болен. Просто - кидай и лови.
Живым подводным, плавает. Слышишь - там внутри.
Мы тоже отчаянные, современники – просто как ты.
Мрачное облако сейчас уходи. Мрачное облако сейчас уходи.
Кто бы мог быть - парламентёр. Кто бы мог быть - парламентёр.
Жестокий я. Жалкий я.
В комок свернусь и поселюсь между лёгких,
Буду тягостным чувством томления в груди.
Движением. Препятствующим голосом изнутри,
Выражением предложения, строя нарушением.
Увесистой частью, закрывшись специально.
Чтоб не комфортным сделать каждый день твой.
Чтоб итоговый чек предательства рисовать,
На внутренней поверхности кожи, чернилами пропитать.
Дышать, забирая часть воздуха, «твоё» отбирая.
Это всё названия для усложнения дней теперь врага,
Это всё планомерно сделал Жестокий я. Жалкий я.
Порта
Вбегаю в воду и кричу. Мои жесты руками.
Возможно, услышат меня с корабля.
Это несправедливо. Я хочу гореть с вами.
Хочу нефтью пылающей на воде лежать.
Практический рассвет на песчаном берегу.
Смотрю на светлеющее небо странно.
Переменного чувства и холода на горизонт,
От ожидания в высоте шагающего облака.
За спиной согласие, а перед глазами волны.
Что напоминают выстрел. И никто не виноват.
Слишком быстрое величественное зрелище.
Только мысли прошлого не находят покоя,
Летающий транспорт шумит в небесах.
Слышу музыку в голове, ноты её вспоминая.
Свет далёкий может быть развлечением.
Это кто-то другой рассыпал тут гирлянды.
И только вечер от столкновения пал,
Пластиковая мебель никогда не утонет.
Доплыву до горизонта. Не хочу увидеть солнце.
И толща воды оттолкнёт меня от дна.
Это не я, это был кто-то другой, похожий.
Всё продалось за осколки доброты и стекла.
Улыбка
Пересеку этот дождь в надувной лодке по воздуху.
За капли цепляясь зелёным веслом. Гребца взмахами вольными.
Город, что в оккупации свинцовой тучи, окна спрятав в глубине.
Шторм пересекая, взбираясь по льющейся воде.
Сраженье ведёт за просвет. Всполох направление укажет.
Маяком став сейчас, ассистент героя ползущего вверх по воде.
Кто забыл зонт, кто дождь собрал в кофейную чашку.
Каждый счастлив сейчас, дом закрыл собой, спасаясь от воды.
Оружием стал. Человек ранен и по телу водой истекает.
Но улыбка тучу спрячет в карман, и закончиться дождь.
Сверхсимметричные
Меланхолический звук из опустевших водопроводных труб.
Вынужден огорчиться театром действий в «толп творчестве»
Обречен тягостно выслушивать радио комментаторов.
Испытывать давление от «нет афиш» синематографа,
Вынужден избегать премьер, избегать обязательного «фарш фото»
В моих снах сегодня, я видел тебя. Я так счастлив.
Но проснувшись с утра, был симметричен. Был «пуст печален»
Что это просто иллюзия. И я снова один.
Звук изоляции. Тишина изоляции.
В поисках причала – нарисованный. Полый изображенный.
В одежде по контуру удаляемой, в одежде перекраиваемой.
Исключая практическое, замещая это размышлением.
И так прополз неделей плен. Так тридцать следующих дней.
Симметричное бездельное, симметричное не предпринимающее.
В моих снах сегодня видел тебя. Я так счастлив.
Но проснувшись с утра, я был разбит об основание.
Это просто иллюзия. И я снова один.
Вынужден выйти наружу и огорчаться. Отвлекаясь. Смех внимания.
Брус
Почти ничего не боюсь, наверно и смерти. Обморок не страшен мне.
Может, ничего не боюсь и даже не признаю время, времени нет.
Тщательно выстирал всю одежду, чтоб от тебя не осталось и части.
Брус, я тебя считаю. Я ненавистью горжусь, и силой прилагаемой восторгаюсь.
Не говорю больше наедине с собой, забыл совсем о мертвом прошлом.
Брус, я герой победитель в парной гражданской войне.
Возмездие создал. Молча обиду пережив копаньем, такой сильный я.
Я - оружие теперь, против зеркальных отражений тебе подобных, подлый.
Я против сложившегося слоя пыли дорожной, я хочу дороги перетрясти.
Брус, ты нескончаемой ненавистью будешь болен, самого себя плена в сеть,
Искаженное, что достойно наказания в тебе, внутри. Пусть это будет теперь.
Брус, теперь ты каждое мгновение за две минуты.
Опасаешься двигаться.
И если пересекаешь дороги в свете фар.
Брус прямо сейчас, чтоб одежды стираны были не напрасно.
Чтоб от тебя не осталось и части. Исчезни, растворись.
Один подарок после раны. Один подарок после раны.
Иррациональное солнце
Пасмурное небо не прольёт дождя пока небеса газом не заполняться.
Снега не будет вообще никогда. Нужно это запомнить, цветные листы в кармане.
Это в бумагах и штампах и обложке с пернатым. Это рассекающее дикое множество.
Оттески на прекращенья света. Оттески, и не нужно трения для огня. Всё просто.
Нужно найти бегущие лестницы, нужно найти блестящие ёмкости и окутать себя.
Возможно, просто это солнце. То солнце словно отражается в витрине стекла.
Окно что может пропустить свет при условии достаточной освещённости.
Записи на бумаге, вторичной. Тщательно, словно сознание переработанной.
Мы в идеальном марше с утра во всех направлениях. Даже без строя.
И не платежеспособные монеты, падающие в прямоугольную турель.
Ведь это не ошибка, ведь это просто единственное возможное, что есть.
Мы бежим в четыре возможные стороны, вполоборота планеты бежим назад.
Это же мы, ровное, сплочённое общество. Образователь ячейки в каждом из нас.
И если мы остановимся. Нельзя думать, что мы остановимся. С функцией отдачи нам быть.
Разбить себя об цифры острые. Находить цифры и для них и за них платить.
Может быть ошибка в алгебре. Может быть, хоть кто-то при беге остановиться.
Бежал и встал на месте, а поток, обтекая, устремился к глупой цели.
Сентитической идиллией окутать себя и цифрами наполнить голову.
Ироциональное солнце.
Пасмурное небо не прольёт дождя пока небеса газом не заполняться.
Снега не будет вообще никогда. Нужно это запомнить, а цветные листы в кармане.
Это ты в бумагах и штампах и обложке с пернатым. Это мы дикое множество.
Оттески на прекращенья света. Оттески, и не нужно трения для огня. Всё просто.
Присядь. Встань. Сядь. Подними. Это же игра в «бегущего» кто о стену не раздробится.
И кто-то решит простить себя за сгоревшее солнце, под куполом тут и так довольно светло.
Сотри. Ошибись.
Больше не сможешь стереть меня ни за что, всё чисто уже,
Как не пытайся стирать меня, всё четно, всё стёрто уже давно.
В бездонном вихре кружиться, вспомни чудо, вспомни милое.
В дамбу превратиться. Прошу разрешения, свяжи тело, свяжи остаток.
В линию грифелем синим, начерчено, в искусство превращено.
Молчания движение, молчания бесконечное продолжение.
Не нужно стирать меня больше из памяти, всё чисто уже, чисто давно.
Не пытайся стереть меня больше. Не пытайся стереть меня больше, чем есть.
Телеграфные столбы, телеграфные провода жёванные,
Что не поступает сигнала, что лишено доступа вести. Высь глотая.
Запомни как есть, запомни памяти части ценные, как единое целое.
Тонометр правдивости, пульс мысли ежеминутной. Не стирай рисунок.
Не стирай, больше чем есть. Не стирай, уже не осталось ничего.
Не стирай меня больше. Потому что ты ошибаешься, ты ошибаешься.
Бетон
Возможно, вскоре не будет печали.
Не будет этих тягостных дней. Больше их нет.
Может теперь радости дали – звуком скользящих.
В бесконечном потоке транспорта стало видно яснее,
Я и невероятная твёрдость печали, как живое лицо.
Что затопило пол и рыб завело.
Всё отдал, не оставив ничего.
Запомню одно: всё исчезнет.
Меня окружает непримено бетон.
Забери эти статные оковы. Я дарю их.
Подойди, встань впереди, и заслони солнце рукой.
Тень будет на моём лице, нет солнца. Сладости нет.
Потому что атмосферу украли, изнемогающий, твой.
И исчезнет многое: в момент, когда глаза поднимаю.
И всё появиться: До того, как посмотрю. Роюсь в памяти.
Меня бетон окружать продолжает надменно.
Так неудобно, застроено всё,
Ходим по карте. Ходим кругами.
За пищей. За мнимым карнавалом жизни.
Погружаюсь в твёрдый бетон.
Меня нет, обед. Выход где-то сзади.
Подпиши. Подпиши и сейчас я уйду.
Смерть моей любви
И всё ровно ты строишь плот.
Смерть моей любви трёхкратно.
Никакого значения имени - слово.
Вижу свет сияющий лампой в ком-то,
Драный, травмированный мотылёк – я.
И хочу света обжигающего, вольности.
Пусть теперь это будет – смерть.
Мысли волн оббегающего. Забрать всех.
Получи с чувством взгляд и всё в этом.
Всё ровно единственное. Завершающее.
И всё ровно ты строишь плот.
С этими досками утонешь. Останешься.
В мысли - ... в слове – начинания.
Приди и возьми завоеватель. Поём.
О смерти моей любви в ожидании.
Приветствии своего решения - числа.
И всё ровно ты строишь плот.
Завоеватель сердца живёт. Подвластный живёт.
Танец в зимней одежде
Ведь я всё больше понимаю. Это танец на тротуаре в зимней одежде.
Питаюсь холодным воздухом. Я перебираю собственное, протирая составляющие.
Это великое всепобеждающее, независимое и свободное прекрасное время.
Определённое количество шагов. Забег толпы в акцию против болезни.
Это марш по проспекту и ещё холодная вода. Переосмыслить и взвесить желаемое.
Слова не для кого, что не покинут головы. Слова только для себя в эту минуту.
Бесконечность воды в облаках, прекраснее рассвета. Человек - как существо без признаков.
Снял оковы и я буду пчела. Танцевать безумно в зимней одежде, передовой хода.
В карманах звенит всё то, что скопилось за тысячи прошедших вчера.
Литота
Пишу записку разума не лишённую. Всё ещё живой. Силы не приобретённой набирая.
Ещё живой, линейкой логарифмической дни отмеряя и диалог с собой начиная обретаешь покой.
Ответы ищешь, головой – губкой создавая и остаешься недоволен. Монотонный покой.
Видишь или хранишь сходности. Прошлое и прошедшее сливаясь воедино. Ложью простой.
Памятью и истиной сохраняя приторный образ, ветром и листьями изображен.
Впитывает сколько угодно яда – отравы, чувство притупления и изобилия. Воском сползаешь.
Всё ещё оставленный в памяти смутный. Бездонном непонимании пришельца постороннего
Омываемый тяжёлой водой и ветром несущим в прозрачных потоках режущий лёд.
Рассекает всевозможные стен поверхности, эластичность воли поддаётся изменению
Закрыт, прикрывая. Любая тонкость, на всё указанно, прозрачна и заставляет созерцать.
Напылением, пересекать пустынность роем в непререкаемой словесной игре. Покоем дарённым.
Всё ещё воин, участвующий в словесной декаде и незаметной бумажной войне.
Это блок, ограничение вмещаймости. Это двадцатилетняя нелепое присутствие окон.
Это точность в начертании, в изогнутой тоннелей системы в здании гонимой воздухом.
Что может запомнить и курса разрушения не менять, пол и восклицание! Дар и обличие.
И отстоявших положении, угрюмее гвардии и знака прямоугольного. Напрямую просвет.
Закопанный, в тайну вогнанный с применением нефизического насилия над чувственностью.
Со смертельным оружием угнетения и больного воплощения давления у живой головы.
Несвоевременный шаг вперёд. Вывернутый и обездвиженный, всеми пуговицами застёганный
Дождь! Нужен дождь чтобы от потоков испарённой воды ткани промокли и долой песок!
Слишком сухой, в любом случае от воды отрешённый. Не расползётся тело под водой.
Обрекаешь. Подталкиваешь на действия. Лучше бы лампу взял кто-то другой.
Видео человек
Освещения нет. Свет идёт из зернистой цветовой массы.
Видны очертания тела в сменяющих яркость кадрах.
Присев возле пластилинового мира, смотрит в прямоугольник блаженно.
Солдат убитой плёнки. Солдат сценария, повторяя наизусть слова.
Видео человек улыбается. Видео человек в восторге.
Головой кивая. Разговор с фарфором и производными каучука.
Видео человек стеклом глаз обратно свет отражая, поёт.
Видео человек рыдает. Видео человек живёт.
Зонт и фиктивность
Не в истории хромой дело и не во лжи, и не в обобщающей тирании тела.
И прагматика в руках опасного, душевнобольного, что имеет право на жизнь.
И что с того что я теперь загнан на крышу. Никто не сможет мои мысли разрушить.
И сколько угодно можно прожектором тьму освещать. Шум, что каждый слышит,
На самом краю опасной вершины здания. Внизу кровожадные звери жаждут ограбления,
А свет моего месяца заслоняет расчерченные в линию постаменты. Лампы и сны.
Скользи. Я знаю, ты можешь, и дождь тебе упасть с крыши поможет.
И довольно звука, никому не понять, на место тирана не встать добровольно,
А просто суди со своей глупой точки сухого и логики раздобудь от стекла.
Подними меня вверх, я прошу. Я танцую, видишь?! Танцуй со мной в ночи.
Ни важно и не зависимо от чего, просто дни и радость жизни, шаг в движении.
Положи руку в пустоту и прими эту возможность, танцуй со мной под дождём!
Я так мирно лежу возле дома и минуту танцую на крыше. Я существую.
А отпустить себя можно в любую минуту, на самом краю под дождём.
Очень жаль, но я никогда не видел желаемого. Ударь по железу и это будет аккорд.
Сердце ничего уже не потребует, а потребности обретут независимость,
Беспощадный поток воды, прости. Никто не принимал во внимание плотность.
Гиперистерика
И не в скупой возможности лежать. Лежишь – а понимаешь, бейся! Всё так.
Я прошу, таинственным светом в окно ванной пролейся. Я прошу, моим спасением стань, свет.
Возможно это?! Прошу подари для меня спасение. Я погибаю от боли, лёжа на потолку,
Сплю вечность и просыпаясь страх хлещет. Боль лжет рядом. Стеклом засыпан пол.
Душевнобольной на холодном кафеле. Как на жаровне холода в оправе стекла.
Я не могу так. От прошлого больно. От настоящего больно и холодно. От будущего ветер.
Тело сотрясает, и истерика тянет за ноги пытаясь утащить на большею глубину.
Я не могу понимать, что этот ужас рисованный мной и не разделяю. Я им живу. Извлеките!
Опустошен физически, в моём животе огромная дыра – я голоден. Насыть меня скорее.
Мои лёгкие пусты им не хватает сизого воздуха. Прошу насыть меня прямо сейчас.
Если долой голову. То это не ответы. Это и не будут вопросы. Лишит свет мои потребности.
И просто буйный, так нельзя разрушать. Разрушь меня прямо сейчас. У моих грязных ног, нож.
Я хочу это сейчас. Да. Я хочу это прямо сейчас. Я не хочу больше истерик и сна комы.
Освободи меня. Освободи меня. Дай возможность не спать больше, сделай меня большим.
Зарисуй чёрную дыру в моём животе прямо сейчас, дай мне возможность забыть о формальности.
Будь свет во внутреннем окне, полейся лучами света. Я падаю снова вниз. Не держи. Нет.
Оружием протыкаешь руку. Но в глубину не уйти. Себя сохраняя. Это ты «Ы» Тени.
И за мной наблюдают, поминутно зарисовывая тени. Развлечение для больного, я сам в коробке.
Это всевозможная обида, это страшная терзающая печаль. Она разрывает мне сердце.
Оно уже упало ледяным, оно охладело, но я свечёй имею шанс пламя восстановить, лучше.
И не в скупой возможности лежать. Лежишь – а понимаешь, бейся! Всё так, всё так. Всё так.
Я прошу, таинственным светом в окно ванной пролейся, я прошу: моим спасением стань, свет.
Унунсектий
Облачно. Столь вечера исполнено молчание.
Столь возможности исполнено звука отдаление.
Светом залито, светом передвигается.
Звук идеальной механики.
Предосторожность. Убеждение в единственном про.
В шаге совещания с записной книжкой своей.
Не скажет мысли, вдоволь нарыдавшись уснёт.
Реальность для всех. Корпорация смеха и отчаянья.
Дрейф и штиль
Что случиться могло с твоей головой. На фото ты выглядишь телом единым.
От цели, какой билет направлен в лицо. Что центом свинец оплатило.
Движением смысл вершит для чего. Оторвавший нерв чувствительный смело.
Дырявое судно заблуждения на дно. За плату лестницы мысли, свечения.
Всё стоишь, руку положив на стекло. Грустью к дождю прикасаясь условно,
Кто действием скрытым стал добрым глупцом по отношению и просто свободно.
Сказано вновь. Показано со всех сторон. И нет желания переворачивать снова.
Дрейф и штиль с двух сторон. Выглядит схоже, напоминает солнце.
Целая стальная скорлупа не для кого. Кнопка на сброс, кнопка на падение лимона.
Дрейф и штиль, от штиля кашель. Качает. Ветра не станет больше, чем доступное есть.
Динамика
Довольно примечательно. Обратно прикосновения вольного.
Динамикой действие свяжется, динамикой закончиться.
Безболезненно. Карандашом по бумаге, мирное движение.
Что в тени спрятано, лишает теплом. Тепло раздражает области.
Что крика эхо хлестающего, полости крика срывающего,
Падает около, падает через голову. Травмированный.
Встает несчастный, звука далёкой грозы пробуждая. Падает влево.
Разделённый, падает вправо рассекающий динамики хода.
Не сочетания приказа. Не заставить выполнить.
Уходит в толщи масс наказанное.
Взлетает в бетон ввергнутое в обморок.
Счётом голым, счётом верным. Перевернуть спиной и ввысь.
Счётом первым и в след последним. Счётом ломанным.
Разговором, разобранным на причастие. Писком стекла.
Счётом брошенным, расчётливой довольной раной. Болен тот.
Счётом искренним, расплатой в прошлом мёртвому нет никого.
Счётом за королевство шагающего облака. Сохранения имени.
Видом сознания во сне на изнанку счёта позднего вовне.
Стылой ватой на песке под солнцем, мокрым умереть.
Довольно примечательно. Обратно прикосновения вольного.
Динамикой действие свяжется, динамикой закончиться.
Не больше чем я, но и меня несколько не меньше
В обмараке все. В полном безрассудном безразличии. В бредовом утреннем сиянии.
Всё что ты можешь рассмотреть за окном в вечернем свете и то, что отражается в стекле за спиной.
В холодном бетонном полу есть просветы, свет идёт вверх. Условно свободные навеки.
Стоим лицом наведенные на север. Так говорил производимый под указом ливень.
В ожидании свежего дождя. Так нам повествовал цилиндр полный излучения короткой волны.
В такой сточной трубе за окном. Словно быть в наличии, на фоне стены сколов войны сорок пятого.
И снег на толстом кабеле, больше напоминает белые тряпки. Это власть где нет огня.
Срезы домов, на небе только серое. Перед новыми цифрами - лучами по завесе дыма и гари.
Сонные звуки. Тоннели определённой длинны и вместительности. Рельсы для лишения жизни.
Относительный гений кто придумал то, что уже нельзя назвать волнением. Макрофобия.
В новом счёте. Похоже, тот странный звук преследовал ещё с утра. Предупреждение.
А теперь только радио будет скучать по мне, больше никто и не вспомнит. Плачевное око.
И только динамики что полгода смотрели мне в спину, будут скучать. Вспять ходить по реквизитам.
Для остального - просто бесследно. Бесформенно исчезнувший во мгле и растворенный в пластах,
Движущегося, всё что холодно. Прицельно присмотренный просто приземлённый знак.
Прицеплено в направленности потока. Всё на том же углу и как щит в подземелье.
За плату способны летать над городами и волнами рек. За плату везде быть дождем.
Словно расчёты в алгебре. Снова нет излучения в вакууме. Мои звуки не покидают пределы рта.
Слишком свободная бабочка, что потерялась. Она больше не питает страсти к свету,
Она знает значение и силу букваря. Начало к началу простой логики. Что может дать первое.
Ускорение. Два булыжника вдоль, два булыжника поперёк. Поток в четыре направления.
Имитация стала болезнью всего. Безусловно, невозможно перестать поглощать.
Столь шероховата как отделка расстрела полукруглого здания и проспектов всей шириной.
Как заваленной световыми призывами. Лампы пробрались и в сон и даже за спиной.
Всё растворяется в каше солевой, просто отходит в сторону на скамейке,
В здании, где тысяча круглых ламп у потолка. Слишком холодно, очень холодно и только для того,
Кто смог приклониться и стать выше одной пустоты за другой. И следом ещё за одной.
Всё для того что бы быть независимым в разрезе иллюстрации. Тридцать пять паспарту.
В плетённых без потолка. По пятнадцать монет в красном квадрате возле проходной коробки.
На отшибе города. Что пришло извне. С победным флагом с именем более значимым.
В пластике, в картоне, в порошковом покрытии, замаскированном под металл.
Всё для того что быть в новой упаковке. Изначально синтетические ноты.
Всё условно благополучно для отдачи полной. Мы готовы вас отпустить раскрасить мир.
В каждой отросли, в любом взгляде можно встретить обман. Для приобретения - бумага.
Точное расписание, расставания, сроки и то без чего невозможно переспросить.
Ходить в две возможные стороны пока не упадешь. Пять лет жизни в пути по одному отрезку.
Всё что пришло со стороны. Не больше меня, но и меня ничуть не меньше.
Ноль
Не частью может быть, не бесцветным отдалением, что вопрос вещает невербальный.
Выжженным пламенем дискретного огня. Ссыхание в формы. Форма в массу.
Что это может быть, как быть место, как назвать. Где являюсь волной уловимой.
Что это может быть. Место, где являюсь. Устно сознаваемое вращение оси.
Сопровождающего бессмысленное – смысла расползающегося.
Точки окружающего раздувающегося и положения не меняющего. Оставаясь удалением.
Ликованием, сменяя апатию бездонной фобией и бесконечным отрицанием,
Безмерным сокращением, раздражая. Убегая, вектором примкнёт в угол. Угол не тот,
И зрение обманет. Не в фокусе все, что может быть, в лживом ожидании. Углов множество.
Распознай с поверхности длину волны места множество рядами сложенного.
Отличительной черты присутствия и расползающегося места. Что может быть?!
Являясь не светом и не продолжением хода пересекающем листы. Угол не тот.
Всем может быть, быть словом. Не чем может быть. Быть и не отражать света.
По периметру изолированный с просветом в середине, смотрящий в плюс бесконечное время.
Темно. Светло. Обусловленное вращением и живой, познающий, смотрящий.
Всё ровно прибегающий в расплывчатый, и терзающий бессмысленный угол.
Мысль оплот, повествование в сумбурной, молчать. Звук. Кто?! Кто? Кто?! Кто?! Кто?!
Утопия в углу. Утопии нет, в стремящемся сиянии – мрак в отсутствии света.
По телу волной и сдавленный со всех сторон обращаясь в невидимую точку.
Коллапс, не в минус размер. Сдавленный до предела, ума больше нет. Ум опознанный.
На коленях у стены, спиной навалившись и головой вниз обращённый к полу.
Безусловно, в руках и в тесном слева, тесном с права. Как может быть, как может называться?!
Революционное молчание
Целей потоков нет! Кровь- развлечение. Смысл потока, довольно исчерпан - радости нет!
В состоянии близком к слиянию с окружающими нас промышленно изображенными.
Кто-то в забвении печатал протестантские листовки тут, пустые листы текстом не заполнены.
И только небо не просило огня, земля вся пылала, а на кухне были сложены тела.
Нет, я не вижу света и звука не слышу, в закрытом окне изо льда, всё слишком сильно замёрзло.
Это газеты, выпущенные для осведомления, просто невозможно читать. Всё повёрнуто на градусы.
Транспортир подобной головой есть шанс определить угол наклона. Текст нельзя прочитать.
В состоянии близком к формалиновому забвению, насколько больше восьми часов.
Ты не поверишь, их просто не могут найти спустя столетия. Это пришло извне.
Из-под слоя земли, за которым снова начинается воздух и атмосфера в известных десять слоёв.
Везде, там где не попадает солнце, есть линия возможной обитаемости, планеты названные.
Холодное дыхание прохожего, кого не видно, завешенного лживыми щитами. Спасите кого!
По рассуждай о времени, ни одно, никто. Просто спокойно пройти по всей улице.
В состоянии близком к окружающим нас пост коммунистическим прошлым, залитым киселём.
Горячий асфальт видел уже кратно более миллиарда пособий.
И слышал мыслей больше, чем успели произнести самые три вождя.
Где есть информация, на бумаге газетной, словно сильнее нейтронного слоя, всё можно растворить.
Не думаю, что чья либо жизнь чего-то стоит. И даже той дамы завешенной шкурами.
Наверное её жизнь стоит ровно столькоже как и флагами завешано протестующее общество.
Целей потоков нет! Кровь- развлечение. Смысл потока, довольно исчерпан - радости нет!
Задуманное в состоянии близком к предынфарктной окончательной реакции.
Вот-вот предвещает к вытеканию спермы, зачатка ещё одного монстра для терзания толпы.
Глобальное разрушительное влияние.
Всё для ноября, в цели войны. В лозунгах после. И вся жажда утолиться тогда.
В состоянии близком к эйфории мыслительной функции. В состоянии пламени. Это вода.
Словно самосожжение на главной площади, в акт внушения, объятий ближнего.
В акт сострадания и помощи придти к состоянию близко похожему на сегодняшнею гласность.
Это не радуга в небе, не сон для мёртвого мозга, не запах нафталина не штамп на мясе.
Это не зов прибоя, не желание бежать без остановки до лидера.
Как возможность говорить убийственно высока.
Как мыслить, способность заглушена.
Это реквием о кирпичной стене для расстрела. Это просто чья то судьба.
В революционном покорном молчании.
Ипсилон в желтом
В отношении собственного – не верно. Тело уходит в песок. Одно «Из»
Запахом и явления цвета, подозреваю – формой, ценой и глубиной.
Недостаточно стеклянного блеска. Недостаточно деталей на клей.
Мгновение это. Мгновение это в тонкой пелене, за которой день.
В постановке личного – не верно. Мысль дует воздух не так. Не верно.
Местом ожидания и мысли стройкой, укладкой рядов полиграф бумаги.
В именной кожаный, истерзанный мешок безвольно и безвольно.
Статус ноль это - перспектива ноль это - привилегия ноль это. Светлый день.
Травм изоляция ранних – звукоизоляция, защита. В то.
Откровением импровизации строя слова – играющий дом, голый откровенно.
Дельта в изумрудном. Омега в синем. Пси в фиолете. Нечего делать.
Нечего делать – одно из показательных. Дверной неосвещенный проем.
Пожалуй, подожду, останусь тихо. Пожалуй, ничего не потеряю.
Блок – дом. Блок – профессия в нем. В блок песчаный спрятан в нем я.
Линиями контурных карт континентов, цветом не раскрашенной земли.
В этом месте точку поставь для жизни. Подари - это ноль. Подари - это ноль.
Зеро в чёрном. Ипсилон в желтом.
Нечего делать я побуду тут. Нечего делать я побуду тут.
И жизнь в направлении обретенного пути, облаченный.
Я не люблю белый. Я в белом.
С - Океан
Смерти больше нет.
Религия себя исчерпала.
Любовь тайну потеряла.
Одиночество недостижимо больше.
Откровений не осталось. Тайн нет.
Я верю в свое бессмертие.
Вселенная оказалась квадратом.
Внутренний мир - полукругом.
Мы признались: Человек совершенен.
Ошиблись в математике.
Ошиблись в механике.
И недостижимое писать перестали.
Смерти больше нет.
Восседаю на стуле. На крыше.
На инструменте музыку играю.
Знаю: Искусства тоже больше нет.
Слова любви
Голова тыква, говори правду! Мы твоё племя, мы не боимся правдивых слов о свободе!
Опиши все, что ты видишь во сне. Расскажи нам, поведай как стать нарицанием, стать идеей.
Скажи слово, что будет высечено на камне безмолвной стены, проходящей сквозь общество.
Ты наш символ, мы услышали тебя. В тебе есть безусловно величие! Символ счастья!
Мы исполним танец на том месте, где были раздавлены, где мы ранее пали, задача одна.
На месте лишённых на веки покоя, лишённых тепла и света. Ты видишь мы стоим перед тобой!
Открой глаза! Посмотри! Нас миллионы, помноженные на пламенно горящие сердца.
На тех условно безвольных, что могут изменить мир. Цель для похожих на тебя.
Ты видел мир в отражении! Это столь очевидно, открой для нас тайны свои.
Мы безостановочное движение! Мы общая сила, что может расчистить твой путь!
Это армия освобождения, ожидающая света слов. Армия беспощадного очищения.
Беспорядочно рассчитавшись, расплатившись сполна за свою боль.
Мы твои подданные, приведи нас к высшей цели, к мраку пространства, к черте времён.
Молви же! О великий тыкво-головый. Ты наша суть, ты наше решение.
Твоими руками падут все, кто не сможет выстоять эту нескончаемою борьбу!
Но только ветер подул...
И тогда началась очередная бессмысленная война измеряемая в забавных литрах крови.
Лекарства
Ещё нет, не хватило части, чтобы Грусть заболела.
Чтобы Печаль простыла под проливным дождём.
В блестящем асфальте волнение не растеклось ещё
Лекарства не вылечат ощущения, заболеют ангиной.
Расстройство и Тоска должны заболеть под потоком.
Для этого стою под ледяной сточной водой, ожидая,
В сапогах вода, перебравшись через край, вытекает.
Заболеют и уйдут вечером болезнью - Грусть, Печаль и Боль.
Ещё нет, пока не хватит, всё чувствую их внутри.
Бегите испуганные дальше, бегите испуганные в сторону.
Свинцовой статуей простою, пока каждое не уйдёт,
Простою пока от сотрясений, спазмов сознание не прогоню.
Не имеет значение больше присутствие группы тоски,
Жизнь свободней, через силу, битву завязав с больными сейчас
Умирают отрицательные, мучительные чувства вечером в постели.
Умирают от острой болезни, бегут испуганно прочь, исчезают.
Для свободного тела, что не боится ничего, свет новый обретая.
Мыслью придя к рационализму, для себя лекарством стать.
Кормовой шторм
Думаю, ты положишь это в свой рукав. Потому что ты неопытный фокусник.
Ты театрал, заключенный в книги и поэтому спокойно, без взгляда пройдёшь.
Потому что - истинный, тайной пугающей. Легкой виной там, под одеждой.
В обладании архитектурой консервы, удовольствие в тайном изъятии.
И никто не следит за тобой, проходи спокойно посыльный разбитой гвардии.
И карта мест необозримых для захвата части, больше не преступление.
Оправдание в нехватке отверстия потоке синевой отливающих.
Ты эстет кофеином наполненный, для того и живёшь, праздность набирания.
Кормовой шторм. Ветра поворот и светоотражающий знак в оставшейся памяти.
Больше не нужен и уже чужой – это так страшно. Больше не
Что бы ты ни сказал, что бы ты не захотел обсудить.
Кто ты такой там, где мои ответы.
Я - любовь, молчи. Ты чувствуешь это.
В условном знаке видишь впереди, говоришь:
Что бы ты ни сказал, что бы ты не захотел обсудить.
Кто ты такой там, где мне это нужно.
Запахи прошлого убивают меня.
Я чувство, я – любовь, молчи и смотри на меня.
В настенном сиянии различишь и скажешь:
Что бы ты ни сказал, что бы ты не захотел обсудить.
Кто ты такой, в чём ты пришелец.
Я – любовь, ты чувствуешь это, смотри.
В шелесте одежд и в переливании цвета,
В гонке за сладость, бросок на разрушения,
Я – любовь, ты не поспоришь с этим, чувствуй.
В приборной панели ты видишь и говоришь:
Что бы ты ни сказал, что бы ты не захотел обсудить.
Слышишь. Это ты – любовь. Ты слышишь слова:
Что бы ты ни сказал, что бы ты не захотел обсудить.
Любовь – ты глуп. Любовь – ты ничего не значишь.
И слова прольются для того, прольются дальше фразой:
Что бы ты ни сказал, что бы ты не захотел обсудить.
Что бы ты ни сказал, что бы ты не захотел обсудить.
Нет света во тьме
Катишься листом скомканной бумаги по асфальту. Ты ошибался, ты ошибаешься.
Нет света во тьме. Я погасил все лампы. Исключая страх одиночества во тьме.
Переосмыслить свои желания и вычеркнуть каждое. Это мучительно, схожая обида.
Лежать и извиваться, говорить с собой про себя. Это терзает, это расчеты в алгебре.
Обижаться на всё и что делал хорошего, когда ответ забываю. Пропавшая даром часть.
И то, с чем никогда не сталкивался. Перешагнуть и забыть про ощутимую боль.
Знамя сломлено снарядом из оружия столкновения, осколками стекла на самое дно.
Говорит с тенью, говорит о себе. Произносит слова о возможности и привилегии.
Но, к сожалению, нет света во тьме. Выкрутил все лампы и больше не вижу себя.
Lethe. Argía.
Рассвет наступает столь невесомо, не думаю, что видел раньше эту красоту.
Над тёмным покровом у края земли и у ярких красок над горизонтом.
В невероятном фиолете. В невообразимом розовом цвете. Словно идеальные мечты...
И такая условная тишина, словно всё вокруг просто исчезло...
И только ветер может перемещать облака «всё» не может быть вечно.
В ласкающей прохладе, но не ниже ноля, в мокрой траве под моей опорой.
Это утро только для меня. Я - как невесомость.
Пространство чувствуется столь остро, так много места вокруг.
Это время в прошлом, это время впереди. Слова о поименной свободе.
Когда я видел небо. В том виде, что нельзя увидеть, ступая среди индустриального бетона.
А все остальное просто движение для удовлетворения голодной толпы, всё внизу.
Я смотрю на это прекрасное, великое небо. Огромное небо, что затоплено красками.
Один из прошлых миллиардов рассветов, но только не этот. Это всё для меня!
Нет забвения, нет бездействия. Это просто обретённый новый дар спокойствия.
Нет забвения и нет бездействия. Согласованное чувство свободы
Способное исчезнуть через пару минут, но момент, одаряя победы мысли.
Идеально красивый рассвет, не думаю, что видел панораму более гармоничную.
Небо из газа и УФ преломленных лучей. Картина, заставляющая сердце биться.
Уложенное в тридцать минут и заставившее мой мир измениться.
Сигнал
Я целый день сижу на диване с пультом в руках.
Я могу переключать каналы по списку вверх,
Я могу переключать каналы по списку вниз и уровень звука менять.
Я имею власть над уровнем сигнала,
Я могу выбирать, каким дерьмом голову наполнять.
Я целый день сижу на диване с пультом в руках,
Я целый день сижу на диване с пультом в руках.
Свете за окном темнеет, свет за окном появляется,
А я сижу с пультом в руках, всё сижу с пультом в руках.
И в глазах эмоций не видно, отражение экрана,
Я имею власть над уровнем сигнала,
Я могу переключать каналы по списку вверх. Это сигнал.
Я могу выбирать каким дерьмом голову наполнять,
Я целый день сижу на диване с пультом в руках,
Я могу переключать каналы по списку вверх.
Я целый день сижу на диване с пультом в руках,
Я могу переключать каналы по списку вниз,
Я могу выбирать каким дерьмом голову наполнять.
Я целый день сижу на диване с пультом в руках. Это сигнал.
Свете за окном темнеет, свет за окном появляется,
А я сижу с пультом в руках, всё сижу с пультом в руках.
Я целый день сижу на диване с пультом в руках.
Я могу приключать каналы по списку вверх и уровень звука менять.
Я имею власть над уровнем сигнала, я могу включать сигнал и выключать.
Путь для всех с лампой в руках
А мы остановились до утра. Мы подсчитываем приобретённое, и власть сна.
А солнце всходит ежедневно, и мы знаем время и мы знаем пространство.
Мы считаем найдённое и не замечаем потерь, не смотрим на упавших. Все продолжаем бег.
И не важно, что ты следующий упавший, тебя никто не подберёт. Это программа.
С трибуны столь подробно изложено. Это путь для всех с лампой в руках. Есть время.
А мы вернулись в пространство, мы перевариваем изложенное. Мы принадлежим себе до утра.
Это столь органичное, востребованное множество. Это путь для каждого кто не упал.
Счастливец
Не столь несчастным, как ныне со счастливым я лицом.
Радугой после интенсивного дождя я наслаждаюсь!
Мокрый песок на тканях моих одежд, я встать смог!
Всё проливное время. Под объёмным древом сотрясаясь.
На земле пластом, газы из клоаки изрыгая, под звуки грома.
Судорогой тело поглощено и пало, листу подобно и легко.
И не различить телом намокшие штаны, от капель с неба.
Воздух озоном пропах, горизонт сияет фотона светом!
Небо, что яснее не видел никогда! Что ярче фокуса злой линзы!
О! Всепобеждающая моя борьба, я жив и окровавлен.
Каннибал в моём лице узрим разводом пострадавшей плоти.
И счастье наполняет голову, пространство чувствуется остро!
Руки в стороны взведу и воздуха глотну, дрожу я лёгким страстно.
Погода чудесная теперь, ураган вытеснен в другую область
Экспорт
Плывущая шина в прозрачном озере драматично оставляющая масляный след.
Скажи ещё одно слово, что не значит ровным счётом ничего.
Напиши его на самой высокой дымящейся трубе - мы залог спокойствия.
Шесть часов утра, я вижу будущее! Я чувствую запах выкуренных сигарет.
В обсалютном цвете – похожем на прозрачное зарево, на овал дыма снизу вверх.
Это персональная жизнеутверждающая, вывеска для просвещения и направления.
Скажи ещё одно слово и пусть это будет неофициальное звание.
Пререкаясь с собой, идешь до метро. Ты говоришь о персональном затмении
О конце времён, мосту на котором с транспарантом ушла никуда, с салютом!
Растворилась, перевернулась и в значении конечно нужном и знакомом. Повтори слова.
Скажи ещё больше слов о восклицании, о дефектах идеальной волны обещания.
И слова о бликах на воде с почти отключающимся мозгом. Это глутоматовые сны.
И целостность в славной истории застроенной топи, всё к сожалению индифферентно.
Враждебный
Двигался с горстью зёрен в руках,
Упал, распластался, рассыпал.
Не встал и не спал. Лежал.
Зёрна корни пустив, вверх устремились,
Одежда – Синтетика – Кальций.
Останки лежат. Остальное – питание.
А я для зёрен стал удобной средой.
Совершенная правда в незнании.
Совершенный спокойный покой.
Запах газетного киоска
Ничего. Слов несказанных не достать из капюшона
Из потока облачного не извлечь. Мой дырявый зонт тоже.
Похоже, что это конец сухих солнечных дней. Больше.
Слов несказанных солью в твою ладонь не насыпать.
Из фильтра сигареты не достать букетом лилий.
Из пластикового пакета не извлечь слова, что необходимо сейчас.
Похоже, это конец дней чистой, пыльной обуви. Больше.
Этих слов не выкрутить из будильника, не отдать.
Провод не скрутить буквами, не положить буквами на асфальт.
Мелом на спине не изобразить, ударом не показать.
Органами рыночного прилавка не выложить блестящее слово.
Рацией таксопарка не передать, это единственное нужное слово.
И ничего. Молчу.
Похоже, это действительно конец мятных конфет дней.
Билет на троллейбус
Ничего не стоит написать мелом слово, подтверждение правды.
На следующей лестнице написать слово в опровержение сказанному.
Следующим действием поставить прочерк кривой, нервный.
Спросить, почему всё в песке? Почему всё пыли наполнены лестницы?!
Сырым носком размазать надписи на лестнице, радоваться.
На солнце скучное безразлично смотреть, на ботинки уставиться.
Дождём с потолка сыплется песок, ветер бегущего прохожего.
Плохой день не со мной, отличный день встать с лестниц поможет.
Ничего не стоит написать слово утопия и уйти. Всё испытанно ранее.
Браслет на запястье бронзовый покажет искажённое лицо природы,
Говорить вслух без страха, читать вслух в одиночестве свободно.
Не болит горло больше, мелом начертана боль ошибки на стене.
Больше на работу не придёт, потому что.
Механизм
Что я могу сказать тебе моим ртом, моими глазами.
Шаг создать, переставив ступню просто для помощи.
Бескорыстия вскрыв, безвозмездности подарив часть.
Распластать это гнетущее ощущение ничтожности.
Каждое кто не прав в действии, самокоррекции.
Я теряюсь в догадках и порывах, что ещё изменить.
Видеть в глазах, видеть в движении линии расходящееся.
Иногда я чувствую беспричинную грусть замкнутости.
Каждого действия себя критически обзывая, рассматривая.
Это меня не устраивает. Мой выбор остаётся за модернизацией.
Всё что угодно, только нужно изменить положение.
Ребус с потерянной частью, сложно решение, поворот.
Человек-механизм в действии. Человек-механизм в пути.
Одно и то же в жизни повторяющееся, ощущение пресности
Попыток от противного всё изменить в угол противопоставляющий.
Глупый механизм, возможно неверный. Глупые анализа дни.
Проведи на этаж следующий, незримый наставник сознания
Но только до крыши не доводи, выше лестниц попросту нет.
Не ври лжец, знаю – летать механизм не умеет. Романтика.
Нет ничего больше, чем конец антенны смотрящий перпендикулярно вверх.
Человек-механизм в раздумьях, человек-механизм решает.
Что в силе обретённой действия, как отойти от касательной происходящего?!
Мотор крутит тени гнетущего. Ненавижу послевкусие происходящего!!!
Эвтаназия
Мой мозг, да на стену, от выстрела. Была бы картина и краски смешение.
Мои бы чувства конвертировать в ток, чтобы света хватило на ночь планете.
Время для одиночества, в идеале- после полуночи и до пяти часов утра.
Когда можно ползать и думать, когда можно решать. Мёрзнуть на подоконнике.
Мечты, которые грозят стать реальностью, снотворное ключом стать.
И все мои двери они в пространстве, это придуманная клятва блока бетонного.
Это место для меня одного, это моя личная упаковка, я друг для себя.
Больше недели не видел солнечного света, лампа греет так же как уф лучи.
И я людей не вижу, они вымерли все. Для меня они вымерли все. Война 10 года.
А ещё два дня назад я умер в ванной комнате, я сам так решил.
Эвтаназия для того что бы посмотреть, что в итоге бы я пропустил.
А пустота терзает меня, но я научился бороть панику, лекарство от боли.
И я похож на монстра в часовой башне, кого некто не видит, а он и не на кого не смотрит.
В новых поисках мира, умиротворенья для столь угловатой, потрёпанной.
Телескоп направлен в стену. Компас закопан в кошачий туалет.
Жужжащая коробка на доске повёрнута на север, циркуля просто нет.
Одиночество- это когда ты пишешь в дневнике, что ты делал сегодня
Одиночество – это когда ты смотришь фильм по ночному ТВ.
И чтобы продолжаться, это салюты в вечную честь морям оббивающим порог комнаты.
Теперь бег
С высоты. Которой в отчаянье мог упасть. Отчаянный.
Что убивает меня внутри, что убивает, самого создание,
Как гиббон в проёме, как без крыльев и перепонок.
Падение влево до неизбежного. До сна от поверхности земли.
И словам оплаты не хватит. Словам цены высокой.
Для себя осадок горький. Для беспомощного таянья из воды в воду.
Всё что не важно, когда уже не мыслишь.
Всё что не имеет значения, без пищи безумства.
Что не раздражает, но этим болью томиться.
Что раздражает, но присутствием боль удалит.
Замок сквозь ладонь, замок через запястье, не смог. Не смог
С высоты, которой мог шагнуть отчаянный. Рехнувшийся.
Что проволокой проглоченной раскаленной. Не хватит. Ещё не хватит.
Первый ракурс панорамы. Обзор высоты. Обзор темноты.
Вылезь из проёма, завернись, спрячься и спи. Спрячься и спи.
Умирает безобразие не сегодня. Умирает не всё каждый раз.
Всё что не значимо, когда уже не предполагаешь.
Всё что не имеет смысла, без пищи сумасбродства.
А теперь бег не оглядываясь, движением уносим.
Бег без остановки, теперь бег, закрыв голову сверху.
Слова любви
Голова тыква, говори правду! Мы твоё племя, мы не боимся правдивых слов о свободе!
Опиши все, что ты видишь во сне. Расскажи нам, поведай как стать нарицанием, стать идеей.
Скажи слово, что будет высечено на камне безмолвной стены, проходящей сквозь общество.
Ты наш символ, мы услышали тебя. В тебе есть безусловно величие! Символ счастья!
Мы исполним танец на том месте, где были раздавлены, где мы ранее пали, задача одна.
На месте лишённых на веки покоя, лишённых тепла и света. Ты видишь мы стоим перед тобой!
Открой глаза! Посмотри! Нас миллионы, помноженные на пламенно горящие сердца.
На тех условно безвольных, что могут изменить мир. Цель для похожих на тебя.
Ты видел мир в отражении! Это столь очевидно, открой для нас тайны свои.
Мы безостановочное движение! Мы общая сила, что может расчистить твой путь!
Это армия освобождения, ожидающая света слов. Армия беспощадного очищения.
Беспорядочно рассчитавшись, расплатившись сполна за свою боль.
Мы твои подданные, приведи нас к высшей цели, к мраку пространства, к черте времён.
Молви же! О великий тыкво-головый. Ты наша суть, ты наше решение.
Твоими руками падут все, кто не сможет выстоять эту нескончаемою борьбу!
Но только ветер подул...
И тогда началась очередная бессмысленная война измеряемая в забавных литрах крови.
В единственном числе
Я не прячу слов и мыслей своих не скрываю, я подарю то, что подарить пожелаю.
И так не бывает, пустыми не могут оказаться мысли и миллионы символов в строчки.
Множество своим возвышением над собой унижает, для непринуждённого исключения ума.
Я убью телевизор, потому что своих детей он учит быть воском, и даёт тепло таять.
Масса, растворяясь, теряет приличие. Конфузливость за толпу без гармони причиняет страдания
Я ушёл далеко от существования и в гудящей тишине нашёл страха чувства инородного
Чужой из вне, опасный пришелец. Для чего ты пришёл сидеть на этой скамье?!
От чего ты рассчитываешь найти укрытие на склоне холма, наблюдаешь за светом.
Слиться желаешь с природой, и найти ожидаешь победу своему терзанию и заключению ума.
И больше всего ты понимаешь условие и только тебе нужны оправдания! Приторный привкус сна.
А на величайшем склоне так безумно красиво и тут возможно, безусловно, остаться одному.
И слёзы изливать на краю в краску, и бумага не будет от ярости бежать и сопротивления искать.
Десять к одному что ты так и не найдешь олицетворение своих ожиданий, но ожидай.
И тень, непорочно расстилаясь, ты отшельник и ушёл для созерцания горизонта
Ценны мысли твои, побуждения – велики! Но не знает об этом тот, для кого ты вещаешь
Строятся сцены и арки закрываются дверями для фильтрации, рассекающей подлые сны
Слова отсутствия, слова для описания, что я теряю и с пустотой лишения живу.
Пробились в окна, чтобы распластаться на дорожные тропы, свет истинной фигуры их оскорбляет
Растрачу идеи которых раскрыть не пожалею, объяснять до обморока что кругом является шар
Утомительные жесты губами для сотрясения воздуха, я желаю быть добрым другом, лжецом
Неприятный осадок от рутинных созерцаний, и материальная власть для каждого важна
Моя идея меня кусает, я был глуп, и пасть придумал с зубами для коррекции звука и только так.
Но идея выглядит чудовищно, и смотреть в сторону окружение заставляет, и сам отражение.
Зачем ты приходишь ко мне в моих мыслях каждый день?! Теряя части, трети находишь.
Остался в каждом звуке после механики проезжающей по замёрзшей воде.
Просвечивая туман в ночи, и бросая взгляд на свет отражённый недосягаемым верхом
Счастлив и несчастлив, комом внутри. Я извлеку из себя большинство, что можно извлечь изнутри.
Неудовлетворительно
И пусть улыбаются и самодовольно упиваются своими травмированными взглядами
Какое нам может быть дело до распадающихся под солнцем и лишённых моих мыслей
Мы с тобой сидим на скамейке под деревом в прохладной тени у самого обрыва и реки
Душевнобольной ты и уже достаточно взрослый, а я мечтатель с ржавым зонтом.
Я думаю что это касается каждого, а поскольку я никому ничего не пытаюсь доказать
Люди каждый час вылезают из тела матери и умирают, другие умирают, вылезши век назад
Я твой хороший друг и слов не нужно я в твоих глазах все слова понимаю
А ты просто прокатишь меня, усадив себе на плечи, ты говоришь, что я половина твоя
Не могу поспорить. Я согласен тепло этого солнца каждый день с тобой разделять.
И может быть много добра в переплетении асфальтовых дорог, но и зла немало
И музыка может устать проявлять свои новые грани, а мы можем всё ровно танцевать.
Забота создана для того чтобы сместить с трона надменность и лесть, всё продажно
Ты предложишь план как с обществом расквитаться и власть над миром захватить
Я люблю тебя мой великий диктатор стоящий сейчас без штанов передо мной
Мы вместе сделаем анализ задачей разрешимой, чтобы освободить мозг.
Этот ветер, ты не представляешь! Я всегда считал, что из старого пластика трава
И каждый ступор в памяти, и надоедливые облака обязательно уйдут не попрощавшись
Высокой модой, вскрыв себя и позолоченной нитью свой утроб зашив, они могут приклоняться
А в это время в себе быть и выблёвывать желчь из желудка и пустой головы со свистом.
Прыжок по нарисованным мелом клеткам и камни сверкают и не преграда стекло!
Возьми за руку и беги за мной вперёд, я покажу тебе как со вчера изменились растения
Мы залезем на крышу и встретим цветной закат, и твой любимый оттенок фиолета
А утром у воды все раковины соберём и вернём их в бескрайние воды океана.
А потом прилетим на той хуйне у которой названия не помню, и ощутим притяжение
И вновь на скамейке будем сидеть и смотреть на теченье воды, моя рука в твоей и это счастье.
Мы тоже семья и одиночество прошло далеко нас, не заметив, и я знаю, оно не ждёт за углом.
Многое ты
Ты совершенства массы тела воплощение. Ты мои обнажающее фантазии и ракурсы.
Ты голосом тембром меня облёк в статую. ТЫ голосом рисованием меня отвлёк.
Вершиной мужественного облика, вершиной политика – любителя многословного,
Педагога исторического властью, информацией меня изнасилуешь вербально.
Ты конструкции абсолют, шутливого тона отвратительного – и даже это восхищает
Что бы ты ни сказал, что бы ты не захотел обсудить, мои слова будут проститутки
И каждое слово хочет тебя удовлетворить, по ткани твоей одежды промчаться словом
Чувства отрешенного, прикосновения коллега. Ты реквием моего мгновения.
И властью полюсов отрицания покорил, взглядом, единственными глазами, что не могу прочесть.
Ты думать о себе заставляешь, я себя заставляю думать о тебе больше. Ты град коммерческий.
Ты идиллия, в которой протест разрывает утопию. ТЫ повреждением моего спокойствия.
Ты воин для продавца. Ты воин для подчинённого тебе, во мне подчинённого сияния.
Ты движения вдоль рядов методических, воздуха рассекания касательно меня.
И рукой прикосновения, захвата взглядом и будущее есть. Сказано теорией вероятности.
Это будущее ещё есть, ограничением календарным в рамках чувство.
Только сношения страсть, семейных не поднимается вопросов – перспектив. Исключаем страдания.
Ты средой сливаешься, неделей станешь, обволакивающим временем. И больше ещё.
А теперь за подписью словесной. Весь твой, весь твой. Я в воде изображаю оргазм с тобой.
Чертежный план, грифельная схема взаимной мастурбации. Многое – ты. Многое – ты.
Юно
Если бы я был цветком, то, безусловно, пах бы бензином.
И ровно настолько же был бы одинок посреди схожих себе.
В отличии не окрас. В отличии само содержание (форма) и мысль гонимая ветром.
Риф из твёрдого сплава и преграда, упрямо смотрящий в колотый лёд.
Если бы я был цветком, то, безусловно, был бы серого цвета.
Лист оргстекло, и ничего нет для биологического опыления. Цветок почти мёртв.
Флоры буйной размазанная графика. Гармония в любом сочетании органического.
Цветок, безусловно, в тени единственного дерева в поле.
Цветок, безусловно, без системы корневой, его унесёт ветер. Цветок будет вянуть.
Лишённые органов зрения чувствующие интуитивно. Посеян случайно цветок.
Но одинок, в дыме под облакам вижу, гонимые потоки. Мой запах и цвет.
Преграда что есть – противоположные стороны. По сути цветка нет.
Сердце пилота
Не люблю я того – чьей «центр тяжести» ума вне его тела стремиться захватить материальность.
Люблю того - кто обладает «центром» внутри себя и не замечает скуки и печали. Что-то познание.
Но не должно обманываться своим дилетантским отношением. Скука всё ровно победит глупца.
Частично внутри схоже расположению снаружи, материальное итогом станет разочарования.
Невежество простого человека в материальном извне ровное убогому уму и его ничтожеству.
Человек способный наслаждаться своим внутренним богатством – не находит скуки и печали.
И в пути есть страсти развиваться – свои идеи завершить – как цель! Важно изливание идей.
Тупость ума в массах! Ценности в обогащении ровны жизненному пути и радости колпакам!
И собой быть с собою – счастье! Уединение и отшельник, они понимают интерес в себе.
Глупый человек – видящий материальность вещей как высшую степень блага существования!
Его тупой разум величайшая ошибка, и понимание его пустоты для своего индивидуума – ступор.
Равноценно коллапсу. Пустой человек – кто видит свою цель в собирательстве внешней похоти.
Дилетанту не дано понять, что стремления извне всего лишь лекарство от скуки её же рождающее.
И глупцу, видящему себя богачам с «умным лицом» невозможно доказать его ничтожество
Не докажешь что он – это просто исключительно примитивная скучающая субстанция.
Сижу на краю здания и мир созерцаю, себя обучая и многократно новое создавая внутри.
Не упаду обратно. Не стесняйся тупой человек блестящий, попробуй меня столкни.
Идущий невесомо по проводам
Прелюдия справедливости в ничего не предпринимающем возмездии,
Таинственная персона в цилиндре и плаще, в облачении по корпусу тёмном.
Руками, жесты дирижера ввысь. Жесты помпезны, они пластики и грации отражение.
Обитель крыши домов, не прикасаясь поверхности земли. Блика поползновение.
Предательства искореняющий тиран, глубиной. Преследует, озвучивая гордость.
Ближе всех к слоям атмосферы. Жестами рук, разрушая здания.
Меняя материю. Всё что создал враг шаблонный. Шагом по проводам.
Это бег, уравновешенный в направлении ветра, закрывая взор.
И больше ничего, звука отдающееся пустая канонада, камнем вниз. Освобождая.
Воспоминания
Почему мысли и воспоминания не могут быть безжалостно уничтожены?
Для чего они остаются в голове всплывающими и тревожащими?
Ясным видением реального встают перед глазами во сне.
Расплывчатыми терзающими появляются в воздухе и напоминают о тяжести.
На протяжении бесчисленных дней предстают счастливым образом.
Но в прошлом представлявшиеся лишь обременительным бременем.
Как долго память нужно безвозвратно вспоминать, уже устал.
Уже отпустил эти мысли, нет счастья в прошедшем сколько не возвращай.
Уже все исчезло, но повторяется с корректировками по кругу.
Я не хочу этого больше. Пусть эти воспоминания бесследно исчезнут.
Уйдут в забвение моменты прошлого из моих дней и из моих снов.
Почему же их защита столь прочна своей ложной важностью?
Почему эти воспоминания еще имеют силу и важность для хранения?
И невозможно уничтожить свое собственным желанием
И остается только наслаждаться пустой борьбой с их возвращением.
Жалкое времяпровождение с пустотой. Жалкое бесцельное сражение.
Саша Пульман. © Сборник лирики «С – Океан» '10