Коротка, как замыканье, ночь несется вдоль состава,
Вдоль гудящего экспресса – голубого, будто вена,
Будто утренняя Вена и вечерняя Варшава.
В гильзе общего вагона – дрожь стекла, шипенье ветра,
Птица-холод поднимает дермантиновые крылья,
А в одной из тощих сумок в запечатанном конверте
Едет маленькое счастье и огромное бессилье.
Свет подвешен лоскутами под срывающейся крышей,
Звуки катятся под ноги, как порожние бутылки.
Крик изогнутой бумаги никому сейчас не слышен –
Только гул и колыбельный бой колес на каждом стыке.
Тормоза скулят, деревья замедляют бег, платформа
Оживает: кошки, тени, кашель рупора, обрывки
Милицейской перебранки… Я тоскую по комфорту,
Я не вытерплю железки. Опротивело, обрыдло…
Время, впрочем, мчится дальше в направлении рассвета,
В предвкушении конечной снова трогается поезд.
Я живу одной надеждой – беспокойной и слепою,
Я везу сердцебиенье в запечатанном конверте:
Не очищенное спичкой, не доверенное почте,
Предназначенное только непридирчивому взору
Адресата в темном платье, помешательство на почве
Одиночества. Не бойся, я приеду очень скоро.
