Между отпечатанными слепо на листах коричневой бумаги (ломкой современнице событий) буквами порушенной присяги смены вех прерывистого бега «кляч истории», рассыпан светом самозачарованных наитий, стимулом и символом поэтов безупречной творческой отваги, блёстками нетающего снега, кокаин Серебряного века:
Вдохом слова пагубы и страхи, сны и докритические массы перезрелых перемен и страсти ломки обезволенностей власти выцветшей империи коллапса, мигом обращаются в прекрасный мир чудес искусств, изящно ясный, обезболивающий путь к плахе:
Этот аутичный бедолага, коконом изысканностей, сагой вырождения, побегом от реалий жизни, оберегом толкований патины согласий, царствовал недолго и нелепо над до примитивности свирепым кличем китча, ненависти флагом, превращаясь с гибелью укрытий в предзнаменование ГУЛАГа.
или вот так:
кокаин Серебряного века:
Между отпечатанными слепо
на листах коричневой бумаги
(ломкой современнице событий)
буквами порушенной присяги
смены вех прерывистого бега
«кляч истории», рассыпан светом
самозачарованных наитий,
стимулом и символом поэтов
безупречной творческой отваги,
блёстками нетающего снега,
кокаин Серебряного века:
Вдохом слова пагубы и страхи,
сны и докритические массы
перезрелых перемен и страсти
ломки обезволенностей власти
выцветшей империи коллапса,
мигом обращаются в прекрасный
мир чудес искусств, изящно ясный,
обезболивающий путь к плахе:
Этот аутичный бедолага,
коконом изысканностей, сагой
вырождения, побегом
от реалий жизни, оберегом
толкований патины согласий,
царствовал недолго и нелепо
над до примитивности свирепым
кличем китча, ненависти флагом,
превращаясь с гибелью укрытий
в предзнаменование ГУЛАГа.