«Пойду, покурю», - Отыскав сигареты, я поплелся на кухню. Устроившись за кухонным столом, закурил и взглянул в окно. Была поздняя осень, дворник шаркал метлой у подъезда, в большом мусорном баке копошилась фигура, возле люков теплокамеры расположилась стайка дворовых собак. В центре стаи в позе сфинкса возлежал крупный пес в лохматой желтой шубе. «Резет уже привел своих с кормежки», - подумал я. «Хороший пес, добрый, мы с ним дружим, надо ему вынести чего поесть. Ладно, закончу - потом». Я потушил сигарету и пошел в комнату, к компьютеру, к оставленной работе…
Резет, ученый.
- Ройся, ройся.… Ну что, нашел? Накося - выкуси! Тоже мне, Нат Пинкертон! Там, где Резет прошел, там пустыня пришел! Раньше вставать надо. Пока ты спал, я все полезное уже попользовал.
Резет - это я. Имя у меня такое. Красивое, правда? И мне нравиться! Я - собака. Нам, собакам, имена без надобности, но у меня - есть! Это как шрам на морде от давней драки. На память. О Хозяине. Это он меня так назвал. Да, у меня был Хозяин. Не верррришь? То-то же! Я - собака в расцвете сил. Порода, как говорят, почти золотистый ретривер. Мама - ретривер, папа - неизвестен. Я большой, сильный, лохматый. Зубы крепкие, шерсть блестящая, уши висят, хвост стоит. Что еще нужно для веселой собачьей жизни? В нашем дворе меня все любят - и собаки, и люди, и их щенки. Людские щенки бывают разные: есть злобные, есть добрые, а есть истерики. Злобные - норовят пнуть исподтишка, добрые - накормить и погладить, истерики, завидев собаку, устраивают дикий рев. На этот рев выскакивают рассвирепевшие человечьи самки, и я увожу от них свою стаю от греха подальше, в соседние дворы.
- Нет, ты смотри, он что-то нашел! Бутылки! Тоже мне, конкурент! Это ж не съедобное.
А-а, поменяет на что-нибудь… Люди любят все менять.
Ушел. Пошел, наверное, в соседний двор эти, бутылки искать. Это Коля Бомж. Так его называют. Он живет через два дома от нас, в подвале, там тепло. Хороший человек, не дерется, едой делится. Иногда хорошую еду, он первым находит в этом баке. Может нюх какой-то особый? Нет, не замечал я такого у людей. Вон даже мой Хозяин, уж на что умный был человек - и то с нюхом у него, ну никак! Вечно то ключи искал, то кошелек. Понюхать не мог, что ли? Ох, Хозяин…
Вообще-то, какой он Хозяин? Друг он мне. У собак ведь тоже дружба бывает, но не как у людей. Дружба - это та же любовь. У собак, если друг, если любишь, то это на всю жизнь. И ничего этому не может помешать: ни сахарная косточка, ни добрая драка, ни сладкая течка. У людей не так. То самку не поделят, то полаются по пустякам, и все - дружбы нет. Ну, взял вон тот черный мою самку, шугнул я его, ну и что? На следующей течке я ее возьму, тоже мне, проблема! Самок мало, что ли? Щенки? Так вот они, все тут, наши. Главное - чтоб росли здоровыми, зубастыми и смелыми. А где чей, какая разница, я их всех поровну люблю! Дружба - это когда любишь, несмотря ни на что. За что любишь - не знаешь. Просто любишь - и все!
- Эй, пегий, видишь, Женька из первого подъезда вышла с бутербродом. Беги, маши хвостом, да улыбайся, неуч! Крутись под ногами, слюни пускай, как будто неделю не ел! Давай, твоя очередь. А ты куда поперся? Цыц! Всем лежать! Рыжий, ты следующий. Вот байстрюки, учи их учи… Тьфу, перебили…
Так вот… Как с Хозяином было. Я к нему щенком попал, мать не помню, рано забрали. Ну, он меня кормил, поил, палец давал сосать, вместо сиськи мамкиной. Пока я подрос, он конечно, со мной намучался. Нет, я не болел, не вредничал, ботинки сгрыз только одни. Но пока я раскумекал, где и что надо делать, хлопот со мной было много. Я так думаю. По своим делам я ходил на балкон. Хозяин очень был занят, и гулять со мной ему было некогда. Однажды, приходит домой хозяин и говорит мне что-то, торжественно так. Я тогда не понимал, что он говорит, но интонации улавливал. А я на радостях лизнул его языком в морду - пометил, значит. Это чтобы все знали, что он мой. Так, на всякий случай. А он засмеялся и одел мне на шею ошейник, ремешок такой, ну ты знаешь. Потом прикрепил к нему другой ремешок и потянул меня к двери. Он шел, а я бежал.
Только вышли мы во двор, тут как бабахнуло, все сразу: и свет, и звуки, и запахи! Знаешь, я как-то сразу освоился. Все перенюхал, все переметил, с кошкой подрался, со всеми перезнакомился, всех перелизал, кто брал меня на руки. Мои все, все мои, я вас люблю!
- А ну, Рыжий, твоя очередь! Вон в песочнице, где щенки людские играют, один мороженное уронил. Быстро, одна лапа здесь, три - там! Смотри, осторожно, не попадись под ноги тем, постарше. Во, понесся сластена! Ушами себе всю спину обобьет!
И с тех пор я влюбился в этот мир. Как я рвался из этой тесной квартиры! Хозяин понял это и стал чаще со мной гулять. Где мы только не были: ездили на Десенку, купались, рылись в песке, охотились за жуками, за палкой бегали, до упаду! Я приходил домой и падал на свой коврик, как мешок. Даже есть не хотелось. Вот, это, было счастье!
Потом Хозяин начал меня учить, ну дрессировать, значит. Я как-то быстро все схватил. Он это заметил. Понял, наверное, что я больше могу, чем стоять, лежать да тапки носить. Не такой он был как все. Умный был, как собака. А потом, просто стал говорить со мной. Стал всякие истории рассказывать: как мир устроен, как человек, как другие живые, как растения. Я сначала туго соображал, а потом освоился. Звуков у них много, а интонаций мало. Они больше на звуки налегают. Помогают себе, правда, еще передними лапами да мордой слегка. Разобрался, слушаю внимательно, голову наклоняю вправо-влево, понял-непонял значит. И он понял! Я же говорю, мудрый он был. Душа у него была чистая, открытая, вот он собак и понимал.
- Нет, ну ты посмотри, опять эта драная хоровод за собой тащит! Да что она, течет по четыре раза на год, что ли? Надо быстренько разогнать это, а то всех порядочных собак затащит в другой конец района! Эх, придется самому…
- Уф, чуть не порвали ухажеры. Загнал ее за гастроном к «бродячим». Ну, те ее быстро успокоят или у себя пригреют. Нельзя собаке одной, пропадет, почем зря.
Так на чем я остановился? Да, и стал он меня учить буквы понимать. Это значки такие, как узор из разных веточек. Эти буквы их звуки запоминают. Если знаешь буквы, можешь звук повторить. Так они записывают все, что запомнить не могут. Память у них слабая, быстро все забывают. И потом, буквами они мысли передают. Если кто, что-то надумал, буквами записывает, а другой читает. Так и передают.
Так хозяин меня и учил. Рисует на бумаге букву и говорит ее. А я головой: усвоил - не усвоил. Сначала трудно было. Звуки освоил, а слова ни как не давались. А потом, как прорвало.
У нас, у собак, всегда так: бегаешь, нюхаешь, смотришь. Потом - бац и полная картинка! И понимание окружающего само приходит, сразу и во всей полноте. Мы, собаки, не помним прошлого, не заглядываем в будущее, живем настоящим. Зачем все помнить, мешает ведь. Хорошо как-то хозяин сказал: достаточно каждому дню своей заботы. Но когда нужно, можно позвать и всплывет прошлое, ярко, живо в мельчайших подробностях!
- Все, собирай стаю! Живот подвело. Пора на базарчик у гастронома, там сейчас обед начинается. Продавцы подвыпьют, добрые станут. Идем через нейтральную территорию, мимо почты. Лесса, щенков через подземный переход проведешь. Все собрались? Пошли…
- Уф, наелся! Все сыты? Пора и поспать. Идем к теплокамере, отдохнем до вечера. Все, носы под хвосты и спать! Да, прохладно стало, лето кончилось. Вот уже и листья облетели. Холодная зима будет, нюхом чую. Ничего, переживем. Ну, спим…
- Людвиг? Я слышу тебя. Борман всех собирает? Когда? Понял, понял, все сделаю. И с левого берега будут? Да, как же они Днепр перейдут? Понял... Вот это да! За всю мою жизнь такого не было! Вижу дело серьезное. Нет, лучше собраться у озера за заправкой, потом только одну дорогу пересекать. Хорошо, после моста наведешь. Ну, пока, я уже приступил!
Людвиг, слухач.
- Нет никого... Ну, где они все ходят? Гуляют где-то, а я сиди тут, скучай! И спал уже, все бока отлежал, воду лакал, город слушал, ходил туда-сюда. Да, разве походишь тут, понаставили всяких ящиков, двери все позакрывали. Только и остается, что слушать, спать да вспоминать. Один я сейчас, а раньше кошка у нас жила, Сарой звали. Черная вся такая, хитрющая! Я то же черный, только лапы пегие и морда поседела. Как мы с ней играли! Помню, еще щенком был, все уйдут и двери закроют. Сара прыгнет и повиснет на ручке двери, я лапами толкну, и дверь открылась! Мы, потом, такое устраивали! Позже, правда, за все мне доставалось, А, Сара, всегда выкручивалась. Сядет, лапки сложит, глазками невинными на хозяйку смотрит и тоненьким голоском дрожащим - Мяяя! Святая невинность. Ну, кто тут устоит? А сначала мы с ней не ладили…
- Опять щенка задавило? Да, куда ж вожаки смотрят? У вас это уже второй случай за последние три луны! Я знаю, что движение сильное, что кормовая территория через Дорогу! Следить надо! Так у вас весь помет передавят!
А когда меня забрали от матери, я сильно тосковал. Постелили мне тряпочку какую-то, мисочку для воды поставили. Да разве заменит тряпочка теплый мамин живот, братьев и сестер? Я всю ночь скулил, мамку и братьев искал, мисочку перевернул. Мокро, холодно, одиноко. Потом меня из коридора переселили в комнату младшего хозяина. Старший хозяин стал спать на его кровати, ну, чтоб меня блюсти. Сначала мне загородку сделали, пленку постелили, чтобы на пол не мочил. Да, какое там! Я из загородки всю ночь рвался, спать никому не давал. Тогда хозяин все это порушил, постелил тряпку рядом с собой, у кровати. Ночью, он лапу свесит с кровати, я в нее уткнусь носом, тепло, мягко. Он чутко спал. Как лапа устанет, он другой меня накроет. Чувствовал меня. Кормил сытно, ходил за мной и убирал мои последыши. А из меня лилось и валилось. Иду, а за мной мокрая дорожка. Это я сейчас весь день терпеть могу. А тогда…
К весне я крепко на лапы встал, соображал уже, что вокруг меня. Освоил помаленьку естественные отправления в нормальном режиме. Мы, собаки, по Луне живем. У нас внутри ритм, такой, есть. Вот, по нему, мы с всю жизнь свою и выстраиваем. Я к тому времени, уже все режимы отстроил, хотя еще и случались неожиданности.
Дом, я тогда, уже плотно обнюхал. Как пришла пора метить, тут мы с Сарой и столкнулись. Как-то, нашел я место хорошее, на виду, на углу возле кухни, на сквознячке, чтобы метка со всех сторон пронюхивалась. Лапу заднюю задрал, стою, думаю, что в сообщение заложить. Ну, пол, возраст, вес, рост и так пронюхаються. Надо бы: я здесь живу, давай дружить, готов поиграть. Только я брызнул, тут сзади что-то как вцепиться мне в спину. Я как заорал. Боль дикая! Пулей выскочил в коридор. Поворачиваюсь, стоит эта черная, спину выгнула, хвост трубой и бочком, как-то, бочком ко мне подбирается. Я в угол забился и вдруг как затявкал на нее. В первый раз затявкал. Она тоже опешила. Она ж домашняя, во дворе никогда не была, собак не видела. Мы замерли, ситуация патовая. Но тут, к счастью, на шум выглянул хозяин и быстренько растащил нас по разным комнатам. Так мы с ней и познакомились. Потом мы еще долго друг к другу присматривались да прилаживались, но подружились.
Нет сейчас Сары. Отдали ее куда-то. Не поделила власть с хозяйкой. Хозяйка не разрешает, а Сара назло. Я тут живу! И давай метить все, что своим считала. Своенравная была и независимая. Маленькая, но отважная. Я скучаю по ней. Выхожу гулять, к каждой кошке принюхиваюсь. А вдруг найдется?
- Борман? Да, слышу! Общий сбор? Хорошо, сейчас всем вожакам сообщу, пусть шлют представителей. Так, так, на Чорторый, понял. Метки выставили? Понял, понял, сообщу…
Ну вот, и Борман скоро позовет Великий Сон. Жалко, такой пес добрый, умный… Настоящий Пес. Учитель наш. Кто, еще, будет вместо него? Может, Резет, он ученный, соображает быстро, значки, эти людские читает. Вожак хороший, спокойный, мудрый, дружелюбный. Стаю содержит в чистоте и сытости. Хорошо бы, Резет, мы хорошо друг друга знаем. Хороший, был бы Учитель…
У нас, у собак, не так как у людей. Люди смерти бояться, потому, что не могут позвать Великий Сон. У собак, тоже смерть случается. Под колесами машин людских, от болезни, какой скоротечной, от ран в крупной драке с «бродячими». Запросто помереть можно. Жизнь на свободе рисковая, но вольная. Какую собаку волей испугаешь? Только старую да немощную. Любой пес чувствует когда, подходит его срок. Тогда он поднимается и уходит туда, куда зовет его Голос. Только «домашним» собакам плохо, приходиться уходить на глазах у людей. Не уйдешь в воспоминания. Да и людей не бросишь, они любят тебя. Пусть хоть уход твой послужит Главному делу. Может очнуться, поймут, что такое Любовь.
Люди знают, что и свободные собаки умирают. Думают, что место есть какое-то тайное, куда мы уходим. Но никто из людей не видел этого места, ни собаки уходящей. Это потому, что нет такого места. У каждой собаки оно свое. Каждая собака, в свое время, свой Голос слышит и свое место знает. Туда и приходит. Ложиться, кладет морду на лапы и зовет Великий Сон. И Сон приходит; закрывает слезящиеся глаза, согревает дрожащие лапы, обволакивает все тело теплом. И улетает душа пса в страну Вечной охоты, Вечной любви, Вечной дружбы… Мы все, собаки, знаем об его уходе, чувствуем его и провожаем с радостью и печалью. А один из нас, завоет в ночи, провожая соплеменника в последний путь…
- Да, Борман, всем передал. С левого берега уже вышли. Им долго идти, сообщают, что к сроку будут. Резету сообщил, он собирает всех, кто ближе. Старших назначил. Обстановку на дороге сообщил. Жди, к первой звезде будут.
Все у нас, не как у людей. Вот, взять любовь… У нас, у собак все ясно и понятно. Любовь - это на всю жизнь. Вот, я люблю Хозяина. Как щенком полюбил, так и буду любить, пока Голос не позовет. И что мне может помешать? Нет такого на этом свете! Да, вот только, нет больше моего Хозяина. Ушел…
Сначала хорошо жили, любили друг друга Хозяин, Хозяйка и сынок их. Ходили гулять всей стаей. А как играли весело! И тепло мне было возле их любви, тепло и уютно. Вот, думал, повезло. В хорошую стаю попал. Думал, дело свое, Главное, здесь сделаю. Не получилось у них. Не сохранили они любовь. Стали ругаться, кричать друг на друга и распалась, такая, хорошая стая. Каждый для себя любви хотел, а о другом не думал. Потом, Хозяин ушел. Я очень скучаю без него. Я чувствую его, слышу, как он тоже тоскует.
Ну, скажите, разве это любовь? Мы же рядом, они же видят, как мы умеем любить. Нет, не видят, не хотят видеть. Нас, собак, они считают, ниже себя и любовь нашу к ним, обязанностью нашей. Так и между собой. Ты должен любить, это твоя обязанность!
Вот возьмите мать и дитя. Мать любит ребенка беззаветно, один раз и на всю жизнь. Ребенок так же, любит мать свою. Собака своего Хозяина. А мужчина женщину? Встретились двое, загорелись - любовь! Поженились, дети родились, пожили немного и разошлись. Ну, где здесь любовь была? Страсть, да! Но не любовь… Как у нас, у собак, когда самка в течке. Горишь весь, пылаешь, запах этот, так в нос бьет, что задохнуться впору. А течка прошла, и нет горения, нет страсти. Но, щенки же, растут, стая крепнет, сильнее только становиться от нового приплода. Не бывает любви на время, любовь может быть только вечной, только единственной. Любовь это когда жизнь свою не пожалеешь за щенков своих, за стаю свою, за Хозяина своего. И, ты, весь принадлежишь тому, кого любишь…
- Они уже вышли Троещины, Борман. Да, Резет старший. С Дарницы и Нижних садов Хриплый ведет «бродячих». Они уже возле Воскресенки. Правобережные к Мосту подходят, скоро будут. Борман, время первой звезде появиться. Все будут во время. Жди.
Борман, Учитель.
- Я слышал, Людвиг, я жду их. Ты всех собрал? Хорошо. Нет, пусть идут вдоль дороги. А там по мосту через Десенку. Движение большое, осторожнее. Дальше через парк и на Чорторый. А с правого берега малыми партиям через оба моста. Дальше пусть нанюхают. Метки поставили. Сообщи это и слушай всех…
Ну вот, пришел и мой срок. Скоро придут, передам все и позову Его. Хорошая случилась жизнь, и радости много было, и любви, и печали. Хозяин хороший у меня был, добрый, мягкий, душевный. Вырастил меня, выкормил, любил искренне. И я его любил. Стая у него хорошая: самка не злая, щенков двое - веселые такие, умные. А подрос я, стал он учить меня. Команды подавал, я исполнял. Я знал заранее, что он скажет. Он только подумает, а я уже исполнил. Он думал, что я умный такой. Гордился мной, друзьям показывал.
А я рано стал слышать, и шести лун не исполнилось. Нет, не слова, как Резет, я как Людвиг картинки вижу. Сначала только картинки видел, а потом со словами стал связывать. Человек или собака сначала картинку создает в себе, а потом говорит, лает или двигается. Картинок много, мелькают быстро, но со временем я стал все больше и больше улавливать. Потом можно из этих картинок, строить картину побольше. Но Людвиг быстрее меня улавливает, дальше и слышать и сообщать может. Хотя к нему это позже пришло.
У нас, у собак всегда это было. Видели мы эти картинки испокон веков и слышали, как сородичи наши ими переговариваются. А потом человек появился и дальше мы вместе пошли. Куда пошли, не знаю, но зачем - это каждой собаке известно. Долго мы шли вместе с человеком, во всем ему помогали. Охотились вместе, стада его сторожили, дом и семью его охраняли, даже воевали в месте. Верными ему были и преданными, любили его беззаветно и… безответно. Теперь человек, если обругать кого хочет, говорит; ты - собака! Женщину свою может обозвать так, как у нас самку зовут - сукой, а самое страшное ругательство, это другого человека щенком назвать. Вот так, шли, шли и пришли…
Много еще дурного в наших отношениях. Эксперименты на нас ставили, шкуры сдирали, мыло из собак варили, кастрировали. А хуже того, вырастили этих убийц собачьих, тупых и злобных. Чтобы между собой их стравливать для потехи. Сколько уже добрых псов погибло раньше времени от их клыков. Людвиг рассказывал, как Хозяин его еле вырвал из клыков такого убийцы. Набросился, говорит, сзади и в горло. Хорошо, ошейник был металлический, не смог перекусить. Так и пришли домой оба, и Людвиг, и Хозяин окровавленные, но живые. Людвиг говорил, что даже не услышал его. Картинки в голове мелькают, мешанина сплошная, что делать в следующую минуту он сам не знает. Одним словом, убийца…
- Людвиг, как там продвигаются представители? Да, хорошо, пусть идут. Как взойдет первая звезда, я их жду. Время есть еще, пусть будут осторожнее.
Тогда во имя чего и зачем мы идем с людьми рядом? Зачем терпим от них унижения и обиды? За что мы любим их, жестоких и равнодушных к нашей любви? Мы это делаем ценой жизни своей и жизни нашего племени, только ради нашего Главного дела! Что же это за дело и кто нам поручил его сделать? Наше Главное дело, дело всей собачьей жизни, научить человека Любви. А кто поручил нам? Не знаю, всегда так было, как стали собаками, так и знали уже свое Главное дело. Ради него мы и живем.
Людское племя еще молодо, совсем дети по сравнению с нами, собаками да и другими живыми. Жестокие дети. Столько живого уничтожили, себя загнали в эти каменные мешки, природу всю загадили. Но мы знаем, они дети еще, они повзрослеют и тогда, мы все будем вместе. Все живые в мире будут жить в Любви и согласии. Останемся ли в этом мире, мы собаки? Не знаю, многих живых уже нет, уничтожили их люди. У каждого племени живых свое Главное дело. Люди не видят этого и своего Главного дела не знают. Сможем научить людей Любви до того как уйдем все, значит, выполним свое Главное дело. Что бы ни случилось с нами, мы никогда их не оставим одних.
Людвиг рассказывал, что слышал от Хозяина; жил когда-то человек за морем и учил людей «Любите друг друга». Много лун прошло с тех пор, люди его помнят и чтят. А стали, ли они друг друга любить? Нет, не стали, как был, так и остался в них страх и ненависть ко всему, что не их племени. Да и друг друга они не любят. Их самки и самцы все ищут Любовь. Думают, что можно полюбить одного человека и быть счастливым. Как такое может быть, если человек все живое не любит, а счастье ищет в любви только к одному человеку. Поэтому и нет у них Вечной любви. Полюбят друг друга самец и самка их, а через несколько лун прошла их любовь. Нельзя одно живое любить, а другое ненавидеть. Для того, чтобы они поняли, что такое Любовь ко всему живому, мы, собаки и идем с ними так долго. А когда они поймут это, придет и к ним Вечная любовь. К каждому человеку придет.
- Людвиг? Да, хорошо, слышу, левобережные уже подходят. Как там Троещина, Дарница, Нижние Сады? Да, понял, передай Резету, пусть сразу ко мне идет.
Ну, вот, скоро все будут на месте. Передам Учительство, сообщу всем, что знаю, что накопили за эти луны и пойду. Уже слышен Голос вдали. А племя наше будет жить, вожаки будут водить стаи на кормежку, самки будут щенков рожать, слухачи слушать и ученные мир изучать. Все будет как всегда, а я уйду в Страну Вечной охоты. Устал я уже…
Они справятся без меня, все больше слухачей и ученных рождается. Многие читать по-человечьи научились. Скоро догоним людей и станем вровень. Тогда и расскажем им, что мы можем, тогда и заметят нас люди. Прислушаются и услышат то, что мы слышим, и увидят, то что мы видим, и узнают то, что мы знаем о Любви.
Далеко отсюда, Резет рассказывал, очень далеко, живет человек, который написал книгу «Измаил» называешься. Там об обезьяне написано, которого звали Измаил. Умный был этот обезьян, тоже слышать умел. Так он учил, что человек ушел природы и пошел куда-то в другую сторону. И вред приносит поэтому, что не туда идет. И спрашивал «А есть ли шанс для обезьяны?» Есть ли шанс обезьянам выжить и стать разумными, если человек все уничтожит и сам исчезнет? Я долго думал и понял, не было такого обезьяна. Придумал его тот человек, что книгу написал. У всех живых есть свое Главное дело в этом мире, все мы в вместе здесь живем. Не может один живой выжить без другого. Исчезнет человек, и все мы исчезнем, все мы питающиеся молоком. А на наше место придут другие. Мы вместе пришли в этот мир, мы вместе и уйдем. И не главное, кто сейчас самый умный, кто больше может съесть. Главное, чтобы Любовь была между нами. Чтобы человек пришел к нам ко всем, он должен научиться любить нас всех. А мы его уже любим, теперь и он должен нас полюбить.
- Да, вижу, собрались все. Сколько собачьих глаз горят в сумраке, весь остров заняли. Все пришли и «бродячие», и «домашние», и уличные. Крепкие псы, сильные вожаки, умные и здоровые. Доброе племя! Теперь вижу, выживем мы, выстоим в этом Городе, в этом каменном мешке и размножимся в поколениях. Пора, слушайте все! Я ухожу, Голос зовет. Учителем, вашим, будет Резет. Живите в согласии и достатке, не забывайте Главного дела нашего. Скоро, очень скоро придет наш срок и будем мы равными среди равных! Берегите людей, не бросайте их, они пропадут без нас! Оставайтесь с миром, Вечной, вам всем, Любви!
Я встал из-за компьютера и подошел к окну. Поздняя киевская осень всегда нагоняла на меня тоску. Унылый пустой двор, деревья с голыми растопыренными ветвями, мелкие грязные лужи и холодная морось. Даже собаки наши дворовые куда-то запропастились. Низкие тучи нависали над колодцем двора. Сдавило сердце. «Погода мерзкая, давление, наверное, меняется» - подумал я. Нащупал в кармане пачку - пустая. « Ну вот, еще и сигареты закончились! Надо сходить, тут недалеко». Идти не хотелось. «Надо, задохнешься потом» - припугнул я себя. Я медленно и неохотно одевался, долго искал ключи и, наконец, вышел во двор.
Темнело. Огибая, как кот, дворовые лужи я пробрался к магазину. На лавочках у входа в магазин, где к этому времени собирались местные алкоголики, было пусто. Я зашел в магазин. Народу мало. Купил сигарет и застрял у прилавка с алкоголем.
«Взять пива, что ли? Нет, надо работу закончить! Заказчик надуется, денег не даст». Опять сдавило сердце. Я повернулся и поплелся к выходу. На ступенях остановился, закурил и с удовольствием затянулся. Сердце отпустило. Закутался поплотнее в куртку. «Пойду, пройдусь, весь день за компьютером». У автобусной остановки я остановился. Вдалеке, за Чорторыем виднелась узкая полоска светлого неба. И вдруг я услышал, приглушенный шумом проносившихся мимо машин, тоскливый вой. Мне показалось, что со стороны Чорторыя. И вдруг еще, и сзади, и слева… Я оторопел, даже похолодело в затылке. « Чертовщина какая-то!»
- Борман ушел - услышал я за спиной хриплый голос. Я вздрогнул и повернулся. Сзади меня стоял местный сумасшедший, Коля Бомж. На плечах живописные лохмотья, подпоясанные женскими колготками, у ног огромная грязная «челночная» сумка, крупное лицо, буйная седая шевелюра. Коля стоял с одухотворенным лицом и смотрел в сторону Чорторыя.
- Какой Борман? - спросил я в растерянности.
- Светлая душа - сказал Коля и опустил глаза. Потом как-то сник, осунулся, вздохнул хрипло и потянулся к своей сумке.
- Пусть будет сладким твой сон, Учитель - пробормотал Коля, потянул за собой сумку и, опустив плечи, поплелся через детскую площадку к ближайшим домам.
Я стоял, не в силах двинутся с места. Навалилась какая-то тяжесть, стало трудно дышать. Опомнившись, я со всхлипом втянул в себя воздух. Задышал глубоко. Отпустило. Я оглянулся. Все было как прежде. Машины разрезали фарами мокрый воздух, люди выходили из маршрутки, светились окна домов, на лавочках уже копошились вечерние посетители.
«Домой, спать! Свихнешься когда нибудь с этой работой. Завтра подъем в 7 утра и бегать, трусцой, как Амосов! И бросить курить, наконец-то!». Я еще раз оглянулся на Чорторый, светлая полоска исчезла. Резко развернувшись, я быстро пошел к дому.
Дома я разделся, повесил вещи в шкаф, сел к столу, закурил. Вдруг навалилась такая тоска, такое одиночество, как будто я остался один в целом мире. И всплыли тогда в памяти преданные собачьи глаза, черная морда с проседью, мокрый нос и такие смешные уши.
В комнате, что-то неуловимо изменилось, будто прошелестел оконными занавесями теплый весенний ветерок. И я ощутил на своем лице прикосновение чего-то влажного и теплого, еще раз и еще…
