Графома́ния? (Эссе)

Графома́ния - болезненное пристрастие к бесплодному сочинительству. Главное в этом определении, мне кажется, отсутствие профессионализма и таланта у сочинителя, а не «пристрастие к сочинительству». Рэй Бредбери и Айзек Азимов тоже выглядят графоманами, так как готовы были писать обо всем. А ведь стали мэтрами фантастики. Причем они писали прекрасно не только фантастику.
А Солженицын? Да он чуть что, брался за перо. И что, его тоже следует назвать графоманом? Где же проходит граница? Тысячи людей писали вдали от общественного мнения, включая и таких титанов, как Марсель Пруст и Франц Кафка. И что же? Получилось бесплодное сочинительство? Совсем и нет.  Оказались гениями. Однако сколько их сгинуло талантливых, которые так и не добрались до оценки общества, до своих читателей, так как к ним относились как к графоманам. Есть ли литературная граница, за которой обзывать сочинителя графоманом может оказаться ошибкой?
Именно на этом пункте о таланте и начинаются ошибки редакторов. Иными словами, приписывание графомании людям, не лишенным таланта и профессионализма. Здесь прокалываются все редакции и все издательства мира. В этом вся проблема. В 95% случаев редактор бывает прав, делая свою рутинную работу по отбору рукописей для публикации И не надо для этого быть талантливым редактором. Графоман сразу же виден. А вот те 5%, или даже больше, ошибочно отвергнутых работ и говорят об отсутствии талантливых  редакторов. Как правило, такие критики, как Белинский, встречаются гораздо реже, чем способные писатели. Иначе бы не отвергали Джоан Роулинг, Агату Кристи, Рэя Бредбери и целую плеяду создателей направлений в литературе. А для самих издательств это потеря сотен миллионов долларов. Поэтому, если мы уже определяем, кто такой графоман-сочинитель, то надо определить и что такое профан-редактор, который назначен быть судьей писателей.
Кто такой редактор или издатель? Это специалист, дегустирующий рукописи. Его отличие от дегустатора вин заключается в том, что у него нет специальных способностей к дегустации литературы. Он представляет себе, какие книги пользуются спросом, и оценивает все новые книги, исходя из своего часто небогатого и непродуманного опыта. Редактор (издатель) – это человек, стоящий лицом к прошлому литературы, но призванный оценивать будущее словесности. Поэтому он пропускает в печать только то, что является отражением прошлого, часто бледной его копией. Допустим, появился «Властелин Колец» Толкиена, пробился в печать и неожиданно для издателей стал мировым бестселлером. И вот тут гигантская толпа авторов  торопливо начинает делать копии с «Властелина Колец». Издательства еще торопливее раскручивают этот жанр. Рынок заполнен копиями. Уже даже на оригинал  не обращают внимания. Так называемый широкий круг читателей получил вместо Толкиена его копии как бы под его брендом. Достаточно употреблять слова «кольцо», «властелин» и тому подобные, чтобы оказаться «талантливым» копиистом. Вместо того чтобы отсеивать графоманов, издатели, наоборот, открывают им дорогу в печать.
В живописи такое просто невозможно.  Если появятся копии Ван Гога, то мало кто станет покупать такие поделки, а в литературе все наоборот. На определенном отрезке времени макулатура находит своего читателя. Эта особенность массовой литературы. Современнику хочется читать. Все равно что, лишь бы было остро.
Любопытен исторический пример о слепоте современника.  Бальзак учил тонкого стилиста и создателя острых сюжетов Стендаля, как надо подробно описывать будуары, чтобы добиться успеха у читателя (читай у издателя). Поэтому Стендаль со вздохом, но с полной уверенностью заметил, что его будут читать через сто лет. Он шел с опережением времени, он писал для того времени, когда подробное описание гостиной вызовет у читателя зевоту. Естественно, что современник его не мог понять, а книги его не могли принести барыши издателям. Поэтому-то редактор, дегустатор литературы, смотрит в прошлое, а не в будущее литературы. Новые «сорта книг» ему недоступны. А если бы нашелся во Франции свой Белинский, то, я думаю, Стендаля любили бы не меньше Бальзака. Стендаля надо было раскрутить, внушить читателю уважение к его мощному таланту. Белинского в Париже не нашлось. Именно Белинский был способен увидеть Достоевского, который не вписывался в литературу своего времени. Издательствам нужны талантливые редактора. Но где их взять?
Дважды отверг мои книги очень симпатичный и добросовестный редактор, который назвался Петром и который, в отличие от всех остальных редакторов, видимо, придерживается правила уважать автора. Однажды он честно написал, что книга о древних индусах ему понравилась, но в России любят читать боевики только о Средиземноморье и Русском средневековье. А в другой раз он отметил, что неплохо написана фантастика о девочке двенадцати лет, но не формат, так как  издательство не публикует детскую литературу. Я тогда очень смеялся, как говорят в Одессе. История Джоан Роулинг повторилась в миниатюре. Я вспомнил, что тот издатель, который принял ее книгу о Гарри Поттере, заметил, что детская фантастика не пользуется успехом. А не хотите ли миллиарды долларов дохода! Вот как редакции прокалываются, а этот добрый издатель милостиво выплатил ей 198$ аванса - будущей миллиардерше в литературе. И все-таки я благодарен этому Петру. Он честен с авторами, он не изображает из себя судью в последней инстанции, которому и говорить неохота с автором. Говорят, что в толстых литературных журналах даже не читают неизвестных авторов. Сразу же в мусор, так называемый «самотек». Наверное, поэтому Улицкая столько лет пробивалась в литературу. Талантлива, а значит ни на кого не похожа. Не формат.
Можно ли исправить существующее положение с оценкой рукописей? Нет. Кто возьмется сказать о неожиданной фантазии автора, что писатель открыл новое направление? Никто. Иначе писатели не проходили бы через тернии, пытаясь  подарить издательствам сотни миллионов долларов.