Собирались ехать в Крым компанией. Компания вместилась в две машины. На том краю путешествия ждал заказанный коттедж с хорошей ценовой политикой. Я тащилась за Георгием на своем «Ярисе», осторожничала и всячески нервировала всех своей медлительностью. Дорога была дальняя, я к таким переездам не привыкла, и через пару часов уже почувствовала усталость, через три я надолго замолчала, тем более, что Георгий свернул на битую просёлочную дорогу, и всё внимание уходило на лавирование по «волнам». А через четыре включился автопилот, значит, пора было делать привал. Привал не заставил себя долго ждать. Георгий помигал поворотом, приглашая к остановке, и как-то неуверенно заехал на васильковую обочину. Оказалось, мы заблудились.
Впереди маячили две фигуры – человек и корова. Человек сидел на камне, прислонившись спиной к поперечной балке чудом сохранившейся части то ли загородки, то ли забора. Корова смотрела на нашу делегацию с интересом.
Как выяснилось, в сторону нас увело здорово. Сославшись на неудачное начало, решили вернуться домой. Уточнить дорогу у знающих людей, нарисовать в конце-концов карту, а не полагаться на лошадиное чутьё Георгия, и с новыми силами предпринять вторую попытку.
Не люблю такие возвращения.
Над машинами как будто витал дух неудачи.
По мере приближения к городу мои желания становились всё меньше, тише, скромнее. Я хотела только чашку четверного чёрного кофе и кусок газона с зелёной травой, на который можно упасть и пролежать там часов... много.
Город встретил нас телефонным трезвоном. В течение каких-то минут? секунд? друзья оказались всосаны, поглощены, пойманы неотложными делами. Я тупо наблюдала, как рюкзаки, оседлавшие «человеков», впрыгивают в маршрутки и растворяются во чреве ненасытной деловой жизни.
Завтра выезжаем снова.
Георгий стоял около своей «девятки» и говорил по телефону с женой. Закончив, он подошёл ко мне с каким-то виноватым видом.
- У них там что-то случилось на офисе. Я туда и обратно.
Я пожала плечами. Домой ехать я не собиралась. Это было бы полной капитуляцией. Благо рядом была пиццерия. «Буду жить здесь до завтра», - вяло подумала я и направилась за порцией кофейного счастья. В окно я видела, что Георгий долго говорил по телефону, выражение его лица менялось, как поверхность реки в ветреную погоду. Потом он вошёл в пиццерию и подсел за мой столик.
- Всё решилось, - сообщил он и вдруг широко улыбнулся. – Я сказал, что я в Крыму.
В течение часа отзвонились все друзья, сообщив, что поездка отменяется. Мол, примета плохая. Я чувствовала, как по мере отказов во мне нарастает ослиное упрямство.
- Ты, Жорж, как хочешь, но я всё равно поеду, - заявила я, отключая мобильник. Георгий почесал в бороде. Хмыкнул. И вдруг предложил:
- Давай тогда поедем на моей машине?
Многочасовая и неудачная дорога, передоз паршивого кофе, бегство друзей… и вдруг – ты сидишь на пассажирском (о чудо!) сидении видавшей виды бордовой «девятки», твои вещи кое-как свалены на заднем сидении, и знакомый бородатый мужчина уверенно держит в руках штурвал твоей жизни. На душе как-то потеплело и я улыбнулась Георгию.
- Только вот что, Жорж. Давай не рвать сердце насчёт Крыма. Под Херсоном есть турбаза «Находка». Я была там в детстве. Махнём туда. Передохнём, а там увидим.
Турбазу нашли сразу. Нас встретила милая девушка в белом халате и сразу же провела в наш домик. Хотя трудно было назвать «домиком» то помещение, в котором мы оказались. Первая комната, огромная, почти пустая. В ней – почему-то посередине – тумбочка с пыльным томиком стихов на ней и овальное зеркало, прикреплённое на фальшь-стену. Далее – двуспальная кровать, вся какая-то геометрически-правильная, квадратная, отутюженная. Стены были декорированы под дерево, и в комнате стоял полумрак. Георгий вышел, должно быть, за вещами. Следом за приветливой девушкой я прошла в следующую комнату, в которой находился лишь диван, обитый светлой кожей.
- Я слышала, «Находку» хотели закрыть, - сказала я, чтобы завязать разговор.
- Хотели, - улыбнулась девушка, - но не получилось.
О чём говорить ещё я не знала. Девушка смахивала пыль с обоев пушистым веничком. Из комнаты наружу вела ещё одна дверь. Я вышла.
И замерла, едва ступив за порог.
Буквально через пять шагов от двери начиналась река. Густая, сонная, как кисель, зеленовато-лучистая, тихая, живая. Над рекой склонялся ствол дерева, напоминающий фигуру какого-то сказочного животного. Я про себя окрестила его «лосем», хотя на лося это существо походило мало. Вокруг стояла плотная, сочная, вкусная тишина. Тишина была объемной, чистой, настоящей. Она как будто постепенно просачивалась в каждую клеточку тела того, кто ступал на эту удивительную землю. И сама земля была мягкой, жирной, покрытой ярко-зелёной шёлковой травой, которая нежно обнимала ступни, приглашая опуститься на колени, лечь, прижаться, обнять, ощутить щекой, вдохнуть её полной грудью.
Я вдруг почувствовала, что боюсь дышать. Задерживая дыхание, я пыталась не впустить в себя этот маленький кусочек случайно открытого мной тайного, чужого мира. Слишком красивого. Слишком… богатого… на который я не имею права.
Ивовые ветви спускались к воде, еле слышно перешёптываясь с ветерком. Река шелестела подолом, иногда осторожно выбираясь на берег.
Сбросив кроссовки, я подошла к дереву. Кора была шероховатой, зелёной от мха и на ощупь отдалённо напоминала шерсть. Я залезла лосю на спину и крепко обхватила коленями деревянные бока.
Да!!!
Улыбка расползалась по моему лицу, затапливая все мимические штампы, наложенные временем, положением, соответствием. Обняв лося за шею, я принялась качаться на стволе, почти касаясь босыми ступнями прохладной воды. Разве я воровка? Глупости. Этот дом, этот участок природы, этот лось и эта трава – мои. Пусть на время. Пусть на день. На час. Или сколько мы здесь пробудем с Георгием?
Ивовые косы пустили по воде круги и волны, и течение реки как будто ускорилось, завибрировало смехом, радостью, по листве запрыгали солнечные зайчики. Они весело скатываясь в воду, чтобы продолжить свою чехарду на её поверхности.
Вдруг на соседней ветке я увидела её. Зелёную гладкую гусеницу с жёлтой головой и зелёным рогом на лбу. Я даже перестала раскачиваться от удивления, засмотревшись на эту красавицу. И почему раньше я так боялась гусениц?
- Привет! – шепнула я ей. Теперь гусеница была моей сообщницей. Мы с ней вместе катались на лосе.
В комнате что-то стукнуло, заставив меня очнуться.
Я быстро спрыгнула с дерева, почему-то постеснявшись, что меня могут застать за таким глупым занятием, и пошла в дом.
- Смотри! – едва завидев меня, крикнул Георгий. Он стоял в «диванной» комнате с большим ведром в руках. Ведро было полно рыбы. Георгий даже сквозь бороду сиял такой потрясающей мальчишечьей улыбкой, что мои глаза невольно распахнулись от удивления. Заметив это, Георгий как-то немого сник, потух, и попытался напустить на себя «солидный» вид. Опустив глаза, он заметил мои босые грязные ноги. Хмыкнул себе под нос, поскрёб в бороде, забрал ведро и ушлёпал в спальню. Он тоже босиком, обалдело отметила я. Вот чёрт! Что происходит?
Не обращая на нас внимания, девушка закончила сметать пыль, и теперь занималась окнами. Войдя сюда первый раз, я заметила только диван. Теперь я внимательнее оглядела комнату.
Оказывается, стены в светло-голубеньких обоях были украшены картинами.
И что это были за картины!
Мягкие облака, плавные пастельные переходы, нежность и теплота красок вдруг словно бы разрывались в клочья острыми птицами, совершенно неуместными в небе стальными квадратами, нагромождениями ртутных фигур и точечных взрывов. Картины были нарисованы прямо на обоях, и обойный рисунок просвечивал, как фон. Сверху картины были закрыты полиэтиленом, по углам приклеенным к стене скотчем.
- Что это??? – не сдержала я возглас.
Девушка отреагировала всё с той же мягкой улыбкой:
- Здесь до вас жил художник. Он рисует птиц в стиле хай-тек. И вот, оставил нам на память свои картины.
«М-да», - сказала я про себя и повернулась уходить, но девушка остановила меня:
- Вы извините. Забыла вас предупредить. В вашей спальне сегодня собираются поэты. Почитают стихи. Это не надолго. Надеюсь, они вам не помешают?
Несколько секунд я смотрела в добрые светлые глаза девушки, не веря своим ушам, потом опрометью бросилась в спальню.
Чёрт бы их подрал! В комнате уже было довольно много народу, на кровати, на неизвестно откуда взявшихся детских стульчиках, на полу сидели, лежали, шептались разные люди. Тумбочка, похоже, собиралась работать трибуной. Слева от неё стоял сухонький Поэт с лицом помятого жизнью сноба, привыкшего ничему не удивляться.
Моих вещей нигде не было, и я понадеялась, что Георгий увлёкся рыбалкой раньше, чем успел их занести в дом. Но всё-таки я прошла к тумбочке и заглянула внутрь. Там лежал только набор косметики. Не моей.
- Ваши стихи? – спросил Поэт, кивнув на пыльный томик стихов, лежащий на тумбочке и скривил рот, как от зубной боли.
- Нет, - покачала я головой.
- Собираетесь их прочесть? – снова спросил он.
- Нет, - снова ответила я, чувствуя себя идиоткой.
Поэт измерил меня взглядом и отвернулся, утратив ко мне интерес. Публика зашумела, требуя начала мероприятия. Поэт поднял руку, призывая к тишине, вышел на середину комнаты и монотонно забубнил, поминутно заглядывая в бумажку.
Во мне стало нарастать раздражение.
Я подошла к зеркалу и открыла коробку с косметикой. О ужас! В ней были только тени ярких золотисто-оранжевых тонов, жирная коричневая тушь и такая же подводка для глаз! Бог мой, никогда я таким не пользовалась, предпочитая минимум «штукатурки»…
Глянув из-за зеркала в притихшую скучную публику, внимавшую Гласу Поэта, я вздёрнула подбородок и храбро заелозила оранжевой кистью по векам.
Закончив макияж, я увидела в зеркале своё изменившееся лицо, нашла его довольно… непривычным? «Самобытным!» - поправилась я и задорно подмигнула себе.
- Уверен, вы пишете замечательные стихи! – вдруг услышала я голос из-за своего плеча. Обернувшись, я увидела Поэта. Он стоял рядом и смущённо улыбался. – Может, прочтёте?
Публика зааплодировала. Я повернулась к залу и заметила оранжевые отсветы, побежавшие по стенам.
- Сейчас небольшой перерыв, потом мы продолжим, - объявил Поэт, всё ещё не сводя с меня глаз. – Пока можно пойти покурить.
Зрители зашевелились и потихоньку поползли в сторону комнаты с картинами.
- Ты сияешь, как солнце, - шепнул мне на ухо неизвестно откуда появившийся Георгий. Он стоял рядом и откровенно мной любовался. Я улыбнулась ему в ответ и хотела что-то сказать, очень важное, оно собиралось вот-вот родиться на моём языке... как внезапная мысль раскалённой иглой прошила меня до самых пят.
- Покурить? Нет!!! – заорала я, бросаясь следом за зрителями. – Только не там!!!
- Пока у вас перерывчик, мы здесь посмотрим немножко, можно? – спросила шустрая тощая дамочка, заглянув во входную дверь, и, не дождавшись ответа, потащила за собой через спальню шумную группу туристов.
Вокруг мелькали вспышки, гид что-то рассказывала на всех языках одновременно, дети прыгали по дивану, пытаясь пощупать полиэтиленовое покрытие картин, поэты курили, спорили, выходили на улицу и входили обратно.
Я вылетела на берег реки. Пятеро туристов сидели на стволе, болтая ногами от восторга. Ствол сгибался под их тяжестью, нижней частью почти уйдя под воду.
- Смотрите, теперь он похож на черепаху! – закричал мальчишка в панамке. – Сгибайте сильнее! Поглядим, что получится!
Туристы с хохотом стали раскачиваться на стволе.
- Прекратите!!! – хотела крикнуть я, но слёзы встали у меня поперёк горла, я кинулась к веселящимся, вцепилась в спину последнему сидящему на стволе и попыталась его стянуть, но тут лосиная спина не выдержала добавочного веса и треснула пополам. Я в обнимку с моим туристом повалилась на траву, остальные вместе со сломанным деревом скатились в реку.
Люди выбирались из воды, чертыхаясь и отряхивая со своих белых летних костюмов цепкие зелёные водоросли.
Мальчишка подбежал к берегу, расталкивая вылезающих, и захлопал в ладоши от восторга, указывая куда-то в глубину:
- Обезьяна! Утонувшая обезьяна!
Турист обернулся ко мне с улыбкой:
- Благодарю мою спасительницу! – и протянул мне руку. Я перевернулась на живот, прижалась щекой к траве и закрыла глаза. Солнечно-оранжевые капли, стекающие по изумрудным травинкам – это очень красивое зрелище. Наверное...
Нащёлкавшись всласть фотоаппаратами, туристы потянулись на выход. Сколько я пролежала на берегу – не знаю. За это время ко мне успела прийти тишина и старость. Тишина проникала в каждую мою клеточку, наполняя меня тягучей прозрачной влагой. Тишина пахла землёй, травой, медленной рекой. Старость - свежим разломом дерева. Ветерок погладил меня по щеке. Я медленно встала и подошла к кромке воды. Заглянула. Сначала увидела только своё отражение. Обычная. Джинсы и белая футболка с травяными пятнами. Слегка растрепалась и размазала тушь. Вот и всё, что изменилось внешне. А потом мой взгляд нырнул в толщу воды, и я до крови закусила губу. Из глубины на меня смотрело… существо. Высокая фигура в длинных одеждах. Руки, сложенные на груди. Тихая печаль, доброта. Покой. И выражение всепроникающей мудрости на обезьяньей морде.
Мне на плечо легла рука. Тёплая. Надёжная. Друг?
- Пора домой, - тихо сказал Георгий. Обнявшись, мы вышли на улицу.
У порога лежало опрокинутое ведро.
- А где рыба? – спросила я.
Георгий посмотрел на меня, и я вдруг увидела, какие старые у него глаза.
- Я же не спрашиваю тебя об утонувшем бревне… - сказал он и пошёл к машине.
Я догнала и остановила его у открытой дверцы.
- Давай я поведу.
- Давай, - улыбнулся Георгий и протянул мне ключи.
