Да только сегодня людская наука – мимо.
Я верю, что даже на самом дотошном – Страшном – суде
Последнее слово всё же, как здесь, – подсудимым.
Мой Бог, пославший мне именно эту из множества мук,
Прости мне моё не-молчанье и не-терпенье,
Но даже когда Архангелы встанут в карающий круг,
Я им прокричу – в оправданье. Нет! – в объясненье,
Что если от века едины и рАвны Любовь и Бог
И если в начале Творения было Слово,
То грех ли, что словом лилась и этот цветок не засох
И каждое утро во мне расцветает снова.
И лгут мертвецы, что я неоткупно грешна и больна,
Напрасно Хранитель кладёт мне лёд к изголовью:
Отверженной грешнице станет по силам её вина –
Вы только позвольте платить по счетам любовью…
И всё-таки главное слово скажу не им, а тебе,
Пока я жива и пока говорить умею,
Что я благодарна своей неразумной, смешной Судьбе
За то, что я этой болезнью – тобой – болею.
Ты знаешь, моя собака, встречая меня у дверей,
Несёт мне в подарок свой самый любимый мячик.
Наверно, и я корнями – из рода домашних зверей,
Поскольку вот так же я жду, и не смочь – иначе.
И даже стихи мне нужны, чтоб только с тобой говорить –
Они без тебя так нЕмы, глухИ и незрячи…
И я, конечно, немного сумею тебе подарить,
Ведь сердце – не больше, чем этот розовый мячик.
