Это сильнее нас (Рассказ)

- Обойдемся без прелюдий, сбивчиво выдохнул он, чуть оттолкнул ее, - у нас семь минут. Раздевайся сама.
Одним движением, вбросив вверх, как на гимнастике руки, скинул олимпийку вместе с джемепером.
Быстро сбрасывая одежду вслед за ним, смотрела, как он вскрывал пачку презервативов. «Нет. Это не я» В полумраке, в освещенной уличном светом гостиничной комнатке золотилась его худенькое тело, темнел пах, и там, в этой зовущей темноте, вырисовывалось светлое - самое большое, что она когда-нибудь видела в своей жизни. Запуталась в брючине, неловко переступила ногами, все еще стесняясь, но, не сомневаясь совсем в своем решении.  
- Посмотри, как он тебя хочет.
Ах, что может быть глупее такой фразы?! Но вся его фигура, это подростковое любование собой и своим мужским достоинством, вызывали дрожь. Животное, непреодолимое желание…
Нарочито небрежно бросил ее, уже раздевшуюся, на кровать. Но все-таки сдерживаемая страсть его была заметна. Все произошло быстро. Он смотрел ей в лицо, все эти несколько минут, она же от стыда закрывала глаза. Ее волосы разметались на груди, отбрасывая эти непослушные длинные пряди, он целовал ее шею. Расслышала тихие слова: «Моя!..» Как в награду за предыдущую грубость, за этот невероятный, совершаемый грех.
Потом она сидела, натянув одеяло, смотрела, как он также быстро и как ни в чем не бывало, одевался. Осмелилась полушутливо-полусерьезно сказать:
- Всё? Я еще хочу…
Смелись уже, и смялись ложные преграды приличий. Ведь это он всегда говорит: бери от жизни все. «Почему и я не могу быть самой собой?»
Ответил коротко.
- Нет. Ты что? Я не могу трахаться и думать о твоем муже.
Засмеялся тихо.
- Время вышло. Тебе еще до дома бежать. Давай быстро. Мне не нужен этот детский сад. Ты же проблем в семье не хочешь? Мне они тоже не нужны. Мне с твоим мужем еще работать и работать.
Когда она расчесывалась у зеркала, он наблюдал за ней. Смотрел, как она красила губы. Их отраженные глаза встречались, вглядывались друг в друга. Ах, эти его яркие, черные, зовущие глаза!
- Ну, ты безбашенная! – уже в который раз повторял он. И лицо его озарялось приятной улыбкой . – Ее муж ждет, а она губы красит.
Потом:
- Если б моя жена себя так вела, я бы ее убил. Но нет. Она такого никогда не сделает.
Слова его оставляли след, рвали натянутые нервы. Глаза начинали слезиться, держалась из всех сил, что б не разрыдаться.
- Тебе же понравилось? - спросила ехидно. Он сарказма не разобрал.
- Да причем здесь понравилось или нет. Что б больше не было этого детского сада.
Говорил серьезно и вдруг опять улыбка – ослепительная молния сквозь тучи. Она всегда так неожиданно появляется и исчезает. Вовсе не знаешь когда мелькнет снова. Но ждешь ее. Она пленяет чем-то неуловимым. Может быть, этой своей не сочетаемостью с орлиным носом,  с этим обыкновенным простым лицом, с нотками легкой грусти и жизненной усталости. Что преображается вдруг, мгновенно, как лучик солнца мелькнет, становится красивым, особенным.
- Ну и безбашенная же ты! Никогда не подумал бы. А так - ты меня не напрягаешь. Приходи. Я в твоем распоряжении. Только не так как сегодня. Договорились?
А глаза черные жгут и смеются. Такой влекущий и отталкивающий одновременно! Снова возбуждает все то низменное, чего как оказалось, в ней бродило так много.
Нарочито небрежен он, неуважителен. А может быть не нарочито? Так он относится к ней на самом деле? Ну что же: он прав. За что ее уважать. Бежит, вожделеющая сучка, от любящего мужа, по первому его зову. И даже вовсе без зова, как сейчас.
Опять вспомнились его слова, сказанные не сегодня: «Я всегда добиваюсь своего. Вижу, когда женщина меня хочет. И не могу отказать. Хотя в этом случае должен был. Но, это сильнее меня… Сволочь я. Да.»
- Я все поняла, - проскользнула мимо него в дверь. Он шел следом,  к калитке. Что-то еще говорил на тему детского сада. И, чувствовала она, упивался возможностью наконец прижать ее, продемонстрировать и закрепить свою власть над ней.
- Ну, давай…
- Да-да... Счастливо.
Быстро вышла за калитку, он остановился в проеме, возникло ощущение, что не хочет прощаться вот так. Словно чуть потянулся к ней для прощального поцелуя. Но она повернулась и пошла, зачавкала грязь, брызнула лужа в брюки, под нетвердыми, ослабленными вдруг шагами.
Быстрее. Вперед. «Только дойти, добраться дрожащим, ознобным телом до моря и уплыть. Далеко-далеко отсюда. От этого безумства и стыда. Разве можно теперь жить мне с мужем? Разве можно вообще – жить?»
Душа же порвется...
Ну почему за желания и движения тела рвется и корчится душа? Или что там сидит внутри…
Тело – только инструмент души. Кто это сказал…где слышала… Да какой же это инструмент! Если не зависит ни от разума, ни от душевных колебаний сердца? Слон. Не прирученный слон. Спокойный и величавый, и способный растоптать, разрушить, что угодно.
О любви песни поют, стихи пишут… но не любовь это. Надо честно признать. Попытка окрасить свою потребность, этот животный инстинкт продолжения рода душою своею. Вот и красим упорно этого слоника в розовый цвет. В пастель.
А слон остался слоном. Да еще, как и был, не прирученным и диким.