На небе затеяли духи безумную пляску.
Пирует медведица жирным юконским лососем.
Лосиха ласкает лосёнка у скрученных сосен,
И мудрости снежной тропы обучает Аляска.
У маленькой женщины чёрные жёсткие косы,
Скользят по пороше неслышно её мокасины.
А я пахну потом, усталостью, виски и псиной,
А вовсе не ветром и солью, как должно матросу.
Давно я сменил океан на промёрзшую сушу,
Но так и остался пропойцей и вечным скитальцем.
Отчаянье хуже цинги и раздробленных пальцев,
Оно разъедает и губит заблудшие души.
Тяжёлое солнце упало в объятия ночи.
Мои золотые надежды рассыпались пылью.
От страсти хмельной куропач, гордо выпрямив крылья,
То лает собакой, то ведьмой трескуче хохочет.
А я становлюсь нелюдимее, злей и угрюмей,
Мне осточертело без толку процеживать воду
И дятлом долбить ледяную пустую породу –
Уж лучше бы я оставался в заплёванном трюме!
Она предпочла мне удачу и младшего брата –
Сиянья полярного дочь, лгунья с кожею лунной.
Я ей отомстил с разбитною девицей салунной
И в путь захватил только нож да кайло и лопату.
Ждёт в белом безмолвье меня мой братишка-погодок.
Я сам опустил его в мёрзлую землю без гроба.
Могилу прикрыла пурга безымянным сугробом.
А мне прожигает ладонь золотой самородок.
Перевал
С тобой мы были верные друзья.
Прости, Вожак, - мой синеглазый хаски.
На перевал на ездовых нельзя –
Жесток закон на золотой Аляске.
Продал упряжку с нартами. Пора!
Возьму на память только твой ошейник.
С дорожкой чёрной белая гора
Похожа на огромный муравейник.
Средь облаков скрывается Чилкут.
Молюсь, чтоб не обрушилась лавина.
Мороз и вьюга кожу мне секут,
Но пройден путь уже наполовину.
Тяжёл запас провизии на год –
Иначе не пропустят на таможне.
Лицо изранил в кровь колючий лёд,
Зато мечта всё ближе, всё возможней.
Креплю петлю, чтоб ветер не сорвал
Поклажу в пасть голодного ущелья.
Уж недалёк спаситель-перевал.
Застигнут разгулявшейся метелью,
Посплю часок. Я здесь и впрямь чужак.
Меня найдут в сугробе атабаски.
Их приведёт мой верный друг Вожак,
Мой серебристый синеглазый хаски.
