А с подножки в совиную ночь,
Под позёмки шипящий мелок,
Спрыгнул путник. Котомку волочь
До сторожки – хватило бы жил!
Режет вдох снеговая парча.
Коли ляжет он – скажут: «Как жил –
Несговорчиво и сгоряча!»
Из-под чутких к снижению туч
Вёрткий ветер срывается в пляс,
И луны летаргический луч
Зеленит запорошенный наст.
Клонит в сон. Вёрсты – суть близнецы.
Под дерев перегуд верховой
Безъязыких чудес бубенцы
Изгибают реальность дугой.
Им на отзыв, как будто ждала,
Возникает тоска в ретивом.
Встав под крепь векового ствола,
Пот шершавым отёр рукавом.
Явь глумится, видений ли цуг? –
Гарь глаза застилает и ест.
Путник снег прижимает к лицу.
Чуть поодаль – пылающий шест!
Пясть взмывает, напасть отвести, -
Свойство пятиться – рачая чудь.
Чарку б! Было б смелее в пути
Повстречать несусветное. Жуть
Подступает тупою иглой,
Гложет мысли, под ложечкой жжёт…
Ветром в сторону дым отвело, и
Сердце – в рёбра, как рыба об лёд, -
Леший тешится, люд ли лихой?
Ни движения, ни шепотка…
У шеста того старец с клюкой,
Цепко вран на рванье армяка
Восседает, плечо оседлав.
Что за тайну ты пестуешь, лес?
Под прищуром, что мудр и лукав,
Слово «пращур» являет свой вес.
Целомудрие зимних равнин
Вдалеке от людского жилья,
Алый лепет осенних осин,
Гордость всходов и колкость жнивья,
Ветряная органность в бору
И погожего дня благодать –
Всё, что ноте, штриху и перу
Не дано до конца передать.
Словом «Род» округляется рот –
У истока и устья уста…
Путник очи, очухавшись, трёт:
Никого. Но уголья шеста
Стали горстью огнистых камней.
Подивился, да двинулся прочь.
Знать, открытьем – намного ценней
Одарила минувшая ночь.
