качается вагончик голубой,
стерня от солнца делается желтой.
А в окнах мечутся туда-сюда
названия соседних государств
с припиской мелким шрифтом: «Да пошел ты».
Титан коптит. У входа в туалет
табличка с надписью: «Пророка нет!
Дымит Отечество! Дышите глубже!».
И дым разносится на весь вагон.
Сосед-поэт рифмует самогон
с Отчизной и копченой ножкой буша.
И вот уже, серьезный и хмельной,
как самурай в казацком кимоно,
готовящийся сделать харакири,
он вышиванку тянет на груди,
и матерное: «Господи, прости!»
проносится в задымленном эфире.
И в тот же миг приходит борменталь,
он, отрывая жизни календарь,
уныло препарирует поэта,
и говорит, что жил и так, и сяк,
причина смерти – «наперекосяк»,
короче – заключение эксперта.
Он предлагает пить махровый чай.
Мы пьем, в стаканах ложечки стучат,
и доктор говорит, мол, обнаружил,
что истина растет из-под земли,
и люди в українському селі
ее с картошкой подают на ужин.
Я вижу свет в его седых глазах.
Я выхожу в черниговских лесах
на безымянной номерной платформе.
Иду пока не падаю без сил,
и между трех желтеющих осин
я замираю и пускаю корни.
