на столик садилась
В самой короткой шёлковой юбке,
нога нА ногУ (всё как положено),
в прохладном белье.
Приносила свой мир,
гору чипсов,
банан,
томик Блока,
бутылку текилы.
Что я мог предложить тебе?
- Выпьем за молодость!
- Ну её к чёрту!... Налей!
Говорила о скучном, смешном,
чуть ли не о Бодлере
С упоением в голосе,
с дрожью в коленках нагих,
О любимом,
что сгинул в морях ли, в мечтах,
о подруге какой-то там, Лере:
"Вот такая вот дрянь она, знаешь!
Такие вот, брат, пироги
С вермишелью...
Налей-ка ещё!",
а в глазах мельтешило желанье
Отомстить всем и вся, раздавить себя (видимо, мной).
Молчаливый, сухой, хрумкал чипсы (с икрой, со сметаной),
Про себя замечал, что "какое текила гавно".
Промотал я все чувства в безвольный торгах у любовных прилавков,
В игровых автоматах судьбы я растратил последнюю мелочь
Звонкой нежности
сдуру.
О, как высоки были ставки!
Как же ты опоздала, хорошая!
Господи, как же ты пела
Пьяно
на ушко
с утра,
упираясь коленками в грудь мне
а руками ища нечто сонное под одеялом:
"Накажи меня! Выругай! Сделай хоть что-нибудь, стукни...",-
Ты шептала бредово, и что-то во мне тяжело клокотало.
Всё бесследно, безвредно и, можно сказать, без истерик.
Покидала меня, на ходу доедая банан перезрелый.
"Ты мне больше, чем друг...
Ты ведь знаешь, что ты... ты...
Ах, ну ты же мне веришь?
Я приду к тебе завтра.
по делу...
по срочному
важному делу."
Август 2010