Следующий вечер начался с экспансивного выступления Германа Колосовского. Он отлично выспался, превосходно пообедал в «Метрополе» и пребывал в отменном настроении.
– Я официально извещаю уважаемое собрание, что завязываю с выпивкой, – сказал он, будто пролаял. Оратор произнес эти слова стоя, крепко держа в руке полный стакан с водкой.
– У нас почти каждая попойка начинается подобным образом, придумал бы что-нибудь новенькое, – пробурчал Тит.
– Герман, ты хорошенько все взвесил? – сонно поинтересовался Зубрицкий. Он говорил подчеркнуто медленно. – Я бы не принимал таких скоропалительных решений на трезвую голову...
– Это решение во мне зрело с давних пор. Я понял, что...
– Ты понял, что сопьешься, – перебил его Тит. – Полностью солидаризуюсь с коллегой Зубрицким: в таком почтенном возрасте тебе не следует так суетиться. Один мой знакомый в одночасье бросил пить и через короткое время помер от жажды. Повторяю, не суетись, один черт, вот-вот всё пойдет прахом... Стоит ли обзаводиться новыми привычками под занавес?
– Типун тебе на язык! Мы все хотим жить! Грешно лукавить и шутить, когда нам всем по семьдесят! Всем известно, что в этом возрасте желание жить становится нестерпимым!
– Зачем ты, в таком разе, пьешь?
– Думаешь, мне легко было решиться? Вся моя прежняя жизнь покоилась на крепком фундаменте из жидкого горючего, а весь жизненный уклад был замешан на водке, бабах и застольях! Но я понял, что надо менять образ жизни. А с вами, ты прав, можно спиться. Пока у меня такие друзья, образ жизни мне не изменить. Вот если бы вы каким-то образом исчезли...
Колосовский одним махом осушает стакан. При этом делает такую устрашающую гримасу, что приятелям становится не по себе.
Отдышавшись, Герман продолжает:
– Вот один мой бывший сослуживец перехоронил всех своих друзей-собутыльников... И что? Сначала, понятное дело, жутко горевал: пить-то стало не с кем. А потом успокоился. А теперь вообще очень доволен жизнью. Бросить пить – после смерти приятелей – для него оказалось плевым делом. Таким образом, выиграли все. И те, что смущали приятеля греховным соблазном побывать разом и в винном раю, а после попойки – и в похмельном аду, они, эти винно-водочные искусители, выполнив свой долг перед судьбой, с чувством глубокого удовлетворения отправились к подземным гестаповцам. Доволен и он, мой знакомый, который начал жизнь как бы вторично, заново...
Колосовский замолкает. Молчат и остальные. Молчат довольно долго. У Рафа в который раз за последнее время начинает дергаться нога.
Наконец Тит нарушает молчание:
– Зря ты нам здесь заправлял арапа про чьи-то смерти. Я думаю, у тебя это от плохого настроения. Это бывает... У старого человека всегда плохое настроение. И это понятно. У него просто не может быть хорошего... Да и откуда взяться хорошему-то? Здоровье ни к черту, боли в пояснице, геморрой, простатит, и все такое. Смерть на носу... Да, таков уже неизъяснимый закон судеб: старый человек – или круглый дурак, или рожу такую состроит, что хоть святых выноси.
«Сегодня, или никогда», – думает Раф и вкрадчивым голосом задает всем вопрос:
– Неужели вам не хочется на прощание сотрясти, так сказать, основы?
Вопрос застревает в воздухе. Все лениво задумываются. Никто никогда не ставил перед ними столь революционных задач.
– Какие еще, к черту, основы? И чего их сотрясать-то? Да и откуда взяться силам, чтобы их сотрясать! Каждое утро не знаешь, хватит ли сил, чтобы встать с постели, а ты говоришь – сотрясти... Вот так сотрясешь и тут же Богу душу отдашь. И потом, мне уже почти ничего не хочется, – глядя перед собой немигающими глазами, сказал Тит. – А то, чего мне хочется, находится при мне. Достаточно протянуть руку. Бабы, выпивка... всё это я всегда имел и имею сейчас. Словом, всё, как у всех у нас. А основы пущай сотрясает твой ненормальный сосед, который всего этого лишен, и который, как ты уверяешь, не дает тебе покоя тогда, когда ты не даешь покоя ему...
– Нет, – Раф покачал головой,- основы должны сотрясти мы.
– Какие основы?! – подал громкий голос Зубрицкий. – Ты что, Раф, спятил? В нашей стране ни основ, ни традиций никогда не было и нет.
– А православие? А вера в царя-батюшку? А патриотизм? А гордость за победу на Куликовом поле?
– Кого это мы, любопытно было бы знать, тогда победили?
– Кого-кого... Басурманов всяких, татар...
– Понятно. То есть тех, кто ныне составляет чуть ли не треть населения нашей необъятной и дружной страны...
– Помните, как мы вместе со всем татарским народом в 1980 году отпраздновали эту победу над ними самими?
Все на минуту задумываются. Вот он, идиотизм советской власти. Действительно, в 1980 году по всей стране широко отмечалась славная дата: шестисотлетие победы над своими же согражданами.
– А я вот читал, что недавно 627-летие Куликовской битвы шумно отметили славяне Еврейской АО, – проинформировал друзей Раф.
– Там есть славяне? – заинтересованно спросил Герман.
– Спроси лучше, есть ли там евреи.
– Спрашиваю: там есть евреи?
– Отвечаю: есть, и они их поддержали.
– Кого?
– Я ж говорю: евреи поддержали славян, когда те отмечали 627-летие Куликовской битвы.
– Много?
– Что – много?
– Я говорю, много евреев их поддержало?
– Много. Целых два. Специально для этого из Москвы доставили Рабиновича с женой.
– Недавно один верноподданный муфтий выступил с заявлением, что татар на Куликовском поле вообще не было, – сообщил старина Гарри.
– Вот это да! А где они были? – изумился Раф.
– Вот этого я не знаю...
– И кто ж там был?
– Муфтий сказал, что там были сепаратисты...
Друзья хохочут минут пять.
(Фрагмент романа «Дважды войти в одну реку»)
.