Между тем, на всех континентах борьба за выживание продолжалась, теперь каннибализмом и жертвоприношениями уже никого не удивишь, даже без помощи телевидения, которое, как и большинство технических достижений цивилизации, кануло в лету, уцелело разве что радио. Глобальное потепление оказалось всего лишь детской страшилкой, по сравнению с элементарным уменьшением кислорода в атмосфере, из-за вырубки лесов, теперь ввиду полного краха всяческой промышленности число растений стало большим, но процесс всё не поворачивал вспять, а учёные твердили о том, что человеческий организм привыкает, эволюционирует, ля-ля-ля… но эволюция явно не поспевала за вырубкой лесов и увеличением числа выбросов… «Потеплеть» не успело, а люди стали задыхаться по пути на работу, тогда конечно затрубили во все рога, но чтоб затрубить пришлось задействовать всё возможное, т.е. снова напрячь средства массовой информации, а значит разного рода трубы, станки, машины. В итоге конечно атмосфера снова получила ударную дозу… в общем, как обычно. Оживились разного рода зелёные, снова понеслось: кризисы, забастовки, едва ли от этого стало лучше, затем парочка кровопролитных войн охладила пыл, а пацифисты и заикнуться не посмели, слово «гуманизм», кажется, вышло из употребления.
Но люди оказалось немногим уступают тараканам, они продолжали жить, а маниакальные идеи сменяли одна другую. Про любовь к умирающей планете забыли первым делом, но идея спастись в космосе быстро потухла, больно дорогостоящая, да и к тому же, ничуть не эффективная, так же как, впрочем, и остальные. Зато исход вышел поэтичный, пару десятков «кораблей-ковчегов», с мёртвым экипажем зависших на орбите, и ещё три-четыре долетевших до марса, но уже с мертвецами на борту. Память будущим поколениям, при условии их наличия, конечно.
А вот следующая идея оказалась куда более удачная. Тут в Сиэтле её озвучило самое популярное ныне радио штата Вашингтон с красноречивым названием «Последнее, что слышишь». Идея была такова: каждая война неизбежно сокращает количество населения, а значит, улучшает состояние экологии, даже ядерная, как не парадоксально, а значит после Последней Войны, которая неизбежно случится, и границы для неё сущёствовать уже не будут, останется горстка людей, которые, конечно же, выживут, и они станут предками Нового Человечества. В ту ночь, в которую это было описано во всех самых красочных подробностях, по городу бродили задыхающиеся и отчаянные люди, они убивали встречных, некоторые плача и извиняясь, иные перед выстрелом спрашивали: «А у вас дети есть??». На утро, выползшие из домов люди увидели ужасную картину: трупы и гильзы заполнили улицы, окровавленные ножи виднелись здесь и там, размазанные трупы самоубийц возле каждой высотки, эти несчастные решили помочь человечеству своей смертью…
На Мерсер стрит сидел парень Бен, прижавшись спиною к серой бетонной стене магазина, руки у него были по локоть в крови, глаза потухли, возле него лежало целых три трупа. Он не хотел никого убивать, он всего лишь возвращался домой с кислородным баллоном в правой руке. Незадачливый бородатый мужичок, откашлявшись и попросив прощения, замахнулся на него ножом, но Бен не сплоховал, после удара по голове баллоном мужичок упал, Бен хотел убежать, но жилистая рука схватило его за джинсы. «Понимаешь, я хочу, чтоб дочка моя жила…». Другая рука, не выпускавшая нож, снова поднялась, Бен выбил оружие баллоном, мужик бессильно опустился наземь и заплакал, но потом снова кинулся на ошарашенного юношу, чувство вины Бена сменилось злобой, он выпустил из рук свою бесценную ношу, дарующую жизнь, и с яростным криком стал махать кулаками. Дальше в его памяти наступил провал, опомнился он уже когда его дрожащие руки медленно сползали по горлу трупа. Так был убит первый. Потом на шум прибежал парень, в руке которого тоже сверкал нож, этот погиб от собственного оружия, но уже после напряжённой борьбы и долгого катания по асфальту. Дальше Бена захлестнули эмоции и новый провал в памяти, а на утро возле его ног лежала ещё и молодая женщина. Так наступило утро ещё одного бесценного дня его жизни. Когда он немного пришёл в себя ему объяснили, чем были вызваны беспорядки, он проклинал эту «идиотскую идею», раскидывал вещи по своей маленькой квартире и всё курил, много, очень много. Запасы табака и сигарет, кстати, уже заканчивались, они были некогда добыты разграблением закрывающихся магазинов, кажется, это было так давно, а всего-то около года назад. Вечером он решил, во что бы то не стало, покинуть это место, уйти подальше от хороших воспоминаний и суровой действительности и пока тут не начался настоящий хаос, раньше он думал, что хаос царит тут давно, но теперь понял: это только начало. Мировая карта лежала, загромоздив весь грязный кухонный стол, над нею слабо горела кирасиновая лампа, в её свете клубился сигаретный дым, всюду валялся пепел и вырезки с газетными статьями похожего содержания, всё о том, где остались «Зелёные зоны», где на планете теплится прежняя жизнь, ставшая тут на западе США старой сказкой. Он перебирал разные варианты: на острове Новая Гвинея и близлежащих островах раньше были целые колонии, но народу туда стеклось слишком много и через пару месяцев эта «Зелёная зона» была таким же местом на голубом шарике, как и все остальные. Бен затушил сигарету об Новую Гвинею и закурил другую. Ещё одна зона располагалась на границе Еквадора и Колумбии, большое количество осадков при нормальном существовании планеты сделали своё дело, но информации о нынешнем состоянии этой зоны Бенджамин не нашёл в газетах, которые валялись по всей квартире, не видавшей уборки уже с добрых пару месяцев. И теперь он смотрел на клочок карты, которые занимали эти государства, с вожделением и огромной надеждой, которой уже давно не испытывала его душа…
Ночь быстро пролетела в раздумьях, другие варианты перемешались в голове, западное побережье Африки, север Канады, элементарная нехватка информации мешала сделать выбор, но Эквадор как-то притягивал к себе, неизвестность разжигала мечты, а об карту тушилась сигарета за сигаретой…
Решив не откладывать, дабы уменьшить время смертоносного ожидания, Бен, переждав опасное тёмное время суток, с рассветом побрёл к побережью. В некогда крупном морском порту царило запустение, но у каждого корыта ещё способного плавать обязательно находился хозяин. Если расчёты Бенджамина, бывшего студента-отличника, были верны, то ему предстояло преодолеть по тихому океану больше пяти тысяч миль. Скорость небольшого судна около пятнадцати узлов, это где-то восемнадцать миль в час, т.е. чтобы осилить такой путь нужно было как минимум одиннадцать дней, учитывая возможные проблемы с погодой, около двух недель, а ещё ему нужен был как минимум один человек, иначе время пути растягивается недели на три. Судно Бен нашёл, его хозяин – местный бомж, оказался как назло очень способным торговцем, зато он, кажется, действительно разбирался в «этих ржавых посудинах», договорившись о цене, обратно они шли уже вдвоём. Бомж плыть с ним отказался, чему Бен даже обрадовался, мало ли чего может выкинуть этот тип. Бену пришлось согласиться отдать почти все свои запасённые кислородные баллоны и в придачу ключи от квартиры, в которой дожидались его рюкзаки с запасёнными консервами. Хотя Бен так и не понял, для чего потребовалось этому жадному, но явно талантливому, торгашу квартира, теперь в Сиэтле найти жильё было не трудно, разве что пару трупов с него на улицу вынести придётся.
Тяжёлая ноша придавливала спутника к земле, но он даже не думал останавливаться, его вела надежда, надежда на новую жизнь, Солнце склонялось к закату, а вместе с ним уходило мирное существование умирающей цивилизации, пару минут назад по радио прозвучало сообщение о первых ядерных взрывах, но путнику это было невдомёк. Он шёл и шёл по растрескавшемуся асфальту, сквозь который тут и там пробивались трава, всё желавшая вдохнуть жизнь в потускневший город, но тускнела и увядала сама…
Попутчика Бенджамин себе так и не нашёл, но сейчас это его не сильно огорчало, ведь провизии на двоих едва ли хватило бы и на десять дней. Вскоре стало видно и судёнышко, на которое возлагались такие надежды, оно даже имя от прежнего хозяина получило соответствующее. На город, который сначала всё подарил, всю его жизнь, а потом всё отнял, оборачиваться не хотелось. К тяжёлым сумкам плечи уже привыкли, теперь к земле склоняли не менее тяжёлые мысли.
Как люди могли быть настолько слепы, как допустили такое. Бесконечная жажда наживы сгубила всё. Нет, это не эгоизм, это всего лишь легкомыслие. Эгоист сделает всё, чтобы ему хорошо жилось, а значит, он будет думать и о стране, в которой живёт, и о планете, которая обеспечивает его существование. Получается эгоизм тут не при чём. Вот так вот настоящие пацифисты, думающие об материальных и моральных добротах для каждого, и стремящиеся к миру во всём мире, убили место, в котором мы жили…
С большим трудом Бенджамин смог выйти в открытое море, постоянно опуская глаза, отводя взгляд от монолитов из стекла и бетона, бывших ему столько лет домом. Но когда город, его родной Сиэтл, уже почти скрылся из виду, он взглянул на него последний, прощальный раз. И взгляд застилали слёзы, надежды вернуться сюда не было никакой.
Утром он взял курс прямо на юг и так плыл почти две недели. Иногда ночами с левого борта он видел ядерные грибы, поднимающиеся где-то вдалеке, и океан вздрагивал, Бен точно знал, что происходит, и ещё знал, чем это, скорее всего, кончится. Ему даже хотелось, чтоб начался шторм посильнее и это ржавое корыто, наконец, перевернулось, но Тихий океан, как назло, был действительно тихим. И вскоре он повернул к юго-востоку.
Так, без особых приключений, но изнемождённый настоящей психологической пыткой, на восемнадцатый день своего путешествия вместе с первыми отблесками рассвета на волнах он подошёл на своей Надежде к берегам Южной Америки. И его опустевшая душа наполнилась и заликовала, когда он увидел буйную зелёную растительность на берегах. Подойдя ближе, он заметил следы взрыва, как видно, очень мощного, но который случился уже давно. Но это его не испугало, потому что ещё он увидел людей, самых разных, белых, темнокожих и широкоплечих, маленьких и узкоглазых, они смотрели на Надежду удивлённо и радостно…
Позже Бенджамин узнал, что взрыв, произошедший здесь в самом начале Эпохи Выживания, был ядерным, и раньше тут многие умирали, и тогда большинство людей ушли на восток или на юг, а большая часть оставшихся не прожила и месяца. Зато оставшиеся в живых больше не знали никаких проблем, всего было вдоволь, еды и воды, а главное, чистого воздуха.
Голубое небо раскатилось над головою, где-то рядом звенела вода, воздух клокотал в лёгких, и хоть будущее и оставалось туманным, одно было понятно, это и есть то самое место, в котором можно жить, заводить семью, стареть, и, в конце концов, назвать его своим домом…
