Сколько раз они видели это, мохнатая паутина и полдивана,
сколько раз они лицедеяли, лицемерили - зачем они снова, не надоело? -
Двое переглядываются.
Отменяют свет.
Запирают двух журавлей в ванной.
Начинают раскачиваться, словно старухи-ели.
... вот они опускаются на неотжатый пол.
Вот они разливаются лекарством по венам его,
вот они обнимают муравьёв, перебирающих лапками низменные эвересты.
Вот они рассматривают звезду, уходящую в своё затонированное депо.
Вот они разминают губами темноту, раскатыват её, как тесто.
Вот она спрашивает: "Откуда у тебя эти шрамы?"
Он отвечает: " Этот мир
перебирал меня, как орехи. Это всё понятно, а у тебя - откуда?"
А она молчит, и выдохи её покрываются дырками, словно сыр
швейцарского образца.
И на юбке задравшейся взбрякивает мелкий бисер и два эскудо,
чёртом подаренные на счастье.
Она повторяет: "Откуда у тебя эти шрамы, а?"
- пытался угомонить метеор, набрасывал фату, останавливал время - ну зачем тебе эти сказки?
Откуда твои шрамы?
Она начинает его бережно прижимать
к сбитым коленям,
исследовать его, словно невыездной советец - задумчивый остров Пасхи,
поправлять локоны, выбившиеся из каре
пола, кусать его за уши трепетных пауков,
приглаживать шерстку стульев, уронивших поднос небесный....
А он на неё смотрит, только смотрит на всё это - и кровь его сворачивается в тёпленькое пюре,
и он думает: "Что это она всё о шрамах? И откуда они у неё, интересно?"
А они у неё - от мамы, не той, что - мама, а океанной пены,
от резиновой дубинки слабостей близких, от страусовых обнимок,
от мармеладных бульдозеров попутческих откровений,
от птицы, которая влетела ей в ухо и чирикает внутренний вечный снимок,
от пола шершавого, от муравьёв, выносящих из неё внутренности и мебель,
от украденных с кухни бога порожне-горячих чашек,
от того, что земля проплывает у неё над лодыжками, как огромная фиолетовая амеба -
но кому такое выплеснешь, кому такое расскажешь?
Она гладит пол.
Он порывается догнать её многоногий мизинец-крошку.
Они разливаются лекарством по дому, заглушая всхлип, который роняют на юбку эскудо.
Комната слушает эти всплески...
Звезда отворачивается с видом оскорблённой седой матрёшки.
Причудливый шрам рассветно стекает по занавеске...
