Февраль в тот год выдался особенно гололедистым. Оттепели играли в догонялки с морозами, а за все отдувались трудящиеся. Ряды их в многочисленных офисах, забоях и казино резко поредели. Поредели даже ряды врачей-травматологов, а те, что еще оставались в строю, стали подумывать, если не о самоубийстве, то о смене профессии.
Незаметно накатилась масленица, и уцелевший народ блинами и водочкой принялся подготавливать себя к Великому посту.
Не готовился к посту только Иванов по прозвищу «Иванов без штанов» (но об этом позже). А зачем? Он и так последние полгода постился, чередуя обеды из макарон с жареным луком отварной картошкой, иногда сдабриваемой пол баночкой килек в томате. Зато Иванов вмещал свои потребности в свою скудную пенсию, не влезая в долги и не прибегая к услугам сберкнижки. Впрочем, о сберкнижке тоже чуть позже. Он стал жить на пенсию, еще не достигнув пенсионного возраста, когда ликвидировалось его предприятие, на котором Иванов работал инженером в КБ и конструировал какие-то секретные сковородки. Но предприятие было убыточным. Поговаривали, что директор через подставных лиц сбывает секретные сковородки из государственного металла в частные лавочки. Поэтому предприятие решили приватизировать. Но когда произвели инвентаризацию, выяснилось, что из всего оборудования остался только плакат над проходной: «Наши сковородки – самые секретные в мире!» Тогда предприятие ликвиднули, а Иванов удалился от государственных дел в свои суверенные 12 метров в коммуналке, на которых располагались безногая тахта, стоящая на кирпичах, украденных со стройки, шаткий столик, старый платяной шкаф, который еще в середине прошлого века именовался французским словом «шифоньер» и книги, книги, книги – повсюду и на самодельных полках, и стопками на полу. Но Иванов оставался в курсе общественной жизни, потому что был у него телевизор. Он был из первых цветных еще ламповых. И одна сволочная лампа в нем уже давно приказала долго жить, поэтому телевизор вел себя по-хамски. Он, по собственному выбору, делал изображение, то пурпурным, как будто показывал извержение вулкана Потикакапетль, то синим, как морская пучина, то белым, как уже давно забытое Ивановым молоко. Иванов одно время пытался отыскать подходящую запчасть на радиобарахолках, но ни на Горбушке, ни в Митино ничего подходящего не нашел, ламповые ящики, а так же радиолампы к ним давно сняли с производства. Утешало два обстоятельства: во-первых, звук у телевизора не пострадал, а, во-вторых, время от времени телевизор выдавал на экран сразу три цвета: красный, синий и белый, - и тогда Иванов мог любоваться российским флагом, не дожидаясь очередного государственного праздника.
Но по большому-то счету, он вполне мог прожить и без телевизора, потому что были у Иванова книги, и был у Иванова…
Был у Иванова большой АКВАРИУМ! И плавали в аквариуме рыбки – гупи, гурами, конхитто, сомики, неоны. Он мог сидеть у аквариума, как на посту, целый день, наблюдая за неторопливой и таинственной водной жизнью. Да это и был его личный Великий пост. И тогда не нужны ему были ни завтраки, ни обеды, ни ужины. И плевать ему было на голос из ящика, который вещал, что «олигарх Осиновский слинял в Лондон, а магнат Уткинский сел в Бутырку», что «оборотни в погонах наезжают на бедных бандюганов, а за доллар нынче дают разве что по морде…» А когда наступали сумерки, он не зажигая электричества (электричество – это лишняя прореха в пенсионном бюджете) представлял, чем сейчас занимаются его питомцы.
И была у Иванова МЕЧТА… Время от времени он появлялся на Птичьем рынке, где покупал рыбий корм, узнавал разные рыбные новости и обменивался с другими рыбовладельцами секретами содержания своих любимцев. Но вот однажды Иванов протолкался на «Птичке» все воскресенье и собирался уходить, когда уже изрядно завечерело, как вдруг на отдаленном прилавке заметил какое-то свечение. Нет, это были не лампочка, не спичка, не свечка, не зажигалка. Светилось мягко, ровно и спокойно, как командирские часы, которые носил его отец. Он подошел к прилавку и ахнул. Свет исходил от рыбки, которая плавала в аквариуме. Но, что это был за аквариум! Настоящий дворец в три стеклянных этажа с каскадами и водопадами, с лагунами, бухтами искусственным прибоем и электрическими приливами и отливами.
- Как называется ваша рыбка? – спросил он продавца.
- Криптон, - ответил тот. – Криптос – по латыни значит «тайный», «таинственный».
- Неон у меня имеется, а почему я не знаю Криптон? – удивился Иванов.
- Потому и не знаете, - усмехнулся продавец, - что это Криптон. Эту породу наш коллектив совсем недавно тайно вывел в секретной лаборатории. Слаборадиоактивная она, хотя и неопасная, - в доказательство он поднес к аквариуму счетчик Гейгера, но счетчик был нем, как рыба.
- Ну, вот, - вздохнул продавец, - а теперь нашу лабораторию собираются приватизировать…
- Понятно, - кивнул Иванов, - сколько?
И тут продавец загнул такую сумму, что потенциальный покупатель полез за валидолом.
- Дешевле не могу, стараюсь хоть что-то заначить перед выходом на пенсию, - извинился продавец, пристраивая дворец-аквариум на заднее сидение задрипанного «Жигуленка».
И рыбовод, по-научному, ихтиолог, между прочим, доктор наук и профессор, поведал, что на приватизацию им отпущено полгода. А поскольку дело было в августе, последняя рыбка будет продана в феврале.
Тогда-то и появилась у Иванова мечта, а с ней и сберегательная книжка.
С ихтиологом они договорились встретиться аккурат на Великий пост, и вот оно, первое воскресенье поста. Иванов лишний раз удостоверился, что в субботу сберкасса работает, и снял с книжки все до копеечки. Нет, десятку на счету он все-таки оставил, чтобы не закрывать счет (чем черт не шутит, может еще когда-нибудь понадобится)…
Трясясь в автобусе на рынок, он думал, что никогда не следует впадать в уныние и гневить Бога, ведь все, о чем человек мечтает, он рано или поздно обретет. Эти мысли неожиданно вылились у него в чеканный афоризм: «Важно только хорошо мечтать, и чтобы мечта была хорошая!» После чего он улыбнулся довольный сам собой. И такими смешными показались ему школьные горести! Когда учительница раскрывала классный журнал и зловеще объявляла: «А сейчас к доске пойдет Иванов!..» - все четыре Иванова, которые учились в 7-м «А» втягивали головы в плечи и вжимались в парты. И почему-то почти всегда отвечать доставалось именно ему. Он отдувался за всех четверых. И не только на уроках, но и после. Стоило любому из Ивановых накуролесить: запузырить мячом в школьное окно, рвануть петарду, нагрубить техничке, - все претензии предъявлялись почему-то ему. А отец его, вояка в чине капитана, знал только одно средство улучшения нравов – ремень. И до седьмого класса он время от времени спускал с сына штаны, да так ретиво, что в школе Иванов предпочитал проводить уроки стоя. Шила в мешке не утаишь, потому к нему и прилипло прозвище «Иванов без штанов». Ну, в школе, ладно, но как об этой его школьной кличке проведали на работе? Как-то проведали. Так и сопровождала она его по жизни: «Иванов без штанов». Ну, да ладно!
В тот день был изрядный колотун, и по такому случаю ихтиолог оказался одетым в обливную дубленку под тысячу баксов и бобровую шапку. А дворец-аквариум располагался не, как давеча, в старом «Жигуленке», а в новенькой «Ауди». Профессор не стал пересчитывать деньги, принесенные Ивановым, а небрежно швырнул пачку в бардачок, а потом полез сачком в аквариум. У Иванова перехватило дыхание.
- Я сам, - взмолился он, - и отобрал сачок у хозяина.
Потом он долго, осторожно и трепетно заводил сачок под рыбку Криптона, а та все фордыбачила, перебегая от каскада к фонтану, прячась в бухтах и лагунах. Но вот, наконец, она возлежит в сачке, ожидая, что же последует далее.
А далее Иванов расстегнул пальто, расстегнул пиджак, расстегнул фуфайку и из-под рубахи от теплой груди извлек двойной полиэтиленовый пакет, куда была заранее налита трижды профильтрованная вода. Иванов аккуратно водворил рыбку в пакет, пакет приладил на грудь, потом застегнул фуфайку, застегнул пиджак, застегнул пальто.
Да, гололедистый был в тот год февраль!..
И, вроде бы, вышел Иванов из автобуса твердо, и ноги ставил осмотрительно только на нераскатанный снег, а от беды не уберегся… Когда ноги его взвились в воздух, он, как кошка, старался придать телу нужное положение. Только кошка старается падать на лапы, а Иванов норовил упасть на спину. И это ему удалось, но от беды не спасло. Лежа на тротуаре, он чувствовал, как по телу разливаются теплые струйки трижды профильтрованной воды из лопнувшего двойного полиэтиленового пакета. Он мгновенно вскочил, с мясом вырвал пуговицы на пальто, на пиджаке, на фуфайке, но было поздно – Криптон уже лежал на обледенелом асфальте…
Говорят, перед смертью человек вспоминает всю свою жизнь. Иванов вспомнил свою бывшую жену. Не всегда Иванов жил в коммуналке. Когда-то у него была двухкомнатная квартира в хрущевке, полученная от родного предприятия за разработку секретной сковородки повышенной мощности, такой не было даже у американцев! Когда ее включали в сеть, в целом микрорайоне вышибало пробки. За 1 час и 7,5 минуты она выпекала столько блинов, что ими в мирное время можно было накормить население Люксембурга, а в случае войны, накрыть тот же Люксембург, как медным тазом. Но жене было плевать на престиж отечества, вся эта возня со сковородками казалась ей занятием бескрылым, да и все предприятие, на котором работал ее муж, казалось ей бескрылым, а ей хотелось летать. На Канары, на Мальдивы, хотя бы, на Кипр! Поэтому она с Ивановым развелась. Их двухкомнатную хрущевку удалось разменять только на однокомнатную и комнату в коммуналке. Как истинный мужчина, Иванов уступил отдельную квартиру женщине, пусть устраивает личную жизнь, а сам перебрался в коммуналку. И его бывшая жена не упустила свой шанс, и вышла замуж. Причем за директора того самого бескрылого предприятия, после чего перебралась в его двухэтажный коттедж, а свою квартиру стала сдавать в аренду, чтобы иметь карманные деньги. Последнее, что сказала Иванову бывшая жена, вывозя мебель в новую квартиру было:
- А знаешь, Иванов, почему ты без штанов? Потому что ты раззява! Ты прос…л работу, прос…л удачу, прос…л меня, прос…шь и все остальное. Потому что ты раззява!
Тупо глядя, на бьющуюся об лед рыбку, Иванов повторял эти пророческие слова. Дальнейшее он делал машинально, по наитию: опустился перед рыбкой на колени и осторожно взял ее, радиоактивную, губами прямо с обледенелого, отполированного тысячами ног асфальта…
Не чувствуя мороза, который жег его голую грудь, превращая мокрую рубаху в ледяной панцирь, он нес Криптона во рту, радуясь каждому его движению и мечтая только об одном, как бы снова не упасть…
Рыбка отогревалась в кружке с теплой трижды профильтрованной водой, а чтобы она не заболела ОРЗ, Иванов бросил в воду несколько крупинок «колдрекса».
Сидя в сумерках у аквариума, Иванов с удовольствием наблюдал жизнь его обитателей, все они теперь были отчетливо видны в свете, излучаемом рыбкой Криптоном. Он снова и снова возвращался к мысли о том, как «важно хорошо мечтать, и чтобы мечта была хорошая», и, что не стоит гневить Бога, впадая в уныние. После того злополучного случая с рыбкой он сам обрел свечение вокруг головы, чем изрядно озадачил соседей. Гоша-героинщик при встречах закрывался от него руками, думая, что начинаются глюки. А старушка Гавриловна, кланялась, крестилась и шептала: «Святой!»
И телевизор однажды прекратил бузить, он стал показывать все передачи в полноцвете, как ему и положено. Правда, не исключено, что Иванов со временем просто купил себе новый телевизор, современный. Не зря же он не стал закрывать счет в сбербанке!..