(текст опубликован на диске-приложении к 22-му тому альманаха "МОСТ" вместе с фотографиями)
Мы храним в семейном архиве фотографии, письма, записки, дневники наших родных, в том числе военного и послевоенного времени.
В семье моего деда Григория Фёдоровича Доронина было четверо сыновей и две дочери. Иван (15.01.1909 – 29.08.1966), Николай (22.05.1922 – март 1992), Алексей (30.03.1925 – весна 1998) и Степан (09.09.1927 – 06.11.1989). Анна (23.10.1910 – 26.06.1993) и Клавдия (10.12.1915 – 04.04.1979).
Иван и Николай были мобилизованы. Алексей во время войны работал на военном заводе в Нижнем Тагиле (у него была повреждена нога, и он остался хромым на всю жизнь, поэтому был мобилизован в трудовую армию). Степан добровольно хотел пойти на фронт, его взяли в армию, но в боевых действиях он участия не принимал, был слишком юн – не допустили. Клавдия была телеграфисткой, во время войны работала, передавала срочные сообщения. Анна во время войны жила в Таджикистане, шила гимнастёрки, вязала носки и рукавицы для солдат.
Пока не выяснено, на каких фронтах воевал Иван Доронин. Он служил в городе Термезе Узбекской ССР, возможно, потом его отправили на Дальний Восток. Но известно, что в самом конце войны участвовал в боях с японцами. Он потом всю жизнь не переносил запаха чеснока. Говорил, что от японцев всегда пахло. Рассказывал, как много времени провели неподвижно в холодной воде по пояс – чуть кто шевельнётся, японцы тут же открывали огонь, но русские не сдаются, несмотря на всю тупость ситуации. После войны работал в тюрьме охранником, затем – на почте.
Николай Доронин был призван, прошёл всю войну, служил в артиллерии. Был ранен, попал в госпиталь, какое-то время считался пропавшим без вести (поэтому его имя есть в «Книге памяти», поэтому левая рука осталась повреждённой). Дошёл до Берлина, какое-то время находился там, был комендантом, но ему очень хотелось домой. И он подал рапорт об увольнении. Вскоре вернулся в село Бердюжье. Он рассказывал, что их очень плохо кормили. Иногда солдаты так хотели есть, что тянули в рот несъедобное. А перед боем им давали сто грамм водки. Вывод делайте сами. Николай не хотел вспоминать время войны, работал сначала в военкомате, потом учителем в школах Советского Союза. В одном из номеров журнала «Огонёк» (за 1975 или 1976 год, сейчас я уточняю это) напечатана фотография «У Бранденбургских ворот», на ней запечатлён и Николай Доронин. Также в журнале были опубликованы письма Николая к жене Дарье.
Мой отец Степан Доронин в 1944 году окончил девятый класс Бердюжской средней школы и пришёл в военкомат. С октября 1944 года был курсантом Первых Ленинградских Краснознамённых курсов усовершенствования (авиатехнические). Рассказывал, что охранял пленных немцев во время строительных работ (в Ленинграде ли – пока не выяснила). Далее продолжал военную карьеру, занимался преподавательской и административной работой.
Ольга Доронина. Она тоже была на войне. Я не знаю, кем она мне приходится, к сожалению.
Слава Богу, мать – Федора Ефимовна Доронина (в девичестве – Ослина), а моя бабушка не потеряла никого из своих детей во время Великой Отечественной войны. Вернулись все. Не сломались, хотя пережили много. Родили детей (в каждой семье по три-четыре ребёнка). Сейчас уже никого нет в живых, но мы помним и любим их.
Отец моей мамы Николай Яковлевич Глотов (06.12.1905 – апрель 1981) был красноармейцем, и ему пришлось сражаться с басмачами Ибрагимбека в Таджикистане или Афганистане. Воевал он и в Великую Отечественную войну. Был призван Аюртулинским РВК Башкирской АССР. Рядовой 2-го мотострелкового батальона 20-й мотострелковой бригады. Эта мотострелковая бригада достаточно известна в истории ВОВ, приказом от 3 января 1944 года ей было присвоено наименование «Новоград-Волынской» (за взятие города Новоград-Волынского – крупного железнодорожного узла и важного опорного пункта обороны немцев). Но это было позже, а мой дед пропал без вести 17 июля 1943 года (сведения есть в «Книге памяти» Республики Башкортостан) в Орловской области, в селе Покровском Знаменского района. Эта местность была оккупирована немцами. В донесении о пропавших без вести также написано, что его родственники жили в Таджикской ССР (Курган-Тюбинский район, 1 отделение, Хлопкосовхоз, Вахш; жена – Анна Доронина). Всё верно. Принесли повестку о том, что Николай Глотов пропал без вести. Потом Алексей Аксиненко – дядя первого мужа моей мамы Евгения Аксиненко рассказал, что они с Николаем были в одном экипаже (тесен мир), и что когда танк подбили, Николай велел всем вылезать, а потом был взрыв… И все думали, что он погиб. Но он остался жив! Был ранен, потом так и жил с осколками в левой руке.
Родные Александра Титова также попали на войну.
Николай Ильич Терентьев (1898 – 19.05.1942), брат бабушки Ольги Ильиничны, был призван Рязанским РВК. 219-й стрелковый полк, 11-я стрелковая дивизия (позже – Ленинградско-Валгинская). Погиб в 1942 году, о чём сделана запись в «Книге памяти» Рязанской области (том 1). Он погиб в урочище Липовик (это между Волховом и Синявино, восемь километров от Киришей). 11-й стрелковой дивизии посвящена экспозиция в Музее боевой славы школы №458 г.Санкт-Петербурга (http://school458-spb.narod.ru/).
Тётя Татьяна Ильинична Терентьева (1913 – 1.09.1997), сестра бабушки Ольги Ильиничны, была призвана в Серпухове после смерти её маленькой дочки. Она прошла всю войну, была политруком.
Сын Дарьи Ильиничны Терентьевой и Александра Радзюка – Борис (1923 – 24.02.1943) был призван после окончания десяти классов в Минске. Младший лейтенант, последнее место службы 259-я стрелковая дивизия 939-й стрелковый полк. Погиб под Тверью (?). Похоронен в селе Н. Николаевка (?).
Бабушка Ольга Ильинична Терентьева (1903 – 9.09.1988) в войну находилась в Рязани. Работала телеграфисткой.
Диана Доронина, 2010
РАССКАЗ И ПИСЬМО
Степан Доронин
* * *
Рано утром, когда летнее солнце ещё не успело осушить росы, и она поблёскивала своим холодом, по дороге на станцию Юдино двинулась огромная толпа подростков, женщин, мужчин.
На протяжении улицы имени Чкалова у каждого двора стояли люди, провожая взглядами поднимавшихся в гору.
– Опять проводы.
– Да, опять проводы.
– Молодые ребята-то, учиться едут, видно?
– Учиться. Насчёт этих плакать не надо, они будут мастерами. Вот у меня Коля окончил ФЗО, работает.
В это раннее июльское утро Бердюжский район отправлял двадцать человек юношей и девушек в Челябинск в ремесленное училище. Уходили из родных сёл от матерей и отцов вступать в новую жизнь. Вся группа организовалась самостоятельно, каждый убедил своих родителей, что ехать нужно, что этого требуют интересы нашей Родины, что условия в РУ будут хорошими, что они станут настоящими людьми с хорошей специальностью. Особенно трудно было убеждать матерей: отправить куда бы то ни было, хоть в рай, сына или дочь в такое тревожное время (ВОВ), значило потерять их.
Последние домики села прощались с уходящими в гору людьми грустными розовыми отражениями восходящего солнца в окнах. Женщины утирали платками слёзы, мальчики шагали бодро, но сочувствовали своим родным и старались казаться не очень весёлыми, показать себя взрослыми, уверенными. Но напрасно они хотели обмануть тех, кто знал каждую их мысль и недостатки лучше, чем они сами.
На пригорке все остановились. Вперёд пошли подводы, нагруженные чемоданами, мешками, сумками с продуктами и тёплой одеждой.
Как-то привычно и быстро проходило молчание. Поцеловав своих детей, родители ещё раз произнесли напутственные слова.
– Не плачь, мама, – сказал Саша, – ведь мне уже скоро шестнадцать лет, я не маленький, себя в обиду не дам, выучусь, буду специалистом. Приеду в отпуск. Ждите.
– Учись, Саша, старайся так же прилежно, как и в школе. Присматривайся к людям. С плохими не водись, у хороших учись. Ну, до свидания, в счастливый путь, – твёрдо сказала мать.
Короче проходило прощание с отцом. Он с улыбкой, немного растерянный, заметил:
– Будешь рабочим, рабочий человек крепче и грамотней нас, крестьян. Короче говоря, член моей семьи состоять будет в передовом организованном классе рабочих.
Подводы уже далеко ушли, когда от провожающих отделились их сыновья и дочери, плотной кучкой молчаливо двинулись за подводами.
– Вот и высохла роса под солнцем, но не высохнут материнские слёзы, – сказала мать Саши и, повернувшись, пошла обратно в село. Её слова послужили командой, и все двинулись за ней.
Сашка Добычин – самый младший в семье Добычиных, коренных бердюжан, выезжавших несколько раз то в Красноярск, то в Среднюю Азию, но всякий раз возвращавшихся обратно в Бердюжье, на свою родину, не находя лучше родных полей и лесов, своего насиженного места, своих людей. И теперь, когда Добычиным предлагали и расхваливали новое место жительства, они просто отвечали: везде хорошо, где нас нет.
Двое братьев Сашки были мобилизованы в Красную Армию (Иван и Николай), третий, Алексей, – в трудовую армию. Оставался один у отца и матери, который сам решил уехать. Сашка уговорился с отцом о вступлении в РУ, а затем они вместе убедили в этом и мать. Отец Сашки, Григорий Фёдорович, любил рабочих. В годы революционной борьбы верил в силу рабочих, в их партию, с членами которой ему неоднократно приходилось иметь отношения. Григорий Фёдорович любил вспоминать о железной дороге, о времени с 1909 по 1920 год, об Омске, где он работал.
Сашке помог брат Николай, приехавший в отпуск из Омска, где он работал на одном из заводов:
– Вступай, вступай, Сашка. Я вот окончил ФЗО и то не тужу, а ты едешь в ремесленное училище. Это ведь лучше.
Женя Зайцев добровольно прибыл для вступления в РУ из села Истомино. Крепкий, рослый, в бриджах и хромовых сапогах, в фуражке, спокойный, с умными глазами. Он сразу обращал на себя внимание. Оттуда прибыли Володька Гусев, Володька Долгополов и Володька Никитин – Витязь в овечьей шкуре (так его прозвали за свитер из овечьей шерсти).
Из девчат завербовались Зина Черепанова, Нинка Калинина, Катя Фокина, Лида Журавлёва.
Все завербованные сразу знакомились. Сбились в одну дружную группу, спорили, доказывали друг другу что-то, ходили в библиотеку, клуб, рощи – проститься и запомнить, где они росли и воспитывались.
– Как, хлопцы, скучно? – спросил Женя.
Все молча смотрели на него, думая: «Какой прямой парень, прямо бьёт – не в бровь, а в глаз».
А Сашка не спеша ответил за всех:
– Не время скучать. Не родились же мы, чтобы всю жизнь держаться за мамкину юбку. А тем более в компании. Говорят, на миру и смерть красна, – и, помолчав немного, с гордостью добавил: – Меня всё мамаша врачом хотела увидеть, но до врача ещё много надо времени, а время не ждёт. Я вот буду электрослесарем через год-полтора, и не хуже, чем врач, буду работать. В любой работе нет ничего зазорного, труд не унижает человека, а становится делом чести, доблести, славы, геройства.
Просёлочная дорога, извилистая и кочковатая, вела через степь, обходя мокрые низинки и поблёскивающие круги солончаков. Степь тянулась вокруг на два-три километра, опоясываясь зелёным лесом. Берёзы и осины справа, заросли болота – слева. Впереди дорога пряталась в желтеющую рожь.
«Да, наши ишимские лесостепи хороши, – думал Саша. – Чего только у нас нет: и кормовые травы, и лес, и озёра, и эти чёрные, не требующие никакой подкормки, посевные клинья по пятьдесят-сто гектаров площадью. Всё хорошо!
Как замечательно, когда человек может пользоваться всеми этими благами жизни, имеет право и возможность хорошей жизни. Мы живём и стремимся к лучшему. Мы сами строим эту жизнь, дающую счастье человеку.
Фашисты не смогут отнять её у нас. Мы воспитаны свободными, жизнерадостными. Мы не имеем представления об ином. Наши отцы построили колхозы и социализм, мы построим коммунизм.
Как хорошо иметь ясную цель: внести свою долю в разгром и уничтожение посягнувших на наши права и Родину фашистов».
Сашка был уверен в этом. Не просто ведь ещё в школе он рисовал плакат «Весь мир будет наш!»
«Я рождён для того, чтобы строить коммунизм, жить при коммунизме, я как маленькая крупица огромного общего. Как замечательно это осознавать и быть полезным для человечества».
Июль 1943 г.
Письмо от Николая Терентьева по дороге на фронт из поезда (пунктуация и орфография сохранены)
1/V
Милые дорогие мои!
Мамочка, Олечка и Ксанушка.
Я здоров. Шестые сутки едем от Москвы к Ленинграду. Послал Вам письмо из Ярославля. Оттуда проехали на Вологду. Сегодня 1го Мая проехали г.Череповец далее будет Тихвин. Где остановимся неизвестно. Ужасно надоело ехать! Теснота грязь холод и питание 3-4 сухаря 25 грамм сахара и грамм 60 колбасы в сутки и все. Кипятку достать очень трудно. Больше обходимся холодной водой. Вот уже я месяц как не раздевался и не разувался. Но все бы это ничего если бы знать что у вас благополучно. Ах как болит сердце за Вас мои дорогие. Не скоро теперь получу от Вас известия. До сих пор все это кажется сном. Как только остановимся окончательно сообщу адрес и сейчас же мне напишите письма два сразу. Хотел бы написать Грише Танечке но невозможно. Обстановка безобразная. Плохо вероятно и Вам мои милые. Хоть бы удалось вам обменять на продукты что нибудь. По дешевке все таки не отдавайте хорошие вещи. Олечка гляди если будут давать дрова, обязательно бери свои пока не пилите пусть целые полежат. Когда мамочка остается одна закрывайте двери. Вообще будьте осторожны. Ах как мне Вас жаль. Ну может Бог даст еще сойдемся все вместе опять. Только не скучайте. Милая мамочка берегите здоровье свое и всех. Если есть возможность покушать не . Как бы рад был посмотреть милую Ксанушку! Как твое ученье? Постарайся перейти в следующий класс. И во время каникул помогай бабушке и мамочке. Без них тебе очень плохо будет моя дорогая. Может ещё к осени вернусь и с тобой погуляем на Оке. Олечка не забудь насчет исправления трубы в кухне и двери. Досок для ставень пока не портьте может пригодятся. Хорошо бы всетаки если бы Шура с Дашей приехали к Вам. Бедному Борису трудно. Достанется с его воспитанием, в армии. Береги Олечка Ксану летом когда будете на Оке. Держи себя спокойно на службе не нервничай из за всякой дряни. Ну пока будьте здоровы крепко крепко всех целую привет всем Коля. Махорка у меня давно вышла бумага тоже. А с махоркой кто достать может. Олечка пенсию Ксени больше не получай.
*Олечка – сестра Ольга Ильинична Терентьева (бабушка Александра Титова).
*Ксанушка – племянница Ксения Андреевна Титова (мама Александра Титова).