– Гарри Анатольевич! Проснитесь! – расталкивал Зубрицкого полковник Грызь. – Уж полдень близится...
– Отстаньте!
– Пора вставать! На самолет опоздаем...
– Идите к черту!
– Гарри Анатольевич, проснитесь! Умоляю вас!
– Вы кто?
– Что вы имеете в виду?
– Я спрашиваю, вы кто по занимаемой должности? – всё это старина Гарри говорил с закрытыми глазами, пребывая в состоянии полубеспамятства после вчерашнего банкета в городской ратуше.
Зубрицкий лежал поперек кровати, на спине, лицом вверх. Его разбухшие от пьянства ступни в сияющих штиблетах, высовывались из-под малинового шелкового балдахина. Воздух спальни гостиничного номера «люкс» был пропитан запахами кислятины, вчерашних окурков и винного перегара.
Зубрицкий лежал в брюках, туго накрахмаленной сорочке, галстуке-бабочке и фрачном сюртуке. Он был похож на мёртвого регента, приготовленного к отпеванию.
– Вы что, оглохли? – повторил старина Гарри еле слышно. – Повторяю вопрос, какой пост вы изволите занимать?
– Я полковник Грызь. Петр Петрович Грызь, лично назначенный председателем правительства Российской федерации вашим опекуном и сопровождающим.
Старина Гарри тяжело задумался.
– Я правильно вас понял, вас назначили председателем правительства? – спросил он измученным голосом.
– Нет-нет! Что вы! Я сказал, что лично председатель правительства Герман Иванович Колосовский на период вашей заграничной командировки назначил меня вашим временным опекуном и сопровождающим.
– Выражайтесь яснее! Как никак, вы разговариваете с лауреатом Нобелевской премии!
– Вот я и говорю, что меня назначили опекуном...
– Я что, настолько выжил из ума, что уже нуждаюсь в социальной опеке? А может вы еще и мой душеприказчик? Учтите, я беден, как церковная крыса. Премию же я ни за какие коврижки не отдам никаким опекунским советам. Понятно? Ей уготовано был пропитой с друзьями и красотками кабаре...
– Меня назначили сопровождающим...
– Не дурите мне голову, – строго сказал старина Гарри, – нет у меня никаких сопровождающих. У меня не может быть сопровождающих. И поднимитесь с колен! Который час? – он говорит отрывисто, каждое слово давалось ему с трудом.
– Полдвенадцатого... Это по среднеевропейскому, а по Москве сейчас полвторого...
– Вы меня совсем запутали...
– Я вас не запутал. И в мыслях не имел.
– Как же не запутали, когда запутали. То утверждаете, что сейчас полдвенадцатого, то полвторого... Неужели вас в ваших правоохранительных органах не научили чётко формулировать свои мысли? Так сколько сейчас времени, в конце-то концов, неужели это так трудно вычислить, полвторого сейчас или полдвенадцатого? Верно, вы сами не знаете? И где мы находимся? – приоткрыл глаза старина Гарри.
– То есть?..
– Коли вы не в состоянии дать мне внятных ответов на столь простые вопросы, то попытайтесь хотя бы проинформировать меня о приблизительном местопребывании, дне, месяце и годе нашей с вами беседы, имеющей быть в настоящий момент. Докладывайте коротко, ясно, по-военному, что мне, учить вас что ли? – Зубрицкий опять закрыл глаза.
– Слушаюсь! Итак, сегодня 15 декабря 2008 года. Место: Швеция, город Стокгольм, Гранд-Отель, апартаменты типа «сьют де люкс» с видом на Архипелаг...
Зубрицкий открыл глаза, с трудом повернул голову и уставился в окно:
– Будет врать-то. Какой уж тут вид. Да еще – на Архипелаг. И вида-то никакого нет, один снег с дождём... Непогода, – он отвернулся и закрыл глаза. – И самолеты, наверно, не летают. А если и летают, то подвергают смертельной опасности тысячи доверчивых пассажиров. Проклятый капитализм! Продолжайте. Если вы мой сопровождающий, то должны знать, что докладывать надо всегда чётко и кратко, то есть, излагая только самую суть. Итак, продолжайте доклад. Надеюсь, понятно?..
– Понятно, Гарри Анатольевич. Город Стокгольм расположен на 14 островах, занимает площадь шесть с половиной квадратных километров, население полтора миллиона человек, агломерация Большого Стокгольма образует самостоятельную административную единицу. Недалеко от города расположен международный аэропорт Арланда, куда, кстати, нам сегодня никак нельзя опаздывать. Имеется метрополитен. Развиты машиностроение, радиоэлектронная, полиграфическая и пищевая промышленность. Основан в 1252 году. С конца 13 века постоянная резиденция шведского короля...
– Поди ж ты, короля! А я его на банкете в Ратуше по плечу похлопал...
– Если бы только это! Нехорошо вы себя вели там, Гарри Анатольевич, вот что я вам скажу! Напились как...
– Как кто?..
– Как свинья.
– Ну, так уж прямо как свинья... Впрочем, очень может быть... Поверите ли, у меня было такое гнусное настроение. Взобравшись на пьедестал, я понял всю мелочную тщету жизни и ничтожность человеческих устремлений. Дешевка всё это, дорогой Петр Петрович. Счастье, оказывается, совсем не в этой мишуре, славе, деньгах, почете, – старина Гарри пресыщено оттопырил нижнюю губу, – а совсем в другом. Вы спросите, в чем? Я бы вам ответил, да, боюсь, вы от меня отшатнетесь, как от зачумленного... А что касается моего поведения... Так им и надо – этим зажравшимся скандинавам, варягам, викингам, сагам, рунам и прочим эддам. Они думали купить меня своими премиальными тысячами. Подумаешь, Нобелевская премия, какой-то жалкий миллион долларов! Пусть знают, что мы, русские, не лаптем щи хлебаем...
– Вот именно, что не лаптем. Вы там такое учудили... – Грызь потупил взор.
– Что ж вы замолчали? – старина Гарри открыл один глаз.
– Вы ведь не только короля по плечу похлопали, вы ведь еще и королеву ущипнуть пытались. Скандал в благородном семействе. Ждите фотографий в газетах...
– Королеву, говорите?.. Она что, хороша собой?
– Страшнее не бывает.
– Тогда с какой это стати я её принялся щипать?
– Это вас надо спросить...
– Попрошу не грубить! Господи, как же мне плохо... Ну, говорите же, продолжайте добивать старика...
– Вы что, совсем ничего не помните?
– Как не помню?! – возмутился Зубрицкий. – Синяя обивка на креслах партера... И это... как его... буфет там, помнится, был великолепный, бесплатное шампанское рекой... Ну, так что с королевой-то? Она хоть молода?
– Королеве восемьдесят.
– Это плохо... Не дай бог, еще обвинят в извращенности.
– Кроме того, она еще и худа, как сушеная треска. Но она королева! У вас могут быть неприятности.
– Плевать. Не могут же они меня, новоиспеченного лауреата Нобелевской премии, законопатить в местный Тауэр. Продолжайте, что там у вас еще наболело о Стокгольме? Вы приводили такую захватывающую, берущую за душу статистику... Так бы и слушал вас до скончания века. Ну же, продолжайте, что вы сидите, словно аршин проглотили?
– Основан, значит, Стокгольм в 1252 году...
– Это я слышал... Потрудитесь снять с меня сюртук и брюки… и туфли… Спасибо, голубчик…
– Зоопарк...
– Зоопарк? Что – зоопарк?
– Ну, стокгольмский зоопарк. Там дикие звери... Зоопарк – это место, где содержат в неволе зверей, – сказал полковник и пояснил: – диких зверей...
– Понятное дело, что не домашних. Дальше!
– Королевский оперный театр, Этнографический музей, Романо-готические церкви Сторчюрка и Риддархольмчюрка...
– Как-как?.. – захохотал старина Гарри.
– Риддархольмчюрка, – без запинки отрапортовал Грызь.
– Как вы всё это запомнили! Ну, у вас, батенька, и память!
– Служба у нас такая.
– Ну, валяйте дальше!
– Королевский дворец, барокко 17–18 век, ратуша...
– Очень интересно, – сказал Зубрицкий и пошевелил пальцами ног, – продолжайте.
– Гарри Анатольевич! Если мы опоздаем, с меня голову снимут!
– Кто снимет?
– Да ваш друг, Герман Иванович Колосовский.
– Не снимет.
– А я говорю, снимет.
– Нет, дорогой мой. Не снимет.
– Это еще почему?
– Да потому что его самого на днях сняли. Я с ним, пьяным дьяволом, вчера... или позавчера? по телефону разговаривал. Президент отправил его в отставку... Вместе с Солженицыным.
– Господи!
– Вам что, Солженицына жалко?
– Мне не Солженицына, мне себя жалко. Теперь меня точно попрут из органов...
– Весьма вероятно. Да вы не расстраивайтесь, я вас к себе возьму.
– Лаборантом в лабораторию?
– Зачем в лабораторию? В мой частный дом. Вы же знаете, у меня теперь дом на Тверской. Бывшая квартира Маяковского. Мне эконом нужен. Пойдете?
– А куда я денусь... Оплата сдельная?
– Сдельная, сдельная...
Полковник задумался. Спросил после паузы:
– А что такое – эконом?
– Это тот, кто гоняет за водкой, когда хозяину приспичит выпить, и, нарезав колбасу толстенькими кругляшами, обжарив до корочки, подает на стол.
Грызь распрямил плечи и произнес уверенно:
– Ну, с этим-то я уж как-нибудь справлюсь.
– Надеюсь.
– Что-что, а колбасу я уж как-нибудь нарежу...
– Вот и я так думаю.
Зубрицкий с трудом, помогая себе руками, поднялся на кровати и мутным взором уставился в окно.
– Господи... Когда же это кончится? А еще Европа называется... Второй день льет. Будто мы не в Стокгольме, а в Индии во время сезона дождей.
– Третий...
– Что – третий?
– Третий день, говорю, идёт дождь. И мы не в Индии, а в Стокгольме. И нам надо сегодня всё-таки улететь. Билеты пропадут...
– Пусть пропадают! Пусть всё пропадает! У меня денег куры не клюют! Можно еще сто тысяч других билетов накупить...
Старина Гарри, охая и причитая, встает и подходит к окну. Дождь за окном, как по мановению волшебной палочки, прекращается.
– То-то же, – довольно произносит Зубрицкий, – стоило восстать с постели русскому ученому, как стихия утихомирилась.
– Утихомирилась, утихомирилась... – соглашается полковник и накидывает на сухие плечи нобелевского лауреата белый махровый халат.
Зубрицкий не отходит от окна. Он видит, как из разрыва между тучами выныривает луч солнца. Старина Гарри щурится и переводит взгляд на пространство перед гостиницей.
– А что это за лужа? Пруд, озеро? Вижу белых крупных птиц, по виду лебедей... Эх, сюда бы двустволку!..
– Это не озеро и не пруд. Это залив. А мы находимся на острове...
– На острове, какой ужас! И как мы отсюда выберемся?
– Все дни как-то выбирались, выберемся и сегодня. Это не сложно. Это же почти центр, район Нормальм. Закажем такси... Поедем вон по той улице, – полковник показывает рукой: – Видите? Вон по той, широкой, она называется Стрёмгатан, потом свернем на Малмскиллнадегатан, а в середине ее – налево по переулку. А можно и так: по Кунгстрадгардгатан, потом налево по Хамнгатан...
Зубрицкий подозрительно смотрит на своего помощника.
– Откуда вы всё это знаете?
– Готовился. Не каждый же день получаешь важное государственное задание, да еще непосредственно от самого главы правительства.
– А почему мы должны заказывать такси? Разве Нобелевский комитет не выделит автомашину одному из своих лауреатов?
– Боюсь, не выделит. После того снисходительного похлопывания в Ратуше и попытки заигрывания с королевой...
– А наше посольство?..
– Что – посольство?
– Они тоже не пришлют за мной машину?
– А вы что, и это забыли?!
– Господи, что еще? Неужели я там... тоже... учудил?
– Еще как! На приеме в вашу честь... Вы ведь укусили...
– Неужели посла?!
– До этого не дошло.
– Слава Богу! А кого тогда?
– Посольского кота! Вы его просто искусали!
– Надеюсь, до смерти? Терпеть не могу кошек! И все-таки, мне кажется, вы меня разыгрываете, господин полковник. То я у вас напиваюсь как свинья, то принимаюсь кусаться как собака.
Грызь деликатно отводит глаза в сторону.
– Не мне судить, кто вы, – потом, помолчав: – Хотите откровенно, Гарри Анатольевич?
– Ну?..
– Раньше, когда вы не были нобелевским лауреатом, вы были...
– Ну?..
– Вы были... лучше. Короче, посольская машина нам не светит...
– Черт с вами! Вызывайте такси! И закажите завтрак в номер...
– Какой уж теперь завтрак: полпервого... Скорее обед.
– Не придирайтесь! Закажите чего-нибудь горяченького, какой-нибудь съедобный скандинавский продукт, только не селёдку! И пару двойных виски. Виски всенепременно! Вы английский-то знаете?
– Уж как-нибудь... – обиделся Грызь.
– ?!
– Пришлось выучить... Хорошо бы вам, Гарри Анатольевич, побриться и душ принять. Вам сразу полегчает. Контрастный душ кровь разгоняет...
– Гнилую кровь не разгонишь... – старина Гарри посмотрел на свои синие ноги. – И чего ее разгонять-то? Только сосуды засрёшь... Когда стартует наш реактивный катафалк?
– Через три часа. Вот перекусите, и надо бы сразу ехать, Гарри Анатольевич...
– Вот и отлично, итак, закажите чего-нибудь в номер, мне и себе, – бодро произнес старина Гарри и сбросил халат на пол. – А мне, и в самом деле, было бы недурно побриться перед дальней дорогой и совершить омовение членов.
Полковник вздохнул, нагнулся, аккуратно свернул халат и положил его на край кровати.
– Давно хотел вас спросить, – услышал он голос из ванной, – каким образом вы попали на эту должность? Признаюсь откровенно, когда мне вас в Шереметьево перед отлетом представили как сопровождающего, когда я увидел эти ваши кайзеровские усищи, словом... нехорошо мне стало...
Полковник подошел к ванной комнате и, опершись о дверной косяк, некоторое время молча смотрел, как его подшефный бреется.
(Фрагмент романа «Дважды войти в одну реку»)
.