- Я? Ангел...
Голос тихий, испуганный.
- Чего пришёл? – спрашиваю, вставляя ключ в замочную скважину.
- Меня к вам... направили. Вот.
- Направили, говоришь... – открываю дверь.
В кабинете темно. Утро. Рано совсем. Захожу первым, нажимаю прямоугольную кнопку выключателя.
- Заходи, - заходит следом за мной, вежливо прикрывает дверь.
- Зачем тебя ко мне направили? На практику, что ли? Это хорошо. Ко мне давно из вашего брата никого не направляли... Бумаг много скопилось.
- Нет, не на практику, - отвечает. – На работу...
- На работу? – хмурюсь. – Мне помощники не нужны, я и сам справляюсь...
- Меня не в ваш департамент направили, а к вам лично... – говорит, а сам краснеет.
- Это кем же?
Что-то шепчет.
- Громче говори, я по губам читать не умею.
- Ангелом.
- Что?
- Ангел-хранитель я...
Хрупкого телосложения светловолосый молодой человек вздрогнул, когда высокий широкоплечий мужчина со всей силы ударил кулаком в стену, да так, что взвилось белое облачко.
- Это что это ещё за дела, а? – громко спрашивает он, яростным взглядом награждая молодого человека. – Это кто такое придумал?
- Я не знаю, - не смущённо, а откровенно испуганно отвечает молодой человек. – Я не знаю. Меня направили – я пришёл. Я не знаю. Сказали – ангел-хранитель каждому положен...
- И мне?!
- Я не знаю! – молодой человек в панике отступает к двери. – Меня направили...
- Сейчас разберёмся... – мужчина снимает серый пиджак, аккуратно весит его на спинку стула, снимает телефонную трубку и набирает какой-то номер.
- Мне проректора по работе... А, это ты. Ну и что всё это значит? – вопрошает он в трубку. – Какие-такие правила? Тыщу лет без этих правил жили, а тут... Нет ты меня послушай! Это что получается: с моим стажем, с моими заслугами – и охрану ко мне?..
Несколько секунд он молчит, слушая кого-то на другом конце провода. Затем со злобой кидает трубку обратно на аппарат.
- Ну-ка пошёл прочь отсюда!!! – кричит мужчина, и молодой человек едва ли не просачивается сквозь небольшую щель, отделяющую кабинет от спасительного коридора.
Сначала долго не мог дозвониться до высших инстанций, узнать, за что они со мной так. Долго ярился. Сколько лет, верой и правдой, а меня... Да, я знаю, сто раз меня уже порывались на пенсию почётно спровадить, да только вот дальше болтовни в комнатах отдыха эти разговоры не заходили. Да у меня вся грудь в медалях да орденах, да как они только посмели посягнуть на меня...
А потом этот, «хранитель», засовывается такой и тихо спрашивает:
- У вас там бумажки на столе, я разберу?
Несдержанно отвечаю ему. Малец робко прикрывает дверь. Знает, чтоб его, что его с этого места одним моим гневом не сдвинешь. Не прав был Фёдор Михалыч, болезненный наш, про маленьких людей. Маленького человека и тронуть порой не тронешь, всё одно – маленький, до верхов не причастный...
До десяти изучаю расписание... органайзер свой. В ноль пять минут скребётся этот, приносит конверт.
- Вам, - говорит, - прислали.
И как не хотелось мне послать его обратно в родную деревню, молчу. Ибо работать надо, а дела свои личные во вне рабочее время решать. Сам такое правило установил, сам же его первым соблюдать должен...
Принимаю пакет, распечатываю.
Списки, списки... Двадцать восемь листов – это только самое важное. Или откровенно спорное. Всем остальным занимаются в особом департаменте. И только такие вот тяжёлые случаи направляют ко мне... хотя вообще-то я больше по армейским делам.
Не успел потянуться к телефону, как уже звенит. Оттуда. Сам. Видимо, горит ему, ха-ха. Видимо, что-то серьёзное, раз первый мне звонит. Снимаю трубку.
- А-342 не трогать, - сходу приступаю; с этим надо по-нахрапистей. – Восьмая страница – это ко мне, сразу говорю... А по рогам? – умолкаю на мгновение, чтобы многозначительней вышло. – Б-741? Забирай, на что такое... гм... Какой? М-54? Так-так, посмотрим... Ну, даже не знаю... – задумчиво протягиваю. На другом конце провода сам аж взвился, чуть не кричит. – На расследование надо отправить, - строго перебиваю, - проверить... – тот тоже перебивает, начинает объяснять, что-то про секты... – Секта? – переспрашиваю. – Раз секта – без сомненья расстаюсь. А эти следующие, что до М-781-12 – это... так, а вот с этим, пожалуй, разобраться надо... Так, ты крылья-то мне не подрезай!.. А я сказал – разобраться! Три дня... А я говорю – три... Ладно, не бей копытом, послезавтра до обеда, уговорил. На последней странице, - переворачиваю листы, - третий снизу – не по твоей части, у нас в штате изначально... А я тут при чём? Как найду, чья ошибка, так первым делом... – морщусь, ибо из трубки до меня доносится ругань и новые угрозы. Решительно пресекаю эту логорею. – Остальное – в письменном виде после обеда. Или перезвоню, – жёстко говорю. Слушаю ответ. Морщусь. – И тебе того же.
В обед молился. Просил прощения за проявление несдержанности. Особенно с утра. Нет, я, в общем-то, и сейчас считаю, что мне этот белоснежный красавец даром не нужен, даже полы мыть... впрочем, бумажный завал в приёмной пусть разберёт... Но не убивать же его из-за этого...
- Вам не за что себя укорять, - слышу ласковый голос за спиной.
Оборачиваюсь, не поднимаясь с колен. Сидит этот мой белокурый «ангел», прямо на моём рабочем столе, ножками покачивает и блаженненько так улыбается. Дверь, между тем, совершенно закрыта, ибо перед началом молитвы я лично запер её на ключ.
- Ваша душа, - говорит, - чиста. Господь видит это. И то, что чувствовали вы утром, не было...
Выкинул мальца прямо сквозь дверь.
Обедал.
- У себя?
- У себя, - машинально повторяет за ним светловолосый молодой человек, вдумчиво вчитываясь в какой-то отчёт.
- Ну так пойди, скажи, что к нему...
Молодой человек оторвался от отчёта. Перед ним стоял мужчина, не слишком высокий, довольно крепкий на вид. Прямые черты лица, суровый взгляд война.
- Вы кто? – спрашивает молодой человек.
- Римский император, - язвительно отвечает мужчина.
- А... – молодой человек понимающе кивает и снова углубляется в чтение отчёта.
- Иди, объяви...
- А мне нельзя туда входить, - просто отвечает молодой человек, пожимая плечами.
Мужчина что-то ворчит себе под нос, мол, никакого уважения к старшим, и сам открывает себе дверь.
Разговор в кабинете вёлся на повышенных тонах. Под конец из-за двери стали слышны даже крики.
- Ну что я ещё могу поделать? – кричал хозяин кабинета. – Я и так сделал всё, что в моих силах. Самоубийство даже списал на умопомрачение! Ну ты же знаешь, как строго тут с притеснениями по религиозному принципу! Неполтикоректность...
- Я сотню раз уже объяснял, что это НЕ Я! – столь же громко отвечал ему гость. – Я всего лишь орудие в руках дьявола! Да я был просто избран, чтобы наказать провинившихся! Думаешь, мне заняться было больше нечем?!
- Да зачем ты мне это объясняешь? Наверху надо!
- Вообще-то это твоя обязанность!
- Я воин, понимаешь? Архистратиг!
- Ну так возьми меня к себе в войско!
- Да не могу я! НЕ-МО-ГУ! Сколько раз уже повторять?!
Дверь распахнулась, да так, что чуть не слетела с петель. Гость вышел и столь же гневно захлопнул её.
Молодой человек проводил его гордо удаляющуюся фигуру изумлённым и слегка напуганным взглядом.
После того, как Диоклетиан ушёл, долго пил ромашковый чай, успокаивался. Затем разбирал и подписывал накладные на поставку провизии и обмундирования новой когорте в составе Третьего легиона. Та самая восьмая страница, плюс ещё А-триста-сорок-второй во главе...
Проверял отчёты о состоянии войск. Заняло остаток дня.
Из деловой переписки.
На имя Господне
Плач Михаила
...Тебе ли, Господи, не служил я, раб Твой, верой и правдой с начала времён?! Тебе ли не возносил хвалы?! Тебе ли не посвящал победы славные?! За Твоё имя ли, Господи, не сражался я с Сатаной проклятым за души праведные?! За что недоволен Ты мной? За что наказал Ты меня? Недоверие Твоё, Господи, как прут раскалённый в сердце моём, и в чреве моём, и в глазах моих! Мне ли, Архангелу, ходить за плечами с ангелом-хранителем? Слово Твоё свято, Господи, но подумай, Господи, подумай...