всё в пыли,
подпирают плечи
костыли.
У самой дороги
(труден путь)
он присел – безногий
отдохнуть.
Может, кто подбросит –
ездят, чай,
и уже взгляд косит
невзначай.
Сколько б это длилось –
час иль два? –
но на грудь свалилась
голова.
Задремал, а тут – как
с неба гром –
пронеслась попутка
за бугром.
Пыль столбом, гляди-ка,
мчит сюда.
Подкатила лихо:
– Вам куда?
– Коль в Зелёну Рощу –
в самый раз.
Раньше б – я наощупь,
а сейчас –
будь же век богатым –
удружил.
Я ведь здесь когда-то
тоже жил.
Не пришлось лет двадцать
здесь гостить,
а сейчас вот – братца б
навестить.
Без ноги-то – вéдь как
не живой.
Ну а брат мой – Федька
Боровой.
Он в колхозе вроде б
агроном.
Школа, а напротив –
ихний дом…
Сколько лет промчалось,
не догнать.
Может быть, случалось
его знать?
– Как же, понимаю,
Боровой –
мужичок, я знаю,
мировой.
На Заречной, номер –
сто седьмой.
Только, знаешь, помер
он зимой.
– Да ты что? – не может
того быть.
В сорок лет – о Боже! –
только б жить.
Как же так?.. Однако,
шутишь, брат…
– Да вот так. От рака,
говорят.
– И за что нам лихо
на роду?
Закурил и тихо:
– Я сойду.
Больше он ни слова
не сказал.
И вернулся снова
на вокзал.
1992
