с джиннотипной ухмылочкой газ бьёт башку о стены…
желчегонным напившись, комнатный музыкант
шестикрылый влетает комнате на колени.
на припухших губах кровати цветёт нарыв.
разрывает ковёр простыню на рабыне тартар.
на переднике горничной мухи – скелет норы
водянистой, в которую ты превратишься завтра –
превратишься в матку своих одиноких хны…,
в режиссуру чертоколёсных метаний к смерти,
в дрессировщицу «господи-путников-сохрани»
в запотевшем конспекте памяти медэкспертов,
что вскрывают всех тех, кто стакан потихоньку брал,
кто из джиннов ел твой запах , кто спал в кроватке,
кто пилил эту дырку пустынную из ребра
и неровности смазывал детско-зелёной ваткой,
кто забил в тебе слив и теперь не войти никак
мародёрам, голодным до золота в кожных складках,
кто свинцовые яйца рассеивал в родниках,
кто растил скорпионов на чёрных твоих прокладках…
… с джиннотипной ухмылочкой газ бьёт в окно башкой,
вызывая на бой кэгэбэшных шпионов страсти…
ты течёшь по обоям безжизненным, ты большой
болевитой воронкой тянешь в себя и пластик,
и кровать-проститутку, и стул, где сидел медведь,
и стаканный карцер (никак не сойдёт помада),
и завод подаренных толстых ( и пусть!) конфет,
и зарезанных зря цветов куртуазный матик…
будто нож перочинный разреза ждёт, ждёшь тепла,
мягковзглядной смородины, пальцев луны инъекций…
но над уровнем моря желаний и бла-бла-бла
плотоядно мычит восьмипалый охранник сердца –
паучок одинокости…