(Миссия невыполнима)
Нельзя сказать, что Георгий Литович Лямуров был закоренелым атеистом, просто запредельные вопросы бытия его мало интересовали, и потому ко всем разговорам на эту тему он относился с иронией. Но то, что с ним однажды произошло…
Впрочем, судите сами.
Поздно вечером он вернулся из театра после чернового прогона спектакля «Горе уму» по Грибоедову и между второй и третей рюмками коньяка задумался о том, что делать с героиней, вернее с исполнительницей ведущей роли, не заменить ли ее дублершей из второго состава? Тут и лялякнул дверной звонок. Подивясь столь позднему визитеру, Георгий Литович направился открывать двери. За дверью к своему изумлению он обнаружил человека с саквояжем, одетого в белый халат и старорежимное пенсне. Лицо его с аккуратной эспаньолкой казалось мучительно знакомым.
- Вы ко мне? – задал вопрос Лямуров.
- Если вы Георгий Лямуров, то к вам, - ответил незнакомец и проследовал в гостиную, где по-хозяйски расположился в кресле за журнальным столиком.
- Чем обязан? – устроился визави Лямуров и с любопытством уставился на незнакомца, которого, впрочем, при ярком свете люстры уже узнал. Разумеется, он помнил этот портрет с титульного листа полного собрания сочинений Антона Павловича Чехова. «Недурной гримок», - отметил он про себя, - «только это какой-то непонятный розыгрыш, до первого апреля далече…»
- Нет, милостивый государь, это не розыгрыш, - ответил на его мысли гость.
- Не хотите же вы сказать, что вы…
- Писатель и драматург Антон Павлович Чехов. Впрочем, бывший. Сегодня мне поручена иная роль.
- Роль? – Лямуров все никак не мог сообразить, что означает этот спектакль.
- А чему вы удивляетесь, милостивый государь, весь мир театр, а люди в нем актеры! Это еще Шекспир знал. У него, между прочим, тоже своя миссия. Только в англоязычных странах. А у меня вот в России…
- Какая же?
- Ну, считайте, что я… Что мне поручено, как бы это сказать,.. закрыть занавес в конце вашей жизненной пьесы. А пьеса уже давно доиграна. И даже переиграна - вам уже за 90. Пора, батенька и честь знать!
Георгий Литович, хотя и не расстался с мыслью о чьем-то дурацком розыгрыше, почувствовал ноющую тоску.
- Может рюмочку? – спросил он гостя.
- Вы – пожалуйста, а мне это невозможно.
Гость потянулся к бутылке с коньяком, и его рука прошла сквозь бутылку. А может, это бутылка прошла сквозь руку гостя.
И тут Лямуров поверил!
- Но почему именно сегодня? За пять дней до премьеры! Что, нельзя было подождать хотя бы пять дней?
- Ну, во-первых, премьера выйдет и без вас. А не выйдет, так не велика потеря. Человечество в целом ее переживет. А во-вторых, кончать с вами надо было значительно раньше, сразу после «Вишневого сада».
Антон Павлович заметно оживился, в его голосе появились прокурорские нотки.
- Вы, милостивый государь, ЧТО сделали с моей пьесой, с моим «Вишневым садом»? Вы его форменным образом вытоптали. Нет, вырубили! Ну, так и ставили бы какие-нибудь «Гнилые пеньки»! А он, видите ли, на «Вишневый сад» топором замахнулся! Мы всей нашей конторой на премьере незримо присутствовали, и хорошо, что я к этому времени уже неживой был. А будь я живой, со стыда бы помер! Это же не спектакль, это серия трюков и цирковых номеров, а ведь вы не ребенок были, вам в ту пору уже седьмой десяток тикал! Я – к Шефу, дескать, пора забирать Лямурова, а он все резину тянет под разными предлогами. Уж, не знаю, право, за что он только ваше, так называемое, творчество ценит? Тоже, как ребенок. Большой, всемогущий, но ребенок! Вот уж, поистине, неисповедимы пути Господни!
И тут за окошком блеснула молния, и январская ночь огласилась раскатом майского грома! Антон Павлович обратил глаза куда-то выше потолка и виновато всплеснул руками.
- Не подумай, Господи, что сетую! Это я, любя тебя… Ну, и немножко, себя!
Потом снова обратился к Лямурову:
- Но теперь, слава Ему, все формальности позади…
Он поставил на журнальный столик саквояж, порылся в нем, извлек лист гербовой бумаги и, тыкая в подпись, состоящую из двух скромных инициалов «Г. Б.», пояснил:
- Это ваш некролог. Завтра он будет опубликован во всех газетах. Приглядитесь к датам жизни. Видите, последняя из них – сегодняшнее число. И этого уже не изменить, поскольку слово Шефово твердо есть! Но, раз до истечения сегодняшнего числа осталось еще несколько минут, можете задать мне ряд вопросов. Предупреждаю, на вопросы о будущем я не отвечаю. Пока человек жив, будущего ему знать не дано. ТАМ, возможно, узнаете и о будущем. Если, конечно, будете приближены к руководству.
Отчаяние, вначале охватившее Георгия Литовича, сменилось возмущением. Он прислушивался к тиканью больших напольных часов – это истекали последние минуты его жизни.
- Позвольте, милейший! А почему именно вам поручена эта деликатная миссия? А как же женщина с косой? По-моему, это ее прерогатива!
- Лилит что ли? Вчерашний день!
- Какая Лилит?
- Первая жена Адама. До Евы. Такая, знаете ли, блудливая бабенка получилась. К самому Шефу подканывала. Вот он и сделал Адаму другую из его же ребра, а эту отправил численность народонаселения регулировать. Так она из ревности первенца Адамова Авеля со свету сжила. А это - четверть тогдашнего населения земного шара!
А в последнюю Мировую войну сколько она косой намахала! И все ей мало было. А как узнал Шеф, что это она подбила американского президента Трумэна атомную бомбу на япошек скинуть, отстранил ее от выполнения миссии и перевел в секретарши, чтобы навеки-вечные была под присмотром.
- А не могли прислать кого-нибудь другого?
- Милостивый государь, я уверен, что вам будет приятно, если вашу жизнь заберет собрат по цеху, да к тому же профессиональный доктор. Да и кто этот другой? На территории театральной России кроме меня это поручают только другому драматургу и доктору Михаилу Афанасьевичу Булгакову. А вспомните, что вы сделали с его «Мастером и Маргаритой»? Так что молитесь, если умеете…
- Зачем?
- Вам, когда зуб удаляют, больно? А здесь жизнь удалять будут. Так что молитва – это вроде наркоза. Переход облегчает.
Антон Павлович снова покопался в недрах саквояжа, вынул резиновые перчатки и, натягивая, покосился на умоляющую мину на лице Лямурова.
- Да, конечно, еще пара минут у вас есть… Но чего тянуть? Как говорил мне один каторжник, когда я был в командировке на Сахалине: «Раньше сядешь – раньше выйдешь!» Окончится, наконец, ваша жизненная каторга. А сколько знакомых милых лиц вы ТАМ увидите! Например, лица всех ваших пятерых жен…
- О! – простонал Георгий Литович.
- Ничего голубчик, смиритесь, - прохихикал Чехов, - Страшного Суда никому не избежать. Просто, у каждого свой состав судей.
- Да ладно вам! - вдруг разозлился Лямуров, решив, что терять больше нечего, - Сами-то вы при жизни были всем известным бабником. Женщин меняли, как перчатки. Сколько детей настрогали? И ведь никому алименты не платили, хотя и не бедствовали. Интеллигента он из себя корчил! «Надо выдавливать из себя раба!» Чего ж не выдавил?
От возмущения Чехов даже побагровел, как если бы испытал прилив крови.
- Жизни не хватило! Между прочим, моя половая жизнь длилась не более четверти века, в то время как ваша - уже три четверти. И пора это прекратить, пока очередной еще незанюханный цветочек не оказался в вашей стариковской постели!
- Сам ты старый циник! Завидуешь? – радостно потер руки Лямуров.
Антон Павлович навис над креслом Лямурова грозным судией.
- Но не настолько циник, как некоторые, которые трахались с любовницей в то время, как в соседней комнате, слушая их возню и похотливое хрюканье, в мучениях умирал муж этой самой любовницы…
Уязвленный Лямуров вылетел из кресла, и они бы сцепились, если бы это было возможно. Но тут вдруг откуда-то грянул романс Шумана «Аве, Мария!» в исполнении Робертино Лоретти. Чехов сунул руку в карман и достал мобильный.
- Слушаю! – сердито рявкнул он в трубку, - Ах, это вы, Шеф?.. Ваньков, какой Ваньков? Шеф, у меня же наряд на Лямурова, причем здесь Ваньков? Кто он такой этот Ваньков, Народный или хотя бы Заслуженный? Ах, Ваньков хакер? Так причем здесь вообще я? Я сайт от файла отличить не могу! Пошлите к нему Норберта Винера, он изобрел эту чертову кибернетику – пускай сам и регулирует ее народонаселение. Не может? Интересно, чем он занят? В США ожидается массовое самоубийство среди игроманов на почве компьютерных игр?.. Но, Шеф, у меня же цейтнот!.. – и буркнув Лямурову «я сейчас», он выскочил из квартиры через закрытую дверь.
Минуты тянулись для Лямурова в мучительном ожидании. Он бы с радостью посчитал, что все только что произошедшее ему приснилось, но проклятый саквояж и гербовая бумага на журнальном столике говорили об обратном. Он сгорал от любопытства, что же этакое таится в недрах саквояжа, но попытки открыть его ни к чему не приводили, рука проходила саквояж насквозь, не зацепляясь за замок. Тогда он принялся читать некролог, благо гербовая бумага лежала вверх текстом. Так он узнал, что скоропостижно скончался этой ночью от внезапной остановки сердца и что по этому поводу скорбит вся театральная и прочая общественность, как России, так и всего мира. С особым интересом он читал перечень имен тех, кто подписался под некрологом. Найдя имена Квентина Тарантино и Стивена Спилберга, он удовлетворенно хмыкнул, а, увидев имена Никиты Михалкова и Марка Захарова, возмущенно фыркнул. Он так увлекся этим делом, что даже не заметил, как начали бить напольные куранты. Когда же он поднял голову, то понял, что это означает конец суток. Обе стрелки – большая и маленькая сошлись на цифре 12. А когда снова взглянул на гербовую бумагу, она оказалось девственно чистой.
В это время снова тренькнул дверной звонок, и Георгий Литович обреченно пошел открывать дверь непрошенному визитеру. Это, действительно, снова был Чехов, но на сей раз он был хмур и старался не смотреть на хозяина квартиры.
- Однако везунчик, вы, милостивый государь! – сквозь зубы выдавил он, - Наряд аннулирован… И когда такое было?
- А как же «слово Шефово твердо есть»? – развеселился Георгий Литович.
- Причем тут шеф? Это секретарша обмишурилась, не ту дату по злобе впаяла. Лилитка она и есть Лилитка! Поэтому велено все списать на нее. Да вы слишком-то не радуйтесь, в вашем распоряжении всего 5 дней, как вы и просили. И не вздумайте оттягивать премьеру, этот номер у вас не пройдет, уж, я позабочусь! А через 5 дней извольте бриться…
Все эти 5 дней Лямуров прожил в театре под пристальным наблюдением. Чьим? Он и сам не знал. Он лишь замечал, как на портретах покойных коллег Станиславского, Вахтангова, Мейерхольда и Брехта движутся зрачки и поворачиваются ему вслед. Эти взгляды сопровождали его до самого туалета. А в кабинете он даже вынужден был занавесить портрет Булгакова, чтобы укрыться от его нескромного взгляда…
А потом грянула премьера «Горя уму», которую с таким нетерпением ожидала вся театральная общественность…
Поздно вечером Лямуров был спокоен и готов. Потягивая коньячок, он ждал смерти. Он чувствовал, что и в самом деле устал от своей жизненной каторги. Всю жизнь он был в драке, был с кем-то на ножах. Ну ладно, всякие там Фурцевы и Шауро (их и лица-то уже подистерлись в памяти), с теми приходилось сцепляться на любом выпуске спектакля, отстаивать каждую фразу и мизансцену от цензурных ножниц. Но соратники!.. Сколько раз они его предавали. А под конец, вообще, разломили театр напополам! Разумеется, он не осмелился вспоминать тех, кого предал сам. Да и тогда ему казалось, что все что делал, он делал ради театра. А ради театра можно даже принести в жертву чью-то судьбу. Ради ТЕАТРА, который есть его жизнь.
Его размышления прервал дверной звонок. Конечно, это был доктор Чехов, но без привычного саквояжа.
- Я не надолго! – отмахнулся Антон Павлович на предложение пройти, - Дело в том, что моя миссия откладывается…
Антон Павлович внимательно поглядел на Георгия Литовича поверх пенсне и неодобрительно хмыкнул:
- А вы хитрец, милостивый государь!.. Как бы невзначай, но так вовремя обронить нужным людям, что у вас есть новый интересный замысел. Мне поручили узнать, в чем он состоит?
- Элементарно, Чехов! После «Горя уму» Грибоедова вполне логично поставить «Похвалу глупости» Эразма Роттердамского.
- В чем - в чем, а в остроумии вам не откажешь! Ну, до встречи через год!
- Боюсь, что через год у меня появится еще один интересный замысел, особенно интересный для вашего Шефа …
- И что же это, к примеру, за замысел? – нахмурился Антон Павлович.
- А, к примеру, «Божественная комедия» Данте Алигьери!
- Мда, это сильный ход, милостивый государь. Тогда до встречи через два года!
- Вы слишком торопитесь. Дело в том, что «Божественная комедия» состоит из трех частей: «Ад», «Чистилище» и «Рай». А это три самостоятельных полнометражных спектакля!
- Да ну вас, к Богу!
- Я на встречу с вашим Шефом не тороплюсь. А вот вы привет ему передавайте. Да не грустите, я буду видеть вас хоть каждый день. Буду на сон грядущий открывать томик ваших сочинений и чмокать портрет…
Оставшись один, Лямуров лишний раз убедился, что все имеет начало и конец, вот и бутылка коньяку тоже закончилась. Он с сожалением сунул ее в мусорное ведро и, намереваясь сполоснуть бокал, открыл кран. Из крана хлынуло что-то желтое. «Ржавчина», - подумал, было, Лямуров, но удивился запаху. Подставив под струю бокал, он наполнил его, понюхал содержимое, а потом лизнул. И тут до него дошло: «Хеннеси»! Это же чистейший «Хеннеси»!» Он поднял глаза к потолку, приложил руку к сердцу и поклонился: «Прости меня, Господи! А я уж, грешный, решил, что ты забыл поздравить меня с премьерой».