В голове сплошной туман. Со времени нашего последнего разговора с Таней прошло уже больше получаса, но я все еще никак не могу привести мысли в порядок, пребывая в каком-то подвешенном состоянии между эйфорией и жуткой депрессией. Я не знаю, радоваться мне сейчас или отчаиваться. С одной стороны, мои отношения с девушкой достигли сегодня той критической точки, за которой уже более-менее ясно различается край бездонной пропасти, куда в самом скором времени мне, по всей видимости, предстоит скатиться. С другой, мои творческие амбиции, благодаря все той же Тане, подскочили вдруг на невиданную высоту. Да, вот такая получается дилемма. Я терплю крах как любовник, но в то же время возрождаюсь как художник. В общем, все как у Фрейда. Теория так называемого либидо, когда неудачи на личном фронте с лихвой компенсируются твоей творческой энергией… Хотя какое тут, к черту, либидо! Во всем виноваты мои феноменальные способности. Не будь их, я бы, как говорится, имел сейчас и дудку, и свисток в придачу. Теперь же приходится выбирать между одним и другим. Да и выбирать, в общем-то, не из чего, потому что этот выбор за меня уже сделал кто-то другой…
Я налил себе еще одну рюмку, медленно выпил. Нет, определенно алкоголь последнее время совершенно на меня не действует. Или все-таки действует? Ведь вот совсем недавно я (даже представить жутко) собирался прыгнуть с балкона, а теперь сама эта мысль кажется мне нелепой. Ну, в самом деле, глупо же лишать себя жизни из-за каких-то личных неурядиц. Тем более сейчас, когда уже почти закончена работа над картиной, которая - чем черт не шутит - в скором времени, возможно, действительно будет объявлена шедевром.
Я бросаю взгляд на портрет, специально установленный на самом видном месте, в проеме шкафа-стенки, прислоненный к телевизору. Сейчас, в слабом мерцании торшера (я нарочно не стал включать верхний свет, чтобы дать отдохнуть глазам), он даже в незаконченном виде выглядит достаточно впечатляюще. Больше того, именно то, что его левая часть представляет собой карандашный набросок, а правая выполнена в цвете, по-моему, и придает ему какую-то особую выразительность. Да, что там говорить, прием с тенью - это довольно удачная находка. Даже Таня это оценила. Хотя почему «даже»? Ведь она и есть мой главный ценитель, и то, что картина так ее потрясла, как раз и является (по крайней мере, в моих глазах) первейшим доказательством того, что как художник я чего-то да стою…
И вдруг, словно проблеск в сознании: ГДЕ-ТО Я УЖЕ ЭТО ВИДЕЛ. Только где? У Рембрандта? У Пикассо?.. Да нет, ерунда! Все это от моей неуверенности. Работа действительно классная. Почему я все время боюсь себе в этом признаться? Может, прав был Ромка, когда называл меня трусом?.. Ромка… Интересно, как бы он оценил мою картину? Он, который считает, что я исписался и уже просто не в силах создать ничего стоящего!.. Ладно, посмотрим, что он запоет, когда этот портрет среди других моих полотен будет красоваться на какой-нибудь престижной выставке в Москве или, скажем, в Лондоне. Хотя это, конечно, будет ох как не скоро…
Я выпиваю еще одну рюмку и чувствую, как моя голова сама собой начинает клониться на грудь. Только теперь я понимаю, до какой степени измотан. Ну, еще бы! За один день столько переживаний! И это притом, что прошлой ночью мне так и не удалось толком поспать. Да, надо, пожалуй, отдохнуть. Хотя бы на время выкинуть из головы весь этот бред, от которого у меня уже ум за разум заходит.
Взглядом измерив расстояние от кресла до дивана, делаю попытку подняться и… безуспешно. Еще одна попытка - и снова неудача. Мне кажется, что мое тело слеплено из ваты, каждое движение дается с большим трудом. В какой-то момент я, наконец, понимаю, что задумал невозможное. Теперь одна только мысль о том, что нужно вставать, раздеваться, готовить себе постель, приводит меня в неописуемый ужас. Господи, когда же я успел так назюзюкаться? Ладно, попробую устроиться прямо здесь. Немножко подремлю, а потом, если хватит сил, переберусь на диван.
Приняв это решение, я как-то очень быстро успокаиваюсь. Поглубже усевшись в кресле, как можно дальше вытягиваю ноги и, сложив пальцы на животе, с удовольствием закрываю глаза.
Похоже, я так и не вспомнил о том, что в это самое мгновение вновь отдавал себя во власть сидящему внутри меня НЕЧТО. Но если бы даже и вспомнил - последним проблеском уходящего сознания, отчаянно балансируя на краю той и этой реальности, - то все равно не смог бы уже ничего сделать, настолько был раздавлен усталостью и каким-то странным безразличием, завладевшим вдруг всем моим существом…
На этот раз все случилось на удивление быстро - без ощущения полета, без стремительно надвигающихся световых пятен. Только быстрый провал в мыслях, как резкое погружение в воду, и, когда я вновь вынырнул на поверхность…
…это был уже, скорей всего, не я… Хотя осознание себя в новом качестве произошло, наверно, все-таки не сразу. Причиной этой несколько замедленной адаптации была, по всей видимости, окружающая обстановка, вдруг показавшаяся мне ужасно знакомой. Голые, плохо побеленные стены, одинокая лампочка под потолком, жесткий продавленный диван, на котором так неудобно сидеть, уставленный небогатой снедью стол у окна и этот розовощекий парень напротив, белобрысый, со смешным хохолком на голове, заговорщицки мне подмигивающий… Господи, да это же Ромка! Да, точно, Ромка! Ну, надо же! Всего минуту назад про него подумал, и вот, пожалуйста…
Мой бывший приятель, видимо, только что закончил разливать и теперь держит перед собой наполненный до краев стакан водки, мелко подрагивающий у него в руке, который тянет ко мне через стол.
- Ну, что, Жора, еще по одной?
В этот момент я, наконец, понимаю, кто я такой. Я - Жорка Кривицкий, бывший Ромкин сокурсник, приехавший в Серебрянск как соучредитель компании «Кривицкий & Меркулов» для заключения договора с одной крупной строительной организацией, заказавшей нам два десятка рекламных баннеров, и заглянувший к своему старому приятелю, чтобы немного понастольгировать под водочку о прежней беззаботной жизни.
Правда, наши посиделки, кажется, несколько затянулись. Уже вторая бутылка на исходе, а это верный признак того, что скоро нужно будет бежать за следующей. А мне еще до гостиницы добираться, да и завтра на встрече с клиентами надо быть как стеклышко…
- Слышь, Ромка, давай, наверно, закругляться, - чувствую, что язык плохо меня слушается, но, по-моему, я еще в состоянии контролировать ситуацию. - У меня, ты же знаешь, дела. Да и поздно, как-никак...
Но Ромку уже не остановить.
- Да какой там поздно! Какой там поздно! Ты погляди на часы! Детское время!
- Ого! Половина одиннадцатого!.. Нет, все, пора отчаливать!
- Ну, посиди еще немножко! Ну, в самом деле, Жор! В кои веки встретились!.. Я ведь тут целыми днями один как перст! Даже поговорить не с кем… - в глазах моего приятеля столько неприкрытой мольбы, что я вдруг понимаю: ускользнуть от него будет не так-то просто. Значит, еще какое-то время придется терпеть и этот жесткий диван, и Ромкины бесконечные разглагольствования об искусстве. Ладно, в конце концов, сам виноват.
Стараюсь поудобней устроиться на своем неудобном седалище, извлекаю из кармана пачку «Данхила»:
- Не бросил еще?
- Да если б даже и бросил… - прежде чем закурить мой приятель долго вертит сигарету в руках, разглядывая ее чуть ли не на свет. - Классная штука! Давно таких не пробовал!
Минуту или две молчим, с удовольствием выпуская в потолок клубы ароматного дыма. За это время еще раз успеваю обежать глазами все Ромкино жилище. Боже! И как можно жить в таком свинарнике?
- Ты со своей бывшей, с Маринкой, давно виделся?
- Со дня развода ни разу… А ты почему спросил?
- Да так, просто…
- Маринка для меня отрезанный ломоть. Не хотел бы я еще когда-нибудь с нею встретиться.
- Понятно… А из прежней нашей компании к тебе никто не заглядывает?
- Нет, почему, бывает, иногда… Вот не так давно Серега Лютиков заезжал… Помнишь Серегу Лютикова?
- Это который спец по натюрмортам? Помню, конечно… Чем он сейчас занимается?
- А, устроился на завод художником. Теперь вместо натюрмортов рекламу канцелярских товаров малюет… В общем, халтурит, как большинство из наших.
- Ну, что ты так уж!.. Я, между прочим, тоже рекламой себе на жизнь зарабатываю.
- Э-э, нашел с чем сравнивать!.. - Ромка делает еще одну глубокую затяжку, с сожалением смотрит на свою почти докуренную сигарету. - И вообще, разве в этом дело? Да по мне, занимайся ты чем угодно, хоть чисткой Авгиевых конюшен, главное, чтоб у тебя оставалось время на то, что просит душа…
- По правде говоря, для того, чтобы на это было время, не худо иногда и Авгиевы конюшни почистить…
- Ой, да брось ты прибедняться, Жорка! Думаешь, я не знаю, какую ты в прошлом году у себя выставку забабахал!
Я недовольно морщусь. Да уж, забабахал так забабахал! Чуть сам из-за этой выставки в ящик не сыграл! А все потому что вместе со своим компаньоном не посчитал нужным договариваться с местной мафией и чуть не прогорел по крупному... Но, как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанского.
- А откуда у тебя эти сведения?
- Разведка работает.
- Ну-ну, - специально напускаю на себя безразличный вид. Всей правды о выставке Ромка все равно не знает. Лишь то, что писали в газетах. А там, как всегда, одни дифирамбы…
- Говорят, у тебя там какие-то иностранцы почти все картины скупили.
- Ну, положим, не все, а только пять, - отработанным движением тушу в пепельнице окурок своего «Данхила». - Четыре один чудаковатый француз приобрел. Он, как выяснилось, на Кандинском с Малевичем помешан. Все пытался мне втолковать, что я, мол, продолжаю их традиции. А одну, самую большую, немец зацапал. Между прочим, назвался представителем «Кунст Палас», говорил, что у них там открыли специальный зал для русского авангарда, и что он собирается определить туда мою картину. Врал, наверно.
Ромка смотрит на меня почти с обожанием.
- Слушай, Жорка, и как тебе это удается?
- Что именно?
- Ну, как что? Это самое… заниматься любимым делом и при этом… быть востребованным, быть на коне?.. Чему ты улыбаешься? Я ведь правду говорю! Да если хочешь знать, ты для меня сейчас почти что эталон! Нет, я серьезно!.. Конечно, не в плане творчества - ты ведь знаешь, как я отношусь ко всему этому поп-арту, - а в плане того, что такое в принципе возможно… ну, когда человек, ни в чем себе не изменяя, может всего в жизни добиться. Возрази мне, если я не прав!
Но я лишь усмехаюсь в ответ. Ужасно не хочется продолжать эту довольно скользкую тему. Да и к чему? Не буду же я рассказывать Ромке, какой неимоверно трудной ценой далось мне мое нынешнее положение. Скольким высокопоставленным баранам пришлось лизать задницу, сколько оплеух получать… И все равно, если бы не Мишка Меркулов, чей папаша возглавляет сегодня все городское хозяйство, хрен бы я чего добился! Так что, как ни крути, а на одном таланте далеко не уедешь…
- Слушай, а давай выпьем за тебя! - мой приятель быстро разливает по стаканам остатки водки. - Или лучше так: за истинных служителей искусства в твоем лице! А, как тебе мой тост?
- Почему только в моем? Ты вон тоже, смотрю, времени зря не теряешь.
- Вот именно что зря! Разве это картины! Так, одна пачкотня…
- Ну, это ты брось, старик! У тебя очень много приличных работ. Это я тебе как художник художнику говорю.
- И что толку! Если мои работы, кроме нас с тобой да еще пары-тройки таких же, как мы, никто не видел!
- Так-таки и никто? А как же твоя экологическая выставка?
- Какая еще выставка? А, эта… Да она уже давно медным тазом накрылась. У спонсоров, по обыкновению, не хватило денег. Ну, а городские власти… Им, как всегда, все до лампочки.
- Постой, но ты ведь говорил…
- А, мало ли что я говорил! - Ромка залпом выпивает свой стакан, долго сидит неподвижно, тупо уставившись в одну точку.
Ну вот, этого еще не хватало! Сейчас он, чего доброго, впадет в слезливость, и мне придется его утешать. Терпеть этого не могу! Нет, надо сваливать отсюда, пока не поздно!.. Осторожно, чтоб не потревожить своего собутыльника, выбираюсь из-за стола. Тот по-прежнему не двигается, никак не реагируя на мои действия. Заснул он, что ли? Однако как только я делаю шаг по направлению к двери, Ромка неожиданно оживает.
- Эй, ты куда?.. Что, все-таки уходишь?
- Да, мне уже пора… Ты не обижайся, Ром…
Он какое-то время смотрит на меня непонимающим взглядом, потом вдруг вскакивает с места, со словами: «Постой! Я тебе что-то покажу!» бежит в дальний угол, где лицом к стене, прикрытые какой-то замызганной тряпицей, стоят несколько картин, которые я сперва принял просто за планшеты. Выбрав из них одну, долго и придирчиво разглядывает ее и только после этого поворачивает ко мне.
- Смотри, это самая последняя моя работа. Я ее еще никому не показывал. Ты первый.
Я в удивлении присвистываю. Наверно, оттого что вместо привычного пейзажа вижу перед собой портрет молодой женщины, причем выполненный в очень необычной манере. Женщина (кстати, ужасно похожая на бывшую Ромкину жену) почему-то одета по моде XIX века - в длиннополое бардовое платье с широкими, сужающимися книзу рукавами и очень большим декольте, полностью оголяющем плечи, и сидит в высоком старомодном кресле в довольно изящной позе, чуть облокотившись на стол, правой рукой слегка подпирая щеку, в то время как левая свободно лежит на коленях. Хотя необычность портрета заключается, конечно, не в этом… Дело в том, что он как бы не закончен: тщательно вырисована только правая часть картины, а левая представляет из себя грубый набросок, выполненный весьма небрежно, несколькими размашистыми штрихами, что придает изображению какой-то зловещий, инфернальный оттенок.
Мне почему-то становится немного не по себе. Непроизвольно делаю шаг назад и…
…вдруг чувствую, как пол уходит у меня из-под ног, и я начинаю стремительно проваливаться куда-то. Портрет молодой женщины, Ромкина торжественная физиономия бледнеют, растворяются прямо на глазах, и вот уже вместо ободранных стен и протекшего в нескольких местах потолка я снова вижу перед собой теть-Верины апартаменты, аляповатые обои, стол с недопитой бутылкой коньяка, шкаф-стенку, отсвечивающие красным кнопки музыкального центра в его углублении. И свою картину в слабом мерцании торшера. Только СВОЮ ли?..
Я чуть привстаю на кресле, внимательно вглядываясь в стоящий передо мной портрет и… тяжело откидываюсь на спинку. Да, теперь уже нет никаких сомнений в том, что изображенная на нем женщина, ее поза, поворот головы как две капли воды напоминают ту, что я только что видел на Ромкиной картине. И если бы только это! Сам замысел работы, ее идея продублированы с точностью один к одному. С той только разницей, что мой приятель оказался гораздо смелее меня, выразив свою мысль менее традиционным способом…
Я вижу, как комната перед моими глазами неожиданно уходит куда-то в бок. Одновременно с этим я чувствую, что изнутри на мою грудную клетку словно навалили с десяток тяжеленных булыжников, и, чтобы не задохнуться, начинаю отчаянно ловить ртом воздух. Господи! Что же это получается? Выходит, я совершил плагиат, я украл у Ромки его идею! Но как это могло случиться? Ведь до этого я ни разу не видел его портрета! Или… все-таки ВИДЕЛ?
И тут я вспомнил. Тогда, на чердаке, когда мой приятель что-то рисовал, стоя перед мольбертом, я хотел посмотреть, над чем он сейчас работает... Кажется, Ромка тут же отвернул от меня изображение, но не так поспешно, чтобы... Так вот откуда это преследующее меня ощущение дежа-вю! Получается, тех нескольких секунд, что я созерцал его творение, оказалось вполне достаточно. Причем не только для того, чтобы увиденное запечатлелось в памяти, но еще и для того, чтобы, трансформировавшись в сознании, подвигло меня на создание картины, точь-в-точь повторяющей Ромкин замысел…
Хотя, конечно, нет никакой гарантии, что, работая над Маринкиным портретом, мой приятель имел в виду то же, что и я. Может, этим самым он лишь хотел подчеркнуть двуличие своей бывшей супруги. А может, просто решил немного пооригинальничать… Ой, да какая, в сущности, разница, что он при этом думал! Разве в этом дело!..
Я с трудом выползаю из кресла, долго стою без движения, опираясь руками о стол и глядя прямо перед собой остановившимся взглядом. Комната все также продолжает раскачиваться из стороны в стороны у меня перед глазами, хотя никакого опьянения я уже давно не чувствую. Последние его остатки выветрились из головы, скорей всего, еще во время сна. Если это, конечно, можно было назвать сном…
Стоп! Да как же я сразу не догадался! Ведь это все не случайно! Это нарочно подстроено! Кем? Да этим моим пресловутым НЕЧТО! Ну, конечно! ОНО просто решило преподнести мне урок. Жестокий, но справедливый урок. Чтобы я окончательно убедился в своей ничтожности. Чтобы понял, наконец, кто из нас главный. Чтобы и дальше безропотно сносил все ЕГО издевательства, даже не помышляя о бунте…
И, похоже, ЕМУ это удалось. Да, я действительно никто. Серая неприметная личность. Бездарный художник, ворующий чужие идеи. Трусливый обыватель, не имеющий собственного «я». Кому и на что я нужен? Вся моя жизнь - череда сплошных неудач, которые я упорно стараюсь не замечать. Получается, зря я тогда, на балконе, не решился на… А впрочем, это ведь и сейчас не поздно повторить. Да, действительно, чем не выход из ситуации, в которой я оказался?! Но сначала… сначала еще одна небольшая формальность…
С трудом отлепившись от стола, делаю несколько неверных шагов в направлении шкафа. Беру с полки планшет с картиной, с минуту держу в руках, словно взвешивая, затем, отведя глаза, нащупываю непослушными пальцами край листа, решительно тяну вниз…
Треск разрываемой бумаги прозвучал неожиданно громко, как будто где-то рядом выстрелили из хлопушки. С таким же резким, щелкающим звуком отскочили кнопки. Вздрогнув от неожиданности, бросаю еще один - последний - взгляд на изувеченный портрет. По какой-то злой иронии разрыв пришелся как раз посередине, оставив в моем судорожно сжатом кулаке ту часть картины, которая была выполнена в цвете. Без своей второй - темной - половины Танино лицо выглядит теперь еще более жалким и беспомощным. Глядя на меня, оно как бы молит о пощаде, упрашивает не доводить до конца эту затеянную мной варварскую акцию.
Чувствую, как что-то отчаянно начинает щипать глаза. Неужели слезы?.. Да, похоже на то. Я высоко запрокидываю голову, не давая им сбежать по щекам... Таня, Танечка, что же я делаю? Ведь ты единственная, кто у меня остался! Ты единственная, кто еще верит в меня! А я… как же я мог?!
Осторожно ставлю портрет на место. Решительным шагом направляюсь в коридор. Натягиваю куртку, обуваюсь. Уже возле самых дверей вспоминаю о мобильнике. Возвращаюсь в зал, нашариваю на полке телефон, глубоко засовываю в карман куртки. В следующую минуту я уже на лестнице, уверенно нажимаю на кнопку лифта.
В голове только одна мысль: я должен ее увидеть. Увидеть еще раз, чтобы сказать… Что сказать?.. Ну, наверно, о том, как сильно ее люблю, как благодарен ей за все. А потом попрощаться. Да, просто попрощаться. Без душераздирающих сцен, без эксцессов. Ничего толком не объясняя. Она потом сама все поймет и простит. Ну, а если не простит… Что ж, значит, так надо. Но я, по крайней мере, уже не буду чувствовать себя подлецом.
За дверями подъезда промозглая осенняя ночь. Неожиданно поднявшийся ветер наотмашь бьет по лицу, словно желая привести в чувство. Темень такая, что хоть глаз выколи. И, как назло, ни одного фонаря вокруг. Лишь прячущиеся за деревьями окна высоток, как рассевшиеся на ветках светляки, робко помаргивают во мгле, освещая путь одинокому пешеходу. Интересно, который сейчас час? Наверно, что-то около двенадцати, если не больше. Прямо скажем, не слишком подходящее время для визита к молодой девушке. Интересно, как отнесется к этому строгая Танина мама?.. А, плевать! Мне сейчас не до правил приличия.
Чтобы не заплутать в темноте, вместо знакомого маршрута через спортплощадку выбираю путь вкруговую. Это обычная наша с Таней дорога, когда я провожаю ее до дому. Конечно, так значительно длиннее, но сейчас мне это даже на руку - будет время собраться с мыслями и хоть немного успокоиться.
Значит, план такой: как только подойду к дому, тут же звоню Тане по мобильнику и прошу ее на пять минут спуститься ко мне. Если будут какие-то проблемы с родителями, пусть просто назовет номер своей квартиры (который, кстати, мне до сих пор не известен) - я сам постараюсь с ними договориться. Лишь бы она к этому времени не легла в постель и мне с самого начала не пришлось общаться только с ее мамой. Впрочем, я знаю, что ей сказать. Главное не теряться и сразу найти нужные слова…
Однако подумать над тем, что это будут за слова, мне так и не пришлось. Прямо передо мной, вынырнув словно из-под земли, возникла долговязая, слегка сутулящаяся фигура, решительно преградившая мне дорогу. У нее за спиной я успел заметить еще четверых или пятерых. Черт, и откуда они только взялись? Хотя вполне возможно, это те же самые, кого я минуту назад краем глаза видел возле одного из подъездов, столпившихся под тенью навеса. Кажется, они еще подозрительно примолкли при моем появлении и какое-то время провожали внимательными взглядами, но я был слишком занят своими мыслями, чтобы придавать этому хоть какое-то значение…
Резко останавливаюсь, с трудом сдерживая раздражение. Ох, как же все не вовремя! Интересно, что эти субчики задумали? Может, им просто на бутылку не хватает? Или они с самого начала настроены обчистить меня до нитки?.. Что ж, в таком случае пусть пеняют на себя, потому что так просто я им не дамся.
- В чем дело, земляки? Какие-то проблемы? - говоря это, стараюсь держать себя как можно непринужденней.
- Похоже, это у тебя сейчас будут проблемы! - стоящий передо мной смачно сплевывает себе под ноги. По голосу (кажется, раньше я уже где-то его слышал) явно подросток. Лет двадцати, не больше. И остальные, похоже, такие же сосунки. Ну, с этими, я думаю, будет проще. Главное не дрейфить и держать себя с достоинством: глядишь, все еще и обойдется.
- Что-то я не понял, пацаны! У вас какое-то дело ко мне?.. - я распрямляю плечи и в упор смотрю на незнакомца. Раздражает то, что мне почему-то никак не удается разглядеть его лицо - вместо него лишь темный расплывчатый блин с двумя сверкающими точками на месте глаз, напоминающий не то карнавальную маску, не то мурло противогаза. В первую минуту мне даже становится немного не по себе. Но вот мой визави слегка поворачивает голову, и сверкающие точки глаз превращаются… в стекла узких очочков. Господи! Так ведь это ж «Маэстро»! Точно, как же я сразу не догадался! А позади вся его шатия-братия. Вон толстый Славик. А вон Витеха. И рядом еще два незнакомых типа… Нет, одного из них я, кажется, знаю - того, что стоит чуть в стороне, что-то упорно разглядывая у себя под ногами… Ну, конечно же это Федька, мой незабвенный напарник! Надеется, что я его не замечу! В общем, вся мужская половина компании в сборе. Только почему-то без «Громилы»… Но это, наверно, только к лучшему. По-моему, из всей этой банды он самый серьезный противник.
- Насчет дела ты угадал! - «Маэстро» снова сплевывает. Он явно раздосадован тем, что не удалось взять меня на понт, хоть и старается не подавать виду. Бросает еще один взгляд на стоящую позади компанию. - Короче, так, братан. Хочу тебя предупредить. Если я еще раз увижу тебя с одной известной нам обоим особой, тебе очень не поздоровится. Надеюсь, ты меня понял?
От его наглости у меня на мгновение перехватывает дыхание. Что?! Он запрещает мне встречаться с Таней?! Да как он смеет?! Кто он такой, черт возьми, чтобы распоряжаться моей судьбой?!
- Постой! Значит, ты хочешь сказать, что… - от возмущения я не сразу нахожу нужные слова. - А ты ей, собственно, кто, чтоб делать такие заявки? Сват? Брат? Или, может, жених?
- А какое это имеет значение? - в его голосе проскальзывает что-то похожее на насмешку, и это окончательно выводит меня из себя.
- Слушай, как там тебя… - в запальчивости я чуть было не озвучиваю его кличку, - мне кажется, известная нам обоим особа сама в состоянии решить, с кем ей встречаться… Надеюсь, ты тоже меня понял?
Секунду или две мой противник только молча раскачивается с пяток на носки, глубоко засунув руки в карманы и поглядывая на меня исподлобья. Нарочно растягивая слова, цедит сквозь зубы:
- Да-а, вижу, разговора у нас с тобой не получилось… - после чего обменивается быстрым взглядом с остальными, которые тут же, как по команде, начинают двигаться в мою сторону, понемногу растягиваясь в цепочку, которая медленно, но неуклонно принимает форму полукруга, вот-вот готового сомкнуться у меня за спиной. Так же медленно начинаю отступать, бросая осторожные взгляды по сторонам. Как назло, поблизости ни одного забора, который мог бы защитить меня с тыла. В эту минуту я уже понимаю, что драки не миновать. Ну и ладно! Ну и черт с ним! Еще не хватало, чтоб я подстраивался под всякую шпану! Мы еще посмотрим, кто кого…
Лихорадочно прикидываю, с кого лучше начать. Ближе всех, конечно, «Маэстро». Значит, первая зуботычина ему. Ох, не люблю я выяснять отношения подобным образом, но, раз уж умудрился ввязаться в историю, надо действовать наверняка и бить обязательно первым. Это основное правило драки. Вот только б эти субчики еще немного приблизились… Что-то слишком робко они подходят, словно чего-то выжидают…
Свою ошибку я понимаю, увы, слишком поздно. В тот самый момент, когда, случайно опустив глаза, замечаю, как чья-то широкая тень, надвинувшись откуда-то из-за спины, расплывается чернильным пятном под самыми моими ногами, и, быстро обернувшись, успеваю разглядеть приземистую фигуру «Громилы» с перекошенной в злобном оскале физиономией и заведенной далеко за спину рукой, сжимающей в кулаке не то дубинку, не то бейсбольную биту. После чего изображение, вспыхнув на мгновение как просвеченный насквозь негатив, резко ныряет в темноту, и я чувствую, что падаю…