Трава еще только-только расстелилась зеленым ковром, деревья выпустили мелкие листочки и зацвели, а солнце палило уже так нещадно, что у меня в первый же день загорели руки.
Знаете, приятно бывает после давящих, сковывающих клетей кварталов большого города оказаться на тихих, кривых улочках, утонувших в бело-зеленом черемуховом мареве.
Едва только бросив сумку на диван и рассказав маме о своих немудреных делах, я, под предлогом, что «на чуть-чуть», убежала на улицу. Да, именно выбежала, как тогда. в детстве, выбегали мы из подъезда веселой гурьбой, прыгая через ступеньку, проводя ладошкой по пыльной стене, выкрашенной синей краской.
Выбежала - и застыла на месте. Мой двор - и совсем не мой. Будто и не здесь я росла, будто не здесь играла в прятки, салочки и «животных».
Моя черешня, которую я сажала под окнами вместе с дедушкой, жившим по соседству, уже достает ветвями до второго этажа. А клубнику, что росла возле, всю вытоптали, и грядка поросла травой.
Песочницы уже нет, на ее месте ярко-красная горка, в сени тополей стоят чьи-то новые автомобили, на лавочках сидят новые соседи. Меня не было здесь год. А, кажется, будто и вовсе никогда не было.
Постояв так минут пять, подышав свежим майским воздухом, я пошла домой. Мне хотелось обнять свое детство, да только увидела я не свое, а чье-то еще.
И мы весь вечер пили чай и разговаривали с мамой.
На следующий день, рано утром мне позвонил Димка, мой бывший одноклассник.
С закрытыми глазами я еле нащупала телефон рукой и еще долго сонными голосом говорила в трубку: «Кто это?..»
- Олеська! Ты приехала из своего Саратова?! – Димка, видно, обрадовался настолько, что разговаривать спокойно уже не мог, а только кричал, раздражая меня, разбуженную, еще больше.
- Ну...
- Так ты не знаешь еще что ли?!. Наши же все почти здесь! Костя с Ванькой приехали, Юлька с мужем, она же замуж вышла, ну, ты знаешь наверное, еще Котырева с Зиновьевой, конюшня, вроде, тоже здесь.. и Юрки оба.
- И?..
- Олесь, ты чего?! У тебя есть мрачная сестра-близнец, о которой я до сих пор не знал?
На шашлыки идем, вечером сегодня! Сидеть будем, где гадка скорее всего, там и поплавать можно, и место само по себе хорошее. Ты извини, что я так рано звоню, но я же потому, что за тебя беспокоюсь: а то вдруг собраться не успеешь к пяти часам.
- Угу...
- Ну, ты все поняла. Давай тогда, готовься, возьми с собой огурцов или еще кренделей каких, салат резать будем... А я побежал, все-таки и конюшне звонить буду!
Ураган под названием Дмитрий Алешин пронесся мимо, рушить мирные сны других не менее мирных граждан. И выбор его пал на «конюшню». Так в нашем классе звали гламурненьких подружек, потому что у трех из них были фамилии Копытина, Жеребкова, Конева. Остальных тоже звали конюшней, так как это название произошло не совсем от забавного единения фамилий.
И Димка. С Димкой мы просидели за одной партой семь лет, с тех пор, как нас посадили вместе в пятом классе. Сначала мне казалось, что жизнь кончена ( в классе было намного больше девчонок, чем мальчишек, и все мои подруги сидели вместе, одна я – с мальчишкой!), но, приблизительно с конца все того же пятого класса, я начала видеть некоторые преимущества. Во-первых, Димка знал математику. И знал не просто так, а хорошо. И, за определенные услуги с моей стороны, (например, сочинение по литературе или проверку упражнения по русскому) соглашался помочь мне с контрольными и самостоятельными. Таким образом, оба мы оставались отличниками вплоть до 7 класса, пока не началась физика, а математика не разделилась на алгебру и геометрию, усложнившись настолько, что даже бдительные Димкины проверки не вытянули меня со дна математического болота.
Просидев столько времени за одной партой, мы крепко сдружились, поверяя друг другу все свои секреты. Только передо мной Димка был честным и даже плакал пару раз на моем плече, что было уж совсем не позволительно с теми же мальчишками. А я рассказывала ему, какая Машка стерва, что у Аньки туфли, как у меня, но она купила их позже, подсмотрев мои, и все это – безграничная человеческая зависть, которую нужно убивать на корню.
Чуть позже – в старших классах – мы начали «встречаться». Встречи наши заключались в том, что Димка приходил с букетом пионов, цинний или астр, сорванных тут же, на клумбах моей мамы, мы ходили по улицам за ручку и целовались, когда никто не видит, разбавляя поцелуи страстным шепотом «Люблю...». Любовь разбилась о короткую юбку вдруг повзрослевшей Димкиной соседки и голубые глаза «новенького», что пришел осенью в наш 10-а класс. На наше счастье, события эти произошли синхронно, потому «серьезно поговорив», мы с Димкой решили быть «верными друзьями до конца жизни, а больше никем».
Потом экзамены, выпускной... Разъехались по разным городам. Я – в Саратов, он – в Воронеж. Вот и год прошел. Конечно, была аська, были «вконтакте» и скайп, но... что это такое по сравнению с запахом его волос, низкими нотками его голоса!..
И сегодня он позвонил утром. Прямо как тогда, когда в шесть утра ему могло срочно понадобиться расписание на сегодня или во втором часу ночи домашнее задание по геометрии. И это несмотря на то, что состав учебников в его рюкзаке был постоянен, а домашнее задание геометрии не делалось из принципа.
Старые добрые времена наступили и как-то внезапно.
Димка заехал за мной вечером, в шестом часу. На улице сильно похолодало, и на нем была куртка, а на шее тонкий, темно-зеленый шарф. Про себя я отметила, что очень идет к его глазам, но промолчала.
Да, он очень изменился за год. Я видела фотографии, но фотографии так не отображают сути, нет в той реальности. Русые волосы отросли, прикрыли уши и падали волной на лоб. Черты лиса заострились, вытянулись, кожа побледнела, и редкие веснушки стали теперь четко на ней видны. Но улыбка была все той же – чуть склонив голову набок и одним уголком губ, в зеленых глазах купались все те же звездные искорки, что и раньше. Да, это был мой Димка. Оболочка (шарф этот, узкие джинсы) другая, а Димка – мой.
Мы бросили мою сумку на заднее сидение к гитаре и шерстяному свитеру и поехали на Гадку, к речке и могучим ивам, столпившимся в кружок возле берега.
Помолчали немного, а потом он сказал:
- Тебе смешно, наверное, что я в шарфе, а на улице май. Просто я совсем недавно выздоровел, до этого с ангиной лежал две недели дома.
- Дим, а ты еще купаться собирался!
- Днем было тепло! Мы все собирались! И подумаешь там... – он тряхнул челкой и хитро оглянулся на меня. – Просто сейчас похолодало.
Мне захотелось дать ему пинка. Но, так как жизнь моя в данный момент зависела от этого охламона, я от идеи отказалась.
- А у меня же после этой болезни такой случай был! Ты слушай, - Димка причмокнул губами от удовольствия, вспомнив момент, заинтересовавший его. – И вроде ничего особенного, и я таких кур миллион с лишним знаю во всех доступных ракурсах, а вот... Позабавил меня этот случай.
Димка еще раз тряхнул челкой и начал свой рассказ.
- Я заболел по глупости – постоял с одногруппником в подъезде, сам искупался только что. Вот и слег как миленький в постель с градусником и проклятьями для всех в мире одногруппников. Все две недели мне почему-то не хотелось есть, и я только пил воду или горячий чай, иногда запихивая в себя пару долек шоколада – от всего остального меня выворачивало. Если я не спал, значит, я прижимался к обогревателю, пытаясь согреться. Я даже плакал иногда, отчего, сам теперь не знаю. Будто глаза чешутся, и слезы сами собой льются.
Так прошло почти две недели. Временами мне казалось, будто я только минуту назад почувствовал боль в горле, а временами – что жизни без сиплого кашля и обогревателя просто не было.
И все же мне стало лучше. Я начал читать, подходить к окнам, есть печенье. И как-то вечером мне захотелось прогуляться. Накинув куртку, я вышел из дому.
Солнце ударило косыми лучами прямо мне в лицо, неожиданно и жарко. Сначала я зажмурился от непривычного света, а когда вновь открыл глаза, то увидел, что мир вокруг меня преобразился. Знаешь, весной все так недолговечно. Достаточно выпасть из жизни на пару дней, как окружающий тебя пейзаж изменится до неузнаваемости. Так и я, стоял, будто облитый холодной водой, и смотрел на позеленевшие лужайки, очистившееся от тяжелых туч небо, чуть удивленные солнцу лица прохожих.
От слабости меня покачивало из стороны в сторону, перед глазами всплывали желтые и черные круги. Сделав несколько шагов, я почти упал на лавочку и просидел так некоторое время, чуть прикрыв глаза.
Но долго просидеть так я не мог – слишком долго и без того я находился в клетке четырех стен – я встал, чтобы идти куда-то, сам пока не знал куда.
И вдруг я понял, что идти уже никуда не нужно, более того, я чуть снова не упал на лавочку от удивления. Чуть поодаль стояла настоящая принцесса.
Рыжие кудри рассыпались по плечам до лопаток, глаза сверкают бусинками из под тонких, четко очерченных бровей. Тонкий, чуть длинноватый нос, пухлые малиновые губки – она была похожа на маленькую лисичку, хищницу, вышедшую на охоту. И добычу в виде меня она нашла очень быстро. Сама вся хрупкая, нежная – мне хотелось защищать ее даже от солнечных лучей, об остальном и говорить не стоит.
Принцесса разговаривала с какой-то девушкой, наверное, своей подругой. Они были немного похожи – лицо той, второй, было усыпано веснушками, длинная, подкрученная челка опустилась на лоб, глаза большие, светлые – хлопают длинными ресницами. И эта девушка была похожа на удивленного пони – из-за челки и короткой верхней губки.
Ты знаешь, как я знакомлюсь с девушками. Обыкновенно я полагаюсь только на вдохновение и импровизацию - чаще всего срабатывает. Я симпатичный, неглупый. девчонкам нравится.
Ноги сами понесли меня к этому образцу женской красоты. Примерно за полтора шага до заветной цели я вдруг вспомнил, как мы с папой ели когда-то лукум, и я все крутил в руках пакетик с лакомством, слушая, как хрустят внутри накрахмаленные цветные сладости.
- Здравствуйте, девушка, можно задать вам один вопрос? – спросил я, улыбаясь своей загадочно-нежно-соблазнительной улыбкой.
- Да, - сказала она, глядя на меня свысока, несмотря на то, что я был выше ее на целую голову.
- Мне очень хочется узнать: вы любите лукум?
- Молодой человек. Хватит приставать ко мне с тупыми вопросами. Че это такое вообще – лукум?
- Пипец, - сказала она, повернувшись к своей подруге и приняв вид «парниша, вас здесь не стояло».
- А я... – вдруг чистым, звонким голосом сказала «пони», когда я уже развернулся, чтобы уйти. – Я терпеть не могу лукум.
Сказала так и вздохнула тихо-тихо. Только ветер трепал челку и длинные ресницы часто моргали.
Я так и ушел тогда домой, закончив свою прогулку ничем. Мне не было неприятно оттого, что меня продинамили, в конце концов, принцесса оказалось весьма и весьма недалекой. Да только вот уже больше недели прошло, а я все вспоминаю этот случай. Отчего, почему? Не знаю. Так и не понял.
Мы помолчали немного, потом Димка добавил:
- Олесь... Ну, может, скажешь что-нибудь?
А мне нечего было сказать. Только глухо что-то стучало в груди, и я вспоминала, как года три назад каждое утро подкручивала свою челку. И плакала из-за того, что у меня маленький, некрасивый подбородок.
Вот уже виднеются ивы на пригорке. Остановились, вытащили сумку, гитару. Одноклассники... Так все изменились. Кто волосы выкрасил, кто-то сделал пирсинг, кто-то, вот как Юлька, вышел замуж. Мы все обнимались, смеялись, расспрашивали друг друга о делах.
И, знаете, вот чудно: мне казалось, что я нахожусь здесь, с ними взрослыми, и, в то же время, подкручиваю перед зеркалом свою челку и спрашиваю у мамы, как мне стать обычной, чтобы на меня обратили внимание мальчишки.
Старые добрые времена наступили. Мне хотелось обнять детство и отпустить его. А получилось, что обняло меня оно само.