Кружатся мотыльки факелами тревог.
За колдовскою тьмой дня затихает звонница.
Делает разум мой в сказочное рывок.
Боже! я снова здесь… Ты ли, обитель прошлого,
Взору открыла лес, чахлый, седой, больной.
Небо кладёт в него солнечную горошину,
Синий пролив раствор капельной тишиной
На вековую топь, кочки, кривые ёлочки,
Там, где живёт лет сто ворон – хозяин тьмы,
Где раздаётся вой поздно – в безлунной полночи
Старенький водяной чует приход зимы…
Летом – дыханье мха, всхлипы трясин. Заметнее
Жизни людской труха именно летом, здесь,
Где по утрам туман солнце шлифует медное,
Ядом болотным пьян, медленно гибнет лес.
Осенью красный дым всё над тобою стелется.
Что это? Мы горим в пламени прошлых лет?
Или мечты горят? Или сгорает мельница
Нашей судьбы? Объят в будущее билет
Этим огнём? Но вот – вижу: редеет марево.
Осенью каждый год так опадает лист
Тощих берёз, осин… цвета всё больше карего
На полотне сыром зимних простых кулис!
И догорит октябрь яркой мечтою-свечкою,
И, белизной блестя, ляжет ковёр снегов…
Память земли сырой пахнет прошедшей вечностью,
Лопнувшей пустотой, тайной забытых снов.
Снежная волчья даль крестиком сосен вышита:
Кажется иногда кладбищем всех надежд.
И лишь былого тень здесь на просторах выжила:
В лопнувшей пустоте время зашило брешь…
