Сложнее всего, когда на самом деле никому ничего неизвестно, но все думают, что могли бы с легкостью представить себя на моем месте. В итоге, этот ироничный и всеведущий подход постороннего несуществующего (опять же – пока!) второго лица множественного числа приводит меня в бешенство. Но таков уж, скорее всего, я сам, проектирующий вечно абстрактных «вас» из своей удлиняющейся тени: я несчастное чадо своего времени, века доступной информации, высоких технологий и … И чего-то еще, ведь во всем должно быть триединство. «Чего же именно?», - спросите вы (здравствуй-те(нь)). А хрен его знает! Век крушения надежд и иллюзий вроде как прошел, хотя иные говорят, что этот процесс отличается завидной продолжительностью. Ладно! Пусть тогда это будет временем построения нашей, какой-нибудь особой «иллюзии».
То, о чем я хочу рассказать… Вот оно.
Главное – правильно выбрать место. Сначала я думал о Майдане Независимости, но потом понял, что необходимо ставить реальные цели. К этому делу нужен серьезный подход, иначе лучше вообще не начинать.
Очень важно во всей этой авантюре не потерять ощущение реальности происходящего. Шероховатый металл ствола, пластиковый приклад с «щекой», красивая форма оптического прицела (который сам по себе является занятной игрушкой) – все это не дает заснуть в первую ночь, когда ты понимаешь, что это у тебя есть. Это похоже на дар Господний, что-то, чего нет у других, у них, там, по ту сторону холодного и точного стекла на «хвосте ласточки». Но терять нить происходящего нельзя – какой нафиг Майдан? Там единственные две точки – это крыша отеля «Казацкий» и один из номеров в «Украине». К тому же, Майдан – это воздушный котел и там нет никаких ориентиров для пристрелки. Флагшток, который расположен на спуске с Институтской отметается – флаг, повешенный на нем, на постоянном поддуве, так что реального представления о ветре не составишь. Да и как попасть в тот же номер в «Украине», нужны деньги или хотя бы связи. Там их нет.
Тоже мне трэш. Начнем с чего-нибудь попроще.
Парк Славы, гостиница «Салют». Пробраться легко, всего-то и нужно, что принести чего-то вроде пиццы или суши, купленных на вынос в ближайшем ресторане соответствующей направленности. Следует сказать охраннику, что это – заказ отдела маркетинга или какой-нибудь там администрации: старый отставной служака посмотрит на меня, как на прыщавого пацана, и подумает себе, что девчата-то из маркетинга зажрались, уже выйти не могут на обед – заказывают на место, видишь ли. Вот сучки!
Так и пропустит. На спортивную сумку на плече внимание, конечно, обратит, но что с парнем возиться, ясно ведь, что жратву разносит. Итак, я попадаю в здание.
Следующий пункт – прибытие на точку. Точкой на «Салюте» может послужить, как крыша, так и верхний балкон, который персонал гостиницы, включая охрану, облюбовали в качестве курилки. Для отвлекающего маневра можно подготовить табличку «Балкон яруса закрыт на ремонт! Осторожно – высотные работы!». Сработает, как пить дать. Никто ведь не хочет, чтоб ему на голову упала херня какая-то. Один знакомый промышленный альпинист рассказывал, что они перед работой все из карманов выкладывают, а необходимые инструменты крепят специальными карабинами и цепочками на ремень.
- Пятикопеечная монета, выпавшая у меня из кармана с высоты в сорок метров, способна пробить череп проходящего внизу раздолбая, - любил повторять он.
Выйдя на точку, я сразу определяю ориентиры: три флагштока с флагами, указывающими силу и направление ветра, обелиск – точно на Восток. Если работать во второй половине дня, то можно избежать пресловутых бликов от открытой оптики, о которых все «узнали» из «Леона-киллера». Забавный фильм, смешной. В нем рассказывают, что, мол, на таком расстоянии (дистанция никак не меньше трехсот метров) легче всего работать. Что вот, будто бы пером чиркнуть по брюху – это верх мастерства, а с трехсот метров с оптикой каждый сможет. Молодцы ребята, хороший фильм сняли.
На самом деле для такой работы на дистанции необходим целый ряд качеств, как врожденных, так и приобретенных. Так, всем, кто в теме, известно, что снайперы, в отличие от просто хороших, или даже – отличных стрелков, в основном флегматики по психотипу. Снайпер-непоседа – это хохма еще та. Клиент может появиться в любой момент на три с половиной секунды. За это время нужно произвести всего один выстрел, но попасть именно в ту точку, которая обеспечит максимальный ущерб. Нельзя двигаться, нельзя ходить в туалет, нельзя отвлекаться по мелочам – и в то же время нужно следить за кучей мелких, но очень важных параметров: перемещение клиента, положение солнца, сила и направление ветра, интенсивность дорожного движения, пути отступления.
Это ремесло, как впрочем – любое другое, в высшей точке своего развития переходит в искусство, ибо правильно выполненная работа становится ценным – а почему бы и нет – произведением. Все в этом занятии завязано на умении делать все правильно с первого раза взаправду. Если ты ошибешься в одном, то тебе торба: промах – торба, ушел неправильно – торба, ружье дало осечку – аналогично. Все должно срастись в этом месте – это должен быть твой самый счастливый день, сукин ты сын!
Для такого настроя нужна медитация. Обычно, процесс сборки моей СВ-99 выполняет подобную функцию: разворот приклада, подгонка «щеки» - я еще думаю о том, что кто-то может ослушаться указаний на предупредительной табличке и припрется сюда покурить. Жалко будет мусорить.
Установка телескопического штатива для стрельбы из положения лежа – я вспоминаю, как впервые взял в руки СВД в семнадцать лет. Весь отрезок моей жизни от этого момента до сегодняшнего дня протягивается в моем сознании тонкой линией траектории пули. События нанизаны на ней, как бусы на нить. Теперь это просто даты, какие-то слова, разрозненные фразы, силящиеся слиться в один осмысленный разговор. Чьи-то голоса произносят их в моей голове… Какая-то музыка играет вокруг нас. И внутри каждого из нас. Все замолкает, когда я накручиваю глушитель.
Стандартный магазин на пять патронов, но есть модификация и на десять. В принципе, второй тип магазинов бывает актуален в условиях боевых спецопераций, но здесь в городе они ни к чему – только лишний вес. Я медленно заполняю магазин, перебирая в голове, словно шарики четок, последние мысли. Как правило, это – мысли о добре и зле. Мысли о том, что человек в состоянии судить о добре и зле, лишь когда он уже переступил черту и оказался на стороне зла. Но кто он тогда, чтобы судить. Да и что такое судить? Сеять зло во имя добра? Набраться смелости и посмотреть на мир через оптический прицел? Решать? Выбирать, кто же сегодня?
Выбор – это самое сложное и, одновременно, самое простое. Я выбираю по утрам. Выбор приходит вместе с первой мыслью о том, что надо собственно проснуться. Сегодня, поднявшись за минуту до сигнала будильника, я решил, что это будет человек с книгой. Интересно… Наверное, Бог тоже решил создать этот мир вот так вот, проснувшись утром. И, вероятно, Он проснулся с жуткого похмелья, коль создал его таким.
Вот там, через площадь, на второй, если считать от меня, скамейке вдоль боковой аллеи. Вот она, белобрысая девушка с серыми, как сегодняшнее небо, глазами. Она читает, увлеченно пробегая взглядом по строчкам. Она накручивает кончики волос на указательный палец свободной руки. Возможно, это у нее привычка такая, когда мир книги растворяет ее сознание в себе. Она читает книгу – она жертва.
Правильно прицелиться мне трудно: ветки, прохожие, перемещение положения тела клиентки. Все эти мелочи чем-то неуловимо похожи на остатки мыслей, постепенно умирающих у меня в голове во время сборки.
Чтобы выстрелить правильно и точно, нужно подгадать момент между ударами сердца. Сначала нужно успокоить дыхание…
Добро и зло. Да что мы знаем о них, кроме того, что написано в священных книгах. Хотя знаем. Знаем, что именно из-за плода познания добра и зла были выгнаны из рая Адам и Ева. Ради этого познания они ослушались Бога, собственно – совершили проступок, зло. Значит, только так, совершив зло, ты можешь судить о разнице между ним и добром?
…Потом необходимо замедлить собственное сердцебиение. Нужно дышать медленнее и глубже. Если есть такая возможность (зависит от специфики объекта и его перемещений), то следует закрыть глаза и надавить слегка на них пальцами. Продержав такое давление тридцать секунд, вы замедляете пульс на десять-пятнадцать ударов в минуту…
Зло ли то, чем занимаюсь я? Безусловно! И именно через него я познаю все хорошее и светлое, что во мне есть. Страшно? Возможно. Странно? Отнюдь. У моего зла появляется инструмент выражения, способ сообщения с внешним миром. Оно приобретает формы, красивые и утонченные очертания, продолговатый, заостренный на конце силуэт . Оно приобретает вектор, направленность, миссию, цель, в конце концов. Да, эту девчонку с книгой по ту сторону прицела. Еще пара мгновений – я вижу обложку ее книги, это – «Тихий американец» Грэма Грина. Еще секунда, и я начинаю делать последний вдох перед тем, как задержу воздух в легких: в голову, прямо в лоб. Задержав дыхание, я слышу удары своего сердца – между ними солидная пауза, остановка сердца в миниатюре, маленькая смерть (да-да, как и оргазм). Ее-то я и собираюсь подарить, растянув этот подарок на всю ее (девушки) оставшуюся жизнь.
Тук! Время застыло. Тук! Есть только двое людей. Тук! И пуля в стволе. Тук! И палец на спусковом крючке. Тук! Нажимает курок. Тук!...
Легкий дымок из отверствия глушителя мешает мне разглядеть, что получилось. Когда он рассеивается, я наконец вижу ее: она все также время от времени теребит белобрысые волосы и читает с дыркой во лбу, пытаясь нервными от напряжения пальцами разлепить склеившиеся страницы, чтобы узнать, как Фаулер подойдет с книгой к окну и прочитает Пайлу вслух приговор. Мне так хотелось, чтобы в ней что-то умерло, когда закончится последняя страница. У меня получилось.
И то, о чем я хочу рассказать – вот оно, на полу. Присмотритесь – гильза с гавировкой. Что там за надпись? «Грэм Грин – Тихий американец». Слова - мое оружие.