СВЕТЛОЕ ПОЗАБУДУЩЕЕ
"Бобик Жучку взял под ручку
И пошел с ней танцовать.
А Барбосик, черный носик
Стал на скрыпочке играть"
(городской фольклор)
1.
Илья Ильич Гирин, свесив ноги, сидел на кушетке и пытался определиться с жизненными приоритетами. Его желтые босые ступни немного не доставали до цементного полу. Фокус этот был из-за двух лишних матрацев, притащенных Ильей с улицы и положенных друг на дружку.
Конструкция, на которой отдыхал от дневных трудов Гирин, с точки зрения инженерной мысли, заслуживала особенного внимания. Она навевала мысли о средневековой системе представлений на счет устройства подлунного мира. Базу упокойного ложа составляли собранные в достаточном для того количестве и поставленные плотной группой так, чтобы образовать прямоугольник размером полтора на два метра, порожние майонезные банки. Далее следовал такого же размера деревянный поддон для переноски строительным подъемным краном кирпичей, крепкая, сработанная из сухой березовой доски штука. К поддону проволокой крепился пружинный, набитый конским волосом старинный матрац, на который были брошены прожженные в некоторых местах, но довольно еще пригодные для спанья два его ватные товарища. В светлое время суток лежанка покрывалась роскошным, хоть и вытертым несколько, шерстяным «шотландским» пледом. Им же Гирин укрывался, отходя ко сну.
«Сейчас меня стошнит», — подумал Илья Ильич и оказался прав. Едва Гирин успел достичь поганого ведра, как его вывернуло наизнанку. Виной тому, по его мнению, был съеденный накануне просроченный паштет из гусиной печенки. «Вот, все говорят:«Фуагра! Фуагра! », — серчал на весь просвещенный мир Гирин, — «А что толку от этого фуагра, когда срок безопасного употребления продукта уже на грани?» Вчера его немного обеспокоил легкий хлопок, с которым открылась консервная банка. Но, предварительно осматривая ее со всех сторон, Илья Ильич не увидал и намека на вздутость упаковки. «Должно быть, все-таки, просто переел», — решил Гирин, — «Так бывает. Вот, Нинка Ермилова рассказывала, что однова, будучи приглашена на свадьбу дочери подруги, объелась тушеным зайцем. С той поры даже слышать о зайчатине не может — сразу с души ее воротит».
Гирин надел на ноги крепкие, австралийской работы, почти не ношеные рыжие сапоги, накрутил на шею шерстяной шарф, поплотнее укутался в трофейную австрийскую шинель, глянул на свое отражение в висевшем у забранного плотной металлической сеткой окна маленьком зеркале и по железной лестнице выбрался из подвала на свет Божий. Заперев подвальную дверь солидным гаражным замком, Илья Ильич поправил желтую жестяную табличку с грозным лозунгом: «Осторожно! Не входить! Высокое напряжение! Опасно для жизни!» и отправился на прогулку.
2.
В одно с этим время на другом конце старой части города пробудилась от одинокого сна не старая еще девушка, Надежда Константиновна Пакулич. Сиротская ее койка стояла прямо под окном, и Надежа Константиновна, потянувшись так, что хрустнули суставы, села, повернулась в талии и оперлась локтями на подоконник посмотреть, что делается в мире.
Окна расположенной в первом этаже однокомнатной «хрущовки» выходили на едва освободившийся из-под грязного городского снега двор. На дворе не происходило ничего нового. Деревья еще не проснулись и стояли, опустив ветви, пришибленные затянувшейся зимой; крашеный зеленой масляной краской квадратный мусорный бак стоял на старом своем месте у забора; забор, как и вчера, был странного фиолетового, в грязно-розовых прыщиках и потеках, цвета. Пригретые скудным весенним солнцем воробьи угощались из мусорника, чем Бог им послал. На телеграфном столбе по-прежнему висела наполовину сдувшаяся, принесенная ветром с какого-то городского торжества, виноградная гроздь воздушных шариков. Время от времени ветер теребил их жалкие сморщенные тельца, но было видно, что это только иллюзия жизненного движения.
Так и Надежда Константиновна не жила, а только производила впечатление, что живет. Родилась она в семье счетовода и домашней хозяйки. Носитель знаменитого имени-отчества Константин Сергеевич Пакулич и единственную дочь наделил двусмысленным названием. Всю свою жизнь, Надя Пакулич слегка как бы запиналась за отдающее базедовой болезнью имя. В школе ученики дразнили ее «Крупой», да и при знакомстве, уже во взрослости, когда она произносила своё тихое «надеждаконстантиновна», собеседник слегка вздергивал скобки удивленных бровей. Отчасти этому обстоятельству Надежда Константиновна приписывала свое затянувшееся одиночество. Родители ушли тихо, как полевые мыши, оставив дочери в наследство однокомнатное жилье, полное, никем не читанное собрание сочинений немецкого писателя Лиона Фейхтвангера, неработающую стиральную машинку «Нева», бьющийся каждую четверть часа в агонии холодильник «Минск» и неясные, в связи с отсутствием фундаментального образования, жизненные перспективы.
Вставши с кровати, Надя заправила постель выцветшим зеленым покрывалом и, шаркая по полу соломенными вьетнамскими шлепанцами, потащилась умываться. Ванная комната бодро приветствовала ее висящим на протянутой от стены к стене веревке выстиранным с вечера нижним бельем и гудящим под потолком, засиженным мухами, вытяжным вентилятором. Не глядя в зеркало, девушка по привычке вычистила зубы, плеснула в лицо холодной водой и отправилась завтракать. Завтрак тоже не отличался разнообразием. Сваренное всмятку яйцо и чашка быстрорастворимого кофе вступили в тоскливый союз на дне девичьего желудка. Утренний моцион завершил взмах волосяной щетки у зеркала в прихожей. Надежда Константиновна воткнула ноги в резиновые полсапожки, взяла в руки сумочку, набросила на плеча цигейковую душегрейку, повязала голову неопределенного цвета косынкой и пошла, куда глаза глядят.
3.
Праздность наших героев объясняется просто. Гирин был «бомж», а Надежда Константиновна не пошла в библиотеку, где служила, по причине вынужденных, в связи с ремонтом, вакаций.
Конечно, Гирин не всегда был бездомным бродягой. В прежней жизни Илья Ильич делал музыкальные инструменты — штучные гитары и скрипки. Его инструменты высоко оценивались знатоками. А еще раньше Гирин работал геологом, искал алюминиевые руды. Однажды в Саянах он нарыл довольно приличное месторождение бокситов. Но настали новые времена, и, поначалу, геологи, а тем паче музыкальных дел мастера, никому оказались не нужны. Пришлось пробовать себя в других ипостасях. Пару раз Гирин съездил в Китай, но челночное дело оказалось не по нему. Илья Ильич не умел дать «на лапу» таможеннику, совестился торговаться, в общем, не пошло. Затем он вписался в сомнительное предприятие по изготовлению ароматических свечек, пытался продавать туалетную бумагу… В результате оказался по уши в долгах, соблазнившись большими деньгами продал квартиру, был обманут «черными» риэлторами и, наконец, оказался на улице — без жилья, без денег и документов. Пришлось испытать себя в новой роли — «лицо БОМЖ». Выходило, что жить можно и так. Важно только не выделываться, а спрятать до поры амбиции на дальнюю полку и предельно снизить планку жизненных запросов. К спартанским условиям быта и скудному рациону бывшему геологу было не привыкать. Но ковыряться в мусорных баках и собирать алюминиевые банки он не стал. Благодарение Богу, перед ним стоял барьер, спасающий от опускания на самое дно житейского моря. Гирин всегда, хоть чем-нибудь, да был занят. Подносил ящики с овощами на рынке, мыл посуду в небольших ресторанчиках, пока не появились гастарбайтеры, подрабатывал на стройке, что-то сторожил. Летом было полегче, зима заставляла искать надежный кров. Подвал Илья Ильич за приемлемую плату снял по рекомендации такого же, как он, бедолаги, Михаила Трухнина, в прошлом инженера завода точной механики и оптики. Нынче же Трухнин заведовал компьютерной базой данных всех городских бомжей. Его старенький компьютер содержал кучу всевозможных полезных сведений, использовав которые любой мало-мальски соображающий обитатель улицы мог основательно облегчить свою нелегкую долю.
Надежда Константиновна окончила восьмилетку, поступила в библиотечный техникум, без интереса отучилась положенный срок и вышла, получив невнятную профессию. Сидение в районной библиотеке составляло большую часть ее жизни. Скрытая от людей рядами книжных полок, девушка обреталась в темном, освещенном зеленой лампой углу, без конца перебирая каталожные карточки и заполняя их специальным «библиотечным» почерком, или с ужасно важным видом записывала что-нибудь в старательно разлинованной от руки большой конторской книге. Выбираясь из-за стола, расставляла перепутанные рассеянными читателями книжки по соответствующим тематике разделам, приклеивала указательные таблички и пылесосила полки древним, похожим на допотопный космический корабль «Вихрем». За работой она не замечала течения времени и задерживалась дольше всех. Так что заведующей, Татьяне Николаевне Старцевой, приходилось едва ли не пинками выталкивать усердную работницу домой. Выходя из библиотеки, Надежда Константиновна привычно близоруко щурилась на сиреневую вечернюю звезду и ехала на головокружительно воняющем бензином, дребезжащем неплотно закрытыми дверями ПАЗике в отравленную ядом одиночества, постылую свою квартиру.
4.
Гирин шел по улице, наблюдая вступление весны в ее полные юридические права. Затянувшаяся до середины марта зима неохотно уползала к северу. На черных от влаги газонах еще оставались похудевшие на солнце, сочащиеся талой водой, похожие на явившихся с прогулки грязных белых собак, снежные сугробы.
В обычный день Илья Ильич пошел бы на «биржу труда» в Веремеевом переулке. «Биржа» представляла собой уютный закуток, образованный стопкой Бог весть когда положенных друг на дружку бетонных строительных плит и синим забором остановившейся из-за финансового кризиса стройки. На заборе места живого не было от приклеенных на него, нарезанных бумажной бахромой объявлений о сдаче комнат внаем, о приеме на работу, помощи в регистрации, прописке, получении статуса беженца и прочей жульнической афере.
Но сегодня Гирин решил гульнуть. На сэкономленные от жизни гроши он собрался основательно принарядиться. И то дело! Поистрепался весь. Пора менять шерстку. Опостылевшая за зиму шинель уже изрядно поднадоела. Весна, птички на ветках прыгают, как угорелые, надоевший за зиму снег почти весь сошел, солнышко пригрело… В общем, по всему выходило, что нужно как-то там позволить себе лишку. С тем наш герой решительным шагом и отправился на городской рынок, где раскинулась почти на гектар центральная барахолка «Second hand».
В свою очередь, г-жа Пакулич придумала, что для полного счастья в жизни ей не хватает какой-нибудь детали костюма. Например нарядной шелковой косынки или там изящной сумочки. Надежда Константиновна критически осмотрела свою сумку и нашла, что она похожа скорей на большой серый пельмень, чем на украшающий всякую даму аксессуар. Да! — решила Надежда Константиновна, — Именно приличной сумочки ей и не достает. Нужно пойти на рынок и, хорошенько поторговавшись, взять себе новый ридикюль… или косынку… или, — махнула рукой наша девушка (пропадай моя голова! сколько той жизни!), — и то и другое. Неожиданно пришедшее в голову, смелое решение одновременно удивило ее и подняло обычно ровно унылое настроение. Так всегда — внезапно сделанный выбор облегчает нам жизнь и представляет ее в более выгодном, нежели ранее, свете.
5.
Первым делом, пришедши на рынок, Илья Ильич уселся на веранде кавказской закусочной, с помпой заказал шашлык из ягненка и пол-литра темного пива. Еще за несколько дней он отчетливо представлял себе, как заявится в это «шикарное» заведение и велит подать полный обед — солянку, шашлык и двести граммов водки. Потом, все-таки пересмотрел меню, отказался от первого (чего зря воду хлебать? деньги только переводить) и заменил водку на пиво. Пару раз заходил на рынок прицениться. Выбрал столик один из трех, поближе к прохожим, чтобы все подивились — Гирин, мол, гуляет.
Насытившись, Илья Ильич рассчитался с официантом и оставил на столе полтинник мелочью, «на чай». После обеда кутила немного постоял у стрелкового «Тира», посмотрел, как палит по жестяным, избитым свинцовыми пульками зайцам и уткам гуляющая молодежь, с авторитетным прищуром посоветовал целиться «под обрез», купил пачку дешевых папирос и проследовал к цели своего путешествия — большому, крытому брезентом загону «Second hand» со специально устроенными прилавками для бывшей в употреблении одежды.
Бойкие тетки в пуховиках весело нахваливали лежалый товар: «Девочки-девочки! Не проходим мимо! Весь товар по сто рублей! Первый день, как привезли! Мущина! Посмотрите у меня! Пуховички фирменные, недорого! У вас какой размер?! Мущина! Да, вы! Гляньте-ка — свитер, прям на вас! Померяйте! Вот зеркало! Дама! Поглядите! Вот юпочка, ваш размерчик! Себе отложила!»
На прилавках и тесно поставленных раскладушках лежали груды разнообразной одежды; в больших картонных коробах навалены были шарфы, шапки, перчатки, свернутые в комок детские колготки, давно вышедшие из моды, легкомысленные дамские шляпки и туфельки; по соседству на проволочных вешалках болтались фрачная пара и лыжный комбинезон; связки кожаных ремней висели на протянутой под тентом проволоке. Отдельной статьей выставлялась военная амуниция всех возможных армий мира. Здесь торговали неразговорчивые, угрюмого вида мужички. Из-под разложенных на прилавках армейских планшеток и валяных сапог выглядывали ножны немецких кортиков, патронташи, солдатские подсумки и кожаные кобуры оружия посерьезней.
Перво-наперво, Гирин сторговал у торговца кожаной одеждой, шустрого маленького азербайджанца, за двести целковых, роскошную, давно присмотренную желтую мотоциклетную куртку, "косуху". Прелесть ее была в том, что спина и локти кожанки были укреплены специальной набивкой, для того, должно быть, чтобы свалившись на вираже, мотоциклист сохранил бы в целости локти и позвоночник. Пару раз Гирину приходилось схватиться с товарищами по несчастью за вакантное место, так что эта вещица оказала бы хорошую службу, случись снова такая стычка. Далее предстояло найти подходящего размера, соответствующей крепости штаны.
6.
Надежда Константиновна не потому куковала бобылкой, что была нехороша собой. Напротив, многие находили ее довольно милой. Погоду портили только большие роговые очки. Но и это дело было поправимым — переборов врожденный страх перед оперативным вмешательством, она записалась на коррекцию зрения в Федоровский офтальмологический центр. Среднего роста, склонная к полноте, но не толстая, русоволосая сероглазая девушка, сложись другие условия, без труда нашла бы себе пару. Но в наше подлое время, когда кругом косяком бродят жулики и брачные аферисты, от природы осторожная Надежда Константиновна отчасти сама виновата была в своем одиночестве. Да и профессия отгораживала ее от людей. С принцем в районной библиотеке вряд ли познакомишься.
Строго и по ужасному секрету говоря, с девственностью Надежда Константиновна все-таки рассталась. Случился у нее скоротечный роман. На курсах повышения Надя познакомилась с библиографом из Тирасполя, чернявым молдаванином Петром Попа. Попа оказался прытким малым. Пригласил в общежитие, напоил сладким домашним вином, нашептал на ухо про любовь, овладел девушкой и, после завершения курсов, был таков. Пишите письма — Тирасполь до востребования! Хорошо еще, без последствий. Отделалась, как говорится, легким испугом. Но история эта надолго отбила охоту к общению с потенциальными женихами.
Городской рынок бурлил, словно прокисший гороховый суп. Огороженная синим жестяным забором, закатанная асфальтом территория давала приют с добрым гаком двум тысячам торговых точек. Заплатив небольшие деньги, здесь мог открыть дело любой желающий. Продавалось и покупалось всё — от старых елочных игрушек и китайских презервативов до наградного оружия времен Гражданской войны и автомобильного монстра, «Opel Admiral» 1939 года выпуска. При желании можно было приобрести партию просроченного байеровского аспирина и банку тушенки из стратегических запасов армии «НАТО»; договориться о поставке тонны мороженой говядины и вагона алюминия; постричься под машинку всего за пятьдесят рублей и сделать «эксклюзивный» маникюр за полтысячи; купить инкрустированный фальшивыми рубинами наперсный крест и пудовый медный семисвечник, свободно торговалась белужья икра и полтавские семечки. Всяк сюда входящий мог одеться с головы до ног и в обратную сторону. В особом загоне блеяли курдючные барашки, в ивовых клетках квохтали карликовые вьетнамские куры, в плетеных из лыка мешках повизгивали молочные поросята. В красном углы важно восседали «черные копатели» и фалеристы. Здесь легко можно было вооружить пехотную роту, а заодно и наградить бойца практически почти любой существующей в Европе медалью.
Надежда Константиновна явилась на торжище не за военной наградой. Ее целью была скромная, но достойная дамская сумочка, а буде найдется, то и нарядный шелковый либо газовый головной платок. Бесконечные ряды с продукцией китайского галантерейпрома разочаровали нашу искательницу оригинальных аксессуаров. Грубые аляповатые узоры косынок и явным гнильем шитые кожаные уродцы не устраивали Надежду Константиновну. Она мечтала о чем-нибудь более изящном. Поиски привели ее к развалам «Second hand».
7.
Гирин сыскал подходящие «чертовой кожи» порты и переоделся в устроенной из старых солдатских одеял примерочной кабине. Там он надел штаны, натянул «косуху», шинель свернул в плотный рулон, скатку по-солдатски, на ремнях, пристроил за спиной. Повертелся перед зеркалом и остался совершенно собой доволен. Весну и осень он проходит так. А лето… Летом — лафа!
В превосходном настроении Илья Ильич выкатился из примерочной и совсем было собрался отправиться восвояси, как дорогу ему заступила темная потрепанная личность и шепнула:
- «Марками» не интересуетесь?..
Для Надежды Константиновны день тоже выдался, что называется, «хлебный». На раскладушках барахолки можно было найти совершенно новые, купленные в распродажной горячке, да так и не пригодившиеся бывшим хозяевам вещи. Больше того, продаваемые в китайских рядах втридорога товары не шли ни в какое сравнение с тем, что за гроши можно было откопать в «секонде». В жизни она не покупала разом такую кучу вещей. Были приобретены два французских, стопроцентного шелка платка и, впридачу к ним, удалось приторговать косыночку газовую, розовую в мелкий белый горох. Надежда Константиновна была вне себя от счастья. Тем более, что и с сумкой проблем не случилось. Чуть потертый с одного бока, но очень еще приличный лаковый ридикюль так и прыгнул ей в руки...
Пока Гирин соображал, что за марки пытается втереть ему «личность», а сообразив, разворачивал торговца LSD тылом к себе, чтобы поудобнее было давать пинка, случилось следующее, перевернувшее всю его жизнь и направившее ее в иное русло, происшествие. За спиной его, сперва вспучив над собой, а потом и сорвав вовсе брезентовый тент, вдруг раздулся громадный белый пузырь. Илья Ильич почувствовал ужасный жар, как если бы кто-нибудь из баловства вдруг ткнул его в затылок пылающей головней. Коротко остриженные волоса его затрещали и опалились, как остатки перьев у приготовляющегося на углях цыпленка. Затем раздался нечеловеческий грохот, чудовищная сила подняла Илью Ильича в воздух и швырнула в разом слившуюся воедино, размытую толпу людей.
Последнее, что запомнил Гирин, медленно подлетая к толпе — широко, так что отчетливо были видны крупные белые зубы, раскрытый рот какой-то тетки, протягивавшей ему свою черную лаковую сумку. Потом — темнота.
8.
Илюша неспешно брел по берегу моря, собирая красивые гладкие камушки и отполированные водой разноцветные стеклышки. Мокрые они были похожи на прозрачные карамельки, высыхая становились матовыми и почти теряли цвет. На берегу, широко раскрывая рот, лежала большая, раскрашенная серебряной масляной краской деревянная рыба. Она видно задыхалась. Всякий раз, разевая черную лакированную пасть, рыба теряла белые, похожие на конфетные кульки зубы. Илья из любопытства поднял один. И верно — в бумажном конусе лежали шоколадные конфеты. Он попробовал одну, но, видимо, от морской воды шоколад успел испортиться и никак было его не раскусить. Илья выплюнул конфету в руку и постарался хорошенько рассмотреть, отчего нельзя съесть шоколадку. На ладони, в лужице соленой морской воды плавала большая черносливовая косточка, такая, какой много лет назад подавилась их собака, Мирона. Ее тогда пришлось срочно везти в ветеринарную клинику. Илья повернул ладонь и косточка упала к его ногам. Небо было красным, как бабушкина плюшевая скатерть. Рыба все разевала и разевала рот. Илюше стало жалко ее и он, скользя сандалиями по мокрой гальке, попытался столкнуть рыбу в воду. Однако сил его было недостаточно. Рыба даже не сдвинулась с места. Тогда Илья догадался, что лежит она не напрасно, и что рыбаки, должно быть, вытащили ее из воды с тем, чтобы устроить детскую карусель. Эта, похожая на многоточие мысль успокоила мальчика и, помахав рыбе на прощанье рукой, он пошел дальше. От моря к дому можно было попасть по узкой, идущей через реликтовую самшитовую рощу, тропинке или тащиться лишние полкилометра вокруг. Илья постоял немного у начала протоптанной кабанами тропы, раздумывая, что лучше — ломануться через плотные синие кусты или идти в обход, еще раз обернулся на рыбу и нырнул в самшитовые заросли. Идти приходилось, согнувшись в три погибели, проволочные кусты больно царапали локти, которыми мальчик прикрывал голову, фиолетовая трава цепляла за сандалии, голубой плющ обвивал ноги, приходилось его отдирать, плети плюща рвались с противным чавканьем и обдавали руки скверно пахнущим, ядовитым синеватым соком. От этого сока руки покрывались пурпурными пятнами, горели и ужасно чесались…
9.
Звон, сначала тихий, а затем нестерпимый, оглушительный, разрывающий голову гигантский колокол, раскачивающийся на вбитом в мозг раскаленном железном пруте. На миг все утихает. Потом снова тихий звон… И так без конца.
На седьмые, после случившегося теракта, сутки Гирин пришел в себя. Яркие белые мухи падали с ослепительно-белого потолка на лицо, мешали смотреть. Он проморгался и увидел, что потолок скорее серый, чем белый. Илья Ильич скосил глаза вбок и, по мигающему зелеными пульсами реанимационному аппарату, сообразил, что, вероятнее всего, находится в больничной палате. Попробовал привстать, не получилось. Пошевелил пальцами и определил, что вроде всё цело. Только поднять ни руки, ни ноги он так и не смог. Он перевел глаза в другую сторону и на фоне окна увидал силуэт дремлющего в кресле человека.
***
Надежда Константиновна протянула торговке сумками причитающиеся за покупку деньги, когда за ее спиной вдруг произошел взрыв. Девушка машинально повернулась и инстинктивно, пытаясь защититься от надвигавшегося на нее огненного шара, выставила сумочку перед собой. Налетело что-то большое, защитившее ее от плотной стены огня, пламя со свистом пронеслось мимо, потом раздался ужасный грохот, запахло серой и паленой шерстью.
***
«На Троицком рынке в N во вторник прогремел взрыв, передает РИА «Новости» со ссылкой на пресс-секретаря городского УВД. Сообщается, что в результате взрыва пострадали шестнадцать человек. Все они доставлены в городскую больницу. Им оказана скорая медицинская помощь. В настоящее время на месте происшествия работают сотрудники правоохранительных органов. О других подробностях инцидента пока не сообщается», — ведущая «Новостей» убрала пальцы от уха и машинально поправила прическу, — «А теперь — новости культуры…»
Надежда Константиновна выключила телевизор, допила чай и отправилась в больницу сдавать кровь. Если бы не налетевший на нее здоровенный мужчина, неизвестно, чем бы дело покончилось. Разбиравшие случившиеся после взрыва завалы бойцы службы спасения поздравили Надежду Константиновну с днем ее второго рождения. «Запомните этого дядечку», — сказал ей похожий на французского артиста Бельмондо пожарник, — «Если бы он не закрыл вас своим телом, не жить бы вам на белом свете».
***
Взрывная волна бросила Гирина прямо на Надежду Константиновну. Его самого спасла от страшных ожогов и осколков крепкая «косуха» и закрепленная на спине шинельная скатка. Пострадали только ноги. Хотя дело могло закончиться для него куда хуже. Очнулся он на койке интенсивной терапии в реанимации городской больницы, до подбородка закованный в гипс и оттого похожий на человечка, каких лепят из глины дети на школьных уроках труда. В кресле дремала, с боем добывшая себе место сиделки, Надежда Константиновна Пакулич, собственной персоной. Она разыскала послужившего ей живым щитом Гирина и наотрез отказалась покидать палату до тех пор, пока ее спаситель не придет в сознание «А там, посмотрим», — заявила она. Врачи поломались для виду и согласились, тем более, что, сказать по-чести, с техническим персоналом в больнице было туговато.
ЭПИЛОГ
Надо ли говорить, что уход за раненым героем наполнил жизнь Надежды Константиновны новым смыслом? Она уволилась из библиотеки, закончила курсы и остаток жизни проработала медсестрой N-ской городской больницы. Соблазненный миловидностью и покладистым характером выходившей его сиделки, Илья Ильич выздоровел и предложил Наденьке крепкую свою руку и большое горячее сердце. Надежда Константиновна долго не раздумывала и, при регистрации брака, взяла фамилию мужа. Такой сусальный, достойный пера сочинительницы Лидии Чарской, финал. Вот, собственно, и всё… Хотя, нет! Мы совсем забыли о невероятной совершенно вещи. Говорят, что починяя сохранившую спину Гирина куртку, за подкладкой Надежда Константиновна обнаружила свернутую в плотную «колбасу» кругленькую, по тем временам вполне солидную сумму американских денег. Впрочем, может быть это только слухи. А может и правда. Кто знает? Ведь по словам одного симпатичного литературного героя: «Никогда так не было, чтобы никак не было – все равно как-нибудь, да будет».
Спб, Апрель, 2010