Играл орган. Неуловимо
Мелькали тени на стене.
Порхали стайкой херувимы.
Громада каменных ворот
Торчала посредине круга,
Где разномастнейший народ
Галдел, не слушая друг друга.
Взревели трубы. Гул затих.
Явился некто в чем-то белом,
Пробормотал небрежно стих,
Повел глазами очумело:
— Эк вас напомирало здесь!
А ну, туды ее к шумерам,
Разбейтесь все, которы есть,
По нациям да по размерам.
А ты, Алексий, что притих?
Не по годам, милок, рассеян!
Валяй, отыскивай своих,
Которы померли в Рассеи.
Постой! Ведь я же, хоть убей,
На счет тебя имел записку.
И ты, милок, согласно ей
Проходишь по восьмому списку:
Поскольку ты и пел, и пил,
То зам. Создателя по кадрам
Святой архангел Михаил
Решил тебя зачислить к бардам.
Создатель любит иногда
Послушать песни под гитару
В тиши у райского пруда
С апостолом Петром на пару.
— У райского пруда? Завал!
Так я, выходит, умер, что ли?
Вот уж не думал, не гадал
Про потусветные гастроли.
Скажи, любезный, а за что
Я так Создателем отмечен?
Ведь я ж «типичное не то»
И похвалиться вроде б нечем:
Прелюбодействовал, грешил,
В сердцах нередко хлопал дверью,
В существование души
Не верил (и сейчас не верю),
Себя постом не изнурял,
Молитвы ни одной не знаю...
Неблагодатный матерьял,
С какого ни посмотришь краю!
— Еси бездушен, как бревно,
Не заслужил ты Божью ласку!
Да адовы круги давно
Все семь забиты под завязку.
Там нонче дефицит котлов,
Опять же персоналу мало...
А надо б вас в котел, козлов,
Чтоб до печенок доставало,
Чтоб слезло с вас по восемь кож,
Чтоб извивались и скулили...
Эт надо ж так, едрена вошь, —
Совсем Создателя забыли!
— Создатель твой — дерьмо и псих!
Уж коль всесилен он и вечен,
Пошто убогих да больных
Не защитит да не излечит?
— Да как поганый твой язык?..
— А ну тебя к чертям, зануду!
Я ведь прощать-то не привык
И щеки подставлять не буду, —
Как звездану промеж ушей,
Так «Отче наш» забудешь сразу.
Что ржешь? Завязочки пришей!
— Да ты, милок, замкнул на фазу:
Чем звезданешь-то? Простота!
Ведь ты же дух святой отныне,
В тебе ж всего-то грамм полста,
И суть не плоти, а гордыни.
Ты, вижу, на язык остер.
Так, значит, говоришь: зануда?
Хитер ты, братец, ох хитер...
Но так и быть — живи покуда!
Лет восемь-десять проскрипишь,
А там помрешь, больным и нищим.
За то, что Господа не чтишь,
В аду тебе местечко сыщем.
И будешь ты, милок, в огне
На сковородке петь рулады.
Не стоило перечить мне,
И Господа хулить не надо.
Валяй назад к своим костям,
Испей до дна из горькой чаши:
Отныне по ведомостям
Ты будешь ихним, а не нашим!
И я куда-то полетел
Сквозь клочья туч (или тумана)
И кто-то что-то где-то пел
Под завывания органа.
Очнувшись, я увидел свет.
Обшарив собственное тело,
Я убедился: Бога нет,
Есть только врач в халате белом,
Есть я, лежащий на столе,
Завернут в простынь словно в тогу.
Я, вероятно, приболел
И, видно, бредил понемногу.
Но если это и не бред
И есть и ад, и рай на свете —
Я помню про десяток лет,
Обещанных занудой этим.
А там посмотрим, что почем...
Найдут, поди, в аду гитару.
Тогда, глядишь, еще споем
И с Сатаной самим на пару.