Печатает шаг Курильский десант.
Уже, сквозь секретность, сочится молва:
Уходят на крепость, на острова.
Дарят саранки - таёжные лилии
Нам, морякам Камчатской флотилии.
Коптят пароходы и мелкие баржи,
Уходим в поход мы за десять Ла-Маншей.
Не остановит никто в белом свете:
Ни самурай, ни Божественный ветер,
Ни сатана, ни с косою старуха,
Великую армию русского духа.
Помним Артур, Сахалин и Курилы,
В сопках Манчжурии русских могилы,
Годы войны в торговом удушье,
И в ожиданье удара в подбрюшье,
Как закрывали в Курилах проходы,
Топили торговые пароходы…
Слишком вас долго судьба допускала:
Семьдесят лет об… зирать наши скалы.
Настала пора вам узнать наши силы.
Вот мы идём на родные Курилы.
Сквозь темень и морось едут на остров
Честность и подлость - две сводные сёстры.
Но едут поврозь неродные сестрёнки:
Одна - на эсминце, а та - на баржонке.
В рубочках шкиперских, не капитанских,
В низеньких баржах, не океанских,
Лезет повыше: услышать охота,
И слышит уже неморская пехота,
Вот уже слышен в обрывках тумана
Рокот нетихого океана:
"Бываю я тих... То не просто слова.
И знают об этом мои острова.
Где сузится ширь, я волнами шуршу
В проливах, где Парамушир и Шумшу.
Но только когда устаю от прибоя -
Вечного боя суши с водою".
Доты расщелены, кручи оскалены,
Остров ощеренный, железно-каменный,
Смотрит сквозь щели косоприцельные,
Косо прищурясь в берег пристрелянный.
В берег на кончике чёртова рога,
В японскую маму, и в ихнего Бога,
Жизни не ведавшие середины,
Хлынули мы нежелезной лавиной.
Из дотов бьёт пламя горизонтальное,
Крупнокалиберно-острокинжальное.
А за спиною грохочет прибой,
Груды убитых смывая волной.
Их, не поставивших жизнь выше чести,
Подлость зачислит в пропавших без вести.
Во всей поднебесной не видело Солнце
Солдата упрямей упрямых японцев.
Ищи – и не сыщешь упорней стрелков…
За исключеньем сибиряков.
Не по приказу, не спьяну, не сдуру,
Братишки ложились на амбразуру.
Не под гипнозом, и не по пьянке,
Раны зажав, мы бросались под танки.
Не под угрозой расстрела над ухом,
А под напором русского духа,
Легли, подрывая вместе с собой
Последние танки второй мировой.
Многие матери вскрикнут во сне:
Они и не знают, что сын на войне.
* * *
В море солёном памятник-остров.
На плато зелёном танковый остов.
И о ладонь я окурок тушу,
Ступая на берег знакомый, Шумшу.
Слабеньким эхом, через пол века,
Сквозь мелкую морось прошедших годов,
Всходят на остров три человека,
Курильский десант седых стариков.
Дождём нас встречает, или слезами?
Но смотрит на нас он другими глазами.
Втроём мы обходим остров-музей,
Седыми тенями средь юных друзей.
Вы здесь, среди нас, вы погибли не зря,
Вон танк, что споткнулся о Кобзаря.
А тот, впереди, что и кран не подымет,
Его опрокинул Саша Водынин.
Себе и братишкам нальём по одной.
А остров, широкоглазый, родной?
Что ж, старина, мы нальём и тебе,
За эти три дня, самых главных в судьбе.
Давай! За ребят, что легли не беспечно,
Навеки, осознанно и навечно…
* * *
А взять дзюдоистов неведомых наций:
Привыкли ложиться – чтобы подняться.
Под тех, в Вашингтоне. И, не на войне,
Страна наша тонет и тонет в …