Кто б там что ни говорил,
Два подвижника: Мефодий,
А особенно – Кирилл.
Эти парни не от скуки,
К просвещенью от любви,
Взяв известные им буквы,
Сочинили алфавит.
Букв полсотни – вот же, куча,
Хорошо еще, не сто,
Уместили, день промучась,
На пергамента листок.
Дочитав до половины,
Так сказал Мефодий вдруг:
«Алфавит какой-то длинный.
Ниасилил. Многабукф».
Не терпел народ чтоб муки,
Изучая сей листок,
Взяли, выкинули буквы,
Приблизительно пяток.
Имя дать – не трали-вали,
Ругань шла в три этажа,
Но кириллицей назвали,
Хоть Мефодий возражал.
Брэнд готов. Нужна раскрутка.
И польстившись на рубли,
Тот пергамент за шесть суток
До России довезли.
Жизнь в России – не малина.
Царь сказал, куря бамбук:
«Алфавит какой-то длинный.
Ниасилил. Многабукф».
Растрепал правитель русский
Пятернёю волосá:
«Нахрена нам эти юсы?
Мы же, чай, не Ю-Эс-А!»
Хоть и было букв немало,
Написать чтоб «ё-моё»,
Нужной буквы не хватало.
Сочинили букву «ё».
Только было много лишних
Букв. Ученье хоть и свет,
Смотришь – ижицу пропишут,
В довершение всех бед.
Позже, выгнав буржуинов,
Пролетарий понял вдруг:
«Алфавит какой-то длинный.
Ниасилил. Многабукф».
Чтоб, учась, с ума не спятить,
Алфавит нужóн простой.
Взяли, выкинули яти,
Также – ижицу с фитой.
Как-то раз в разгаре лета,
В прошлом, кажется, году
Увидал листочек этот
Современный обалдуй.
Молвил, влезши на осину
И хвостом обвивши сук:
«Алфавит какой-то длинный.
Ниасилил. Многабукф».
Дальше – начал материться.
А потом сказал: «По мне –
Штучек двадцать или тридцать
Можно выкинуть вполне.
Их долой – не будет хуже.
Но а дальше, братцы – ша!
Буквы три оставить нужно,
Чтоб заборы украшать».
