Ночной сыр (Юмореска)

Па очень любил ночной сыр. Конечно, ночной - это не название сыра, а скорее обозначение ситуации потребления питательного и полезного продукта. Ведь именно ночью,  в то время когда все рецепторы человека обостряют свою чувствительность  именно тогда,  в эти  чудные часы  Па тихонечко, затаив дыхание, осторожно   выбираясь из кровати,  прокрадывался на свою ночную,  полную тревожными уличными тенями,  кухоньку.  В комнате, оставшейся позади него спокойно как всегда впрочем,  посапывали жена и дети. За окном, прямо напротив его лица  скреблись и стучали колышущиеся ветром ветки. Он же отрешившись от всего мирского, стоял посреди кухни,  держа в своей правой руке большой тяжелый и чрезвычайно острый нож,  а в левой руке тончайший  ломтик только что отрезанного им ночного сыра. Откинув голову немного назад, он приоткрыл усатую пасть и осторожно не спеша положил просвечивающий полупрозрачный отливающий немного в зелень  ломтик ночного сыра прямо сверху на свой язык. Положив  опять же не торопясь,  приподнимал сыр языком и сильно прижимал  его к нёбу. Затем  зажмуривая  глаза, он отдавался впечатлениям   как всегда нахлынувшим на него, неожиданно и мощно  как  неукротимая океанская волна. Переживания его были сродни тем которые испытывают единицы. Лишь избранным и он был в этом совершенно уверен, только избранным могло  открываться то, что видел он. Перед его внутренним взором разворачивался ослепительно блистающий, светлый,  свободный от людской подлости и мелочности мир. Благодаря тонкому ломтику сыра,  Па постигал мироздание. Вселенные проносились перед его зажмуренными очами, галактики,  протуберанцы звезд, хвостатые кометы, все становилось таким маловажным, таким несущественным, таким жалким и не интересным. Сыр как бы давал ему билет, давал некий пропуск в счастливый мир. В мир недоступный простым смертным. Сыр был его настоящим и единственным  другом. Сыр вел его сквозь время и пространство. Он при помощи своего друга – ночного сыра, приподнимался над обыденной реальностью, возвышался над окружающими его, становился чище душой и помыслами.  Так они и стояли  час, два иногда три. За это время его неугомонный друг-сыр растворялся,  превращаясь в густую, мягкую,  кашеобразную жижу. Конечно же, ощущения испытываемые Па не поддаются сухому словесному анализу или  количественной оценке, но уверяю вас, подобного в своей нелегкой жизни Па еще не испытывал. Ночной сыр, булькая и клокоча вероятно не в силах оставаться на месте, покидал  Па и полноводными струйками изливался из его рта,  заливая усы, небритый подбородок, растекался по счастливому озаренному безмятежной улыбкой  счастливому лицу. Так было всегда или вернее почти всегда,  и это было хорошо. Чертовски хорошо. Это была настоящая крепкая дружба. Но о ней никто, совершенно никто не знал - это была тайная дружба. Никто и никогда не смог бы поверить в неё, но Па очень дорожил их общением с сыром. Он старался, как бы там плохо не было у него с деньгами, помогать сыру. Никогда не жалея  на своего друга презренных монет. Ведь для  друзей Па мог отдать последнее. А иногда, как в этот раз, денег  не требовалось совершенно. На этот раз бескорыстием было осенено общение немного заплесневевшего большого сырного круга и Па. На этот раз он нашел своего верного товарища, когда того выдворили из магазина. Его друга  с позором выбросили прямо в мусорную кучу, надругались над ним. Почти свежий сыр лежал перед ним посреди отбросов и пройти мимо такого никак он не мог. Бросить нуждающихся в его помощи, пройти мимо, было не в его обычае. Па подобрал друга,  принес домой,  отмыл,  завернул в чистый,  немного помятый от частого употребления целлофановый пакет,  и они вместе зажили на удивление хорошо.
Жена его не мешала их дружбе, вернее просто не догадывалась о том, что такое возможно. Па и кусок сыра,  конечно, кто бы поверил в такое. Разве это возможно. Но Па то понимал что очень возможно. Очень. Все было прекрасно, но сегодня случился небольшой казус. Жена,  глазам которой эта дружба ни как не предназначалась, проснулась ночью и на свою беду пошла на кухню. Придя она  увидела всё! Но увидев стоящего посреди кухни мужа с булькающим, заполненным какой-то бурой жижей ртом и безумными глазами, закатанными подлобье,  как у мертвеца. Конечно, поняла все совершенно превратно, не разобравшись в том, что предстало перед её взором, не поняв, что это. Глупая баба громко и истошно,  довольно противно и что самое не приятное неожиданно для них  с сыром, завизжала.
Надежда закричала, закричала громко. Очень громко. Па от неожиданности поперхнулся, проклятая жижа попала не в то горло, не в то, куда предназначалась. Он начал кашлять, приседая и дико вращая белками глаз. Вид его был ужасен. Сыр предал его, теперь он уже не сомневался в этом.  Увидев, что они  обнаружены,  ночной сыр пытался убить его, убить своего лучшего, верного друга. Это было очень подло по отношении к Па. Ведь они с сыром так сдружились, так много пережили. Так много общались, ведь они с ним почти что сроднились.  Но вероломный сыр всё порушил, и лишь одним желанием он теперь был охвачен. Лишь одна мысль вела его. Сыр желал смерти Па.
Жена, увидев такое, стала кричать еще громче. Па чувствовал как проклятая жижа, липкая комка-образная, еще недавно дружившая с ним,  душила его, не давала продохнуть. Колеблясь в его горле, ночной сыр то отпускал Па, давая ему небольшой глоток воздуха, то вновь ожесточённо душил его. Па боролся с ночным сыром,  он совершенно не обращал внимания на верещащую перепуганную жену,  да и на  проснувшихся,  притихших от увиденного  детей. Он, в общем-то, это все и не видел. Теперь он был сосредоточен исключительно на своей  борьбе. Он честно боролся с сыром. И понимал что сыр, бывший ему другом,  оказался на этот раз сильнее его. И конечно он был сильнее только благодаря неожиданности нападения. В любой другой ситуации Па бы не дал ему спуску. К тому же  бороться с сыром на глазах своих родных казалось ему чем-то постыдным, не достойным его, и потому он стал сдавать. Сыр брал ситуацию в свои руки. Бывший друг клокотал и торжествовал, он пузырился и скворчал на губах у Па. Сыр побеждал. Па подумал о том что, убив его, сыр не остановиться и убьет всю его семью. Убьет дорогих его сердцу детей. И потому Па продолжал яростно сопротивляться.
Но ему  требовалась серьезная помощь родных, в частности жены. И поэтому он  покачивал своим багровым измученным лицом, показывал жене непонятные, странные,  пугающие её знаки. Он требовал от неё непонятного. Она стала сначала поглаживать,  а затем, интуитивно разобравшись в ситуации и бить его маленькими сухонькими, измученными постоянным голодом кулачками по его роскошной жирной, отьетой сыром,  спине. Но кулачки её были слишком малы, а спина его слишком большая и жирная. Жена, к сожалению,  не могла спасти его,  не могла.  Но видит бог, она очень хотела помочь ему, очень. Почти отчаявшись, она схватила первое, что попалось ей под руку, а это надо заметить был кусок заплесневелого драгоценного лакомства. Лежащий на кухонном столе  и созерцающий поединок большой полукруглый кусок предательского ночного сыра. И вот этим-то куском она со всей силы,  собрав всю свою решительность, шумно грохнула  по спине своего мужа.
Стороннему наблюдателю если бы он присутствовал бы при этом, наверняка показалось бы, что маленькая слабая женщина ударила по спине огромного неповоротливого мужчину обломком скалы. Ударила, свалила его на землю, и стоя рядом с поверженным великаном опустив свою голову,  смотрит на дело рук своих. Смотрит и никак не может поверить. Или может быть  думает о том, что же она натворила. Ведь исключительно  благодаря твердости просроченного выброшенного из универмага сыра, только благодаря этому, удар и был так силен, так сокрушителен.
Как бы там не было, но это сработало, и ночной сыр спас его от самого себя. Жидкий расплавленный тяжелым Па дыханием,  зловонный сырный кляп освободил его легкие. Па безвольно, как холщевый, набитый под завязку картофелем мешок - упал на пол. В первые секунды он был беззащитен как грудной ребёнок. Напоминая собой, свежую, только что пойманную и выброшенную на берег рыбу. Он судорожно раздувал щеки и дышал, дышал, дышал. Каждых вздох его был драгоценен, воздух был чудо как свеж и хорош. Дышал Па с истинным  небывалым наслаждением. С чувством  ничуть не меньшим, а скорее даже соразмерным получаемым им ранее от осязания ночного сыра.  Он как говориться любил получать наслаждение от таких в сущности простых вещей, не каждому из нас дано такое, не будем винить его за это, не правда ли?