Вот бы и, правда, поверить, тогда всё простилось бы нам, непонятым.
Знаешь, загнанных лошадей, добрые люди пристреливают,
А я уже даже не лошадь, а так, тощий, давно не чёсаный пони.
Знаешь, к загнанным лошадям, хоть страшное, но милосердие,
А меня всё ногой под дых, по торчащим рёбрам плёткой да палкой.
Мне бы в марше гордо вышагивать, а я под вальсок заезженный,
Волоку бесполезно пустую кибитку по вашим циркам, по зоопаркам.
Да по кругу, по кругу, бессмысленно, подгоняема плёткою,
Волоку пустую кибитку. Не осталось детей в забытом Богом пристанище.
Лишь охотники на сновидения сети свои выставляют за окнами,
Лишь старухи слепые приходят и шарят по гриве кривыми пальцами.
Лишь старухи слепые приходят ночью и ищут радугу
В колокольчиках ржавых моих, отзывающихся припевами
Колыбельных, которые некому петь, потому что детей у нас не осталось.
И тащу цветную свою кибитку бесполезно, по кругу, по первому снегу,
И по снегу последнему, вдоль-поперёк, по циркам, по зоопаркам.
Столько лет уже, знаешь, по кругу... Голос пропал, не гнутся колени.
В нелюбви мир нетленен, потому что не растопить, потому что уже не жалко.
Не спасти, не вернуть на круги своя. Пристрелите. Загнаных лошадей
пристреливают
