Серым песком укрыло, илом позатянуло,
и освятила память, и отразило небо
черную субмарину в молниях русской боли,
черную субмарину ужаса и отваги.
Время рассеет слухи, ветер развеет вести,
сильные сего мира ложью заменят правду,
только родным героев не позабыть вовеки,
в смертную беспредельность вглядываясь бессонно.
Кто-то сказал, что ночью мать одного матроса,
обезумев от горя, шла по воде без страха,
и призывала сына, спящего в смутной бездне.
И под ее ногами не расступалось море,
ибо сильнее моря это страданье было.
Если б она взглянула выцветшими глазами,
если б она взглянула ввысь, где играют бури,
то перед ней всплыла бы, пересекая тучи,
северная легенда – черная субмарина.
Верно хранят Россию, в небо взойдя над нею,
призрачные матросы в обледенелой форме…
Видел ее ребенок на берегу играя –
черную субмарину на серебристом небе,
и ничего не зная, замер от восхищенья
и загадал, что тоже встанет он у штурвала,
видел ее солдатик в выцветшем камуфляже
и повернул обратно, чтобы поведать другу,
он повернул обратно, шаг не дойдя до мины.
А над столицей тучи, тяжкие как надгробье,
свыше ее не видно, свыше ее не слышно.
Быстро прошла над нею черная субмарина,
росчерками зарницы дымную тьму терзая.
Видел ее священник… И тихо перекрестился.