Как ты одна на целом Свете,
И лишь одна моя вина,
Что мы давно уже не дети,
Что напряжение бесед
Приводит лунными ночами
К самокопанью на десерт
За чашкой липового чая.
При этом, твёрдости в душе –
Не признак тупости лопаты,
А жажда рая в шалаше
На сторублевую зарплату.
Того бы «рая» мне сейчас
На полчаса хватило б даже,
Но с государева плеча
И на шалаш пока не нАжил.
К нему ни места не дано,
Ни установочной программы,
Вокруг затоптаны давно
Все земляничные поляны,
Урбанистический пейзаж –
Непоэтически суровый,
Но тем, что было, исписал
Осточертевшие оковы.
Хотя со временем звенеть
Цепями этими не в тягость,
Ведь в них не золото, а медь,
А я не рыцарь, а бродяга,
Не очарованный никем,
Сонлив и безрезультативен,
И в ограниченности тем
Не слишком ассоциативен.
Ещё немного и рука
От писанины онемеет –
При звуках третьего звонка
Перехожу на ахинею.
Она достаточно проста
Для описания предмета.
Кто знает тёплые места,
Молчит беспомощно об этом.
Стоит молчания стена,
Зияют узкие бойницы,
Но помогает нам она
Всё пережить, остепениться,
Пить чай с тобою у окна
На предоставленной планете,
Ведь ты, как истина, одна.
Одна на целом божьем Свете.