По годам ли вразумившись,
С окружавшим ли смирившись, -
Жить я тихо научился.
Научился не срываться,
Соглашаться, подчиняться,
Ухмыляться научился.
Научился быть не первым,
Сторониться, лезть не в пекло,
Да помалкивать в курилках.
Там, где дело было тонко,
Отводил глаза в сторонку,
Чистил спичкой под ногтями.
Я не стал вороной белой,
Я носил, как все, умело
Ширпотребовскую маску.
За пудовыми замками
Прятал душу со стихами,
Прятал голос свой и песни.
Обходя углы и лужи,
Был я мудр и равнодушен,
А, придя, домой устало,
Точно слизь болотной тины,
Оттирал с себя личины,
Становился сам собою!
И ещё, ребятки, было:
Сердце совестью саднило
Так, что в пору - прыгать за борт!
И тогда нарывы боли
Заливал я алкоголем
С надёжными друзьями.
Подливающему «другу»
Ныл зацикленную муку
В компанейскую жилетку.
А наутро, протрезвлённый,
Был тупой и угнетенный,
Прятал взгляды от прохожих.
Я от всех отрёкся слухом,
Я в себе замкнулся кругом,
Но в кругу сидеть - смертельно!
И однажды, в миг предела,
Жить мне тихо надоело,
Надоело быть безликим!
И тогда в свою кассету
Наорал я песню эту,
Настонал слова и чувства.
И закончу так, ребята,
Если спел её предвзято,
Так виной тому - не песня...
По годам - не вразумившись,
С окружавшим - не смирившись,
Жить я тихо разучился.
Разучился не срываться,
Соглашаться, подчиняться,
Ухмыляться разучился.
Разучился быть не первым,
Сторониться, лезть не в пекло,
Да помалкивать в курилках.
И коль стал вороной белой, -
То воронье ль это дело –
Прыгать в клетке попугаем?
