Просторный пруд с прихотливо изогнутыми берегами отражал раскидистые ветки деревьев парка.
Утки быстро носились по поверхности, гортанно покрякивая. Лебеди важничали, приподнимали крылья, словно вылепленные из стеарина, вытягивали свои змеиные шеи, косились бусинками глаз. Казалось восхищение зрителей необходимо им не менее, чем хлебные крошки на подачку.
А на откосе берега, где рассыпаны были перья и лепешки помета, стоял одинокий пеликан. Разлапистый, низкобрюхий, он был занят самим собой, не обращал внимания на окружающее и все время шевелился. То расправлял огромное крыло с остроконечными маховыми перьями, то длинным клювом с закорючкой на конце чистил розоватый пух на груди, то подергивал уродливой головой, болтая при этом зеленоватым своим мешком из тонкой полупрозрачной пленки.
Он словно говорил: знаю, вы считаете меня уродливым, но сам себе я кажусь красивым и вполне собой доволен. Посмотрите, как оригинально я задуман и тщательно отделан. Неужели не померкнет рядом со мной пресноватая краса лебедей?
Что мне до того, к кому обращены ваши ахи и вздохи! Я есть, я существую, так же как эти лебеди – и уж в гораздо большей степени чем вы, милые наблюдатели. Потому что мы здесь живем, а вы всего лишь приходите, глазеете и уходите прочь.
И пусть каждый из вас скажет: я не вернусь сюда более. Все равно, завтра вы все будете послушно стоять вдоль железной изгороди - разные для себя, но для меня навечно одинаковые.
Пройдут годы, и также незаметно для вас сменимся мы. И хлопотуньи – утки, и самовлюбленные лебеди, и даже я.
Никто из вас, однократные посетители, не удивится: почему это я вдруг помолодел и еще более покрасивел.
А это – сыну моему пришел черед ждать, когда же наконец раскроются глаза ваши, когда глянув одухотворенным взором, вы оцените наконец непростую, таинственную мою красоту.
Уходите люди. Уходи, время. Мир в душе моей. Я согласен ждать.
-Пап! Ну мы пойдем смотреть жирафа? Что ты тут увидел интересного? – снова дернула меня за руку дочь.
И мы пошли смотреть жирафа…..