«Принесла ее нелегкая! Из-за нее теперь света белого не увидишь. А почему так? Я же белая и красивая!»
Но, соблюдая вежливость, скромно представилась: - А я РУБАШКА.
Помолчала и добавила: - Нательная.
-Очень приятно! - отозвалась гимнастерка. – Извините, что из-за меня Вам ничего не видно, но так устроено все. Вы белье, а я одежда. Давайте жить дружно, хозяину своему служить! Кстати, познакомьтесь с другими членами коллектива.
-Нас КАЛЬСОНАМИ кличут, - послышалось снизу. – Мы тоже из белья нательного. Будем знакомы!
- А я и назваться не знаю как…Меня по-разному зовут. Кто ШТАНЫ, кто БРЮКИ, кто ГАЛИФЕ, кто ШАРОВАРЫ…Одним словом, зовите как кому удобнее!
-Галифе…это так романтично! – сказала рубашка. - Я вас так звать буду!
-А и ладно! Вам привет еще САПОГИ передают! И ПОРТЯНКИ, – сказали шаровары.
-И РЕМЕНЬ поясной! – сказала гимнастерка.
-Будем знакомы! – сказали все хором.
Только гордячка-пилотка промолчала. Во первых, потому что была далеко от всех, на голове хозяина, а во вторых, звездочкой украшена – не чета всем остальным.
И началась их служба. Гимнастерка и шаровары рассказывали, что вокруг много людей. И все идут куда-то, одетые в гимнастерки и галифе…
Знакомых среди них встречали, с которыми на N-ском складе вместе были. Новости узнавали. А еще гимнастерка рассказала, что у нее на плече штуковина какая-то висит, но не отзывается. И будто ВИНТОВКА ее зовут.
-А на мне ПАТРОНТАШ. А в нем штучки с какими – то остроносыми кончиками, - добавил ремень.
-А куда все идут? – спрашивала рубашка.
-Так война ведь! Вот и идут на войну все.
-А что такое война?
-Точно не знаю, но это когда одни люди других убивают.
-А как это убивают?
-Верно не могу сказать, но это что-то очень нехорошее для хозяев наших, - туманно объяснила гимнастерка. – Кажется и для нас с вами тоже. Но не поделаешь ничего – служба такая!
Служба, действительно, как оказалось, была нелегкая. Рубашка понимала это потому что пот выступал на теле хозяина и промокала аккуратно его, в себя впитывала.
Говорили уже друг с дружкой мало. Гимнастерка, галифе и сапоги молчали, говорили редко хриплыми голосами, так пыль их забивала. Рубашка слышала, как вокруг все грохочет, хозяин часто бежал, падал, снова бежал и кричал слова, которых рубашка не знала. Она только слышала, как сильно что-то стучало в груди хозяина…
Так продолжалось много времени. Рубашка вся заскорузла от пота хозяина, солью пропиталась. Несколько раз она видела белый свет, потому что хозяин снимал гимнастерку и зашивал на ней порванные места.
А однажды, хозяин снял гимнастерку, стащил с себя и рубашку и галифе и все-все…
-Баня! Баня! Баня! – шептали все вещи вокруг. Рубашка не знала что такое баня, она впервые увидела своего хозяина безо всего. В руках он держал сложенные в пучок ветки с дерева и что-то круглое.
Что это все значит, рубашка не успела выяснить. Ее засунули в горячую воду, что бурлила в котле. Она нежилась и кувыркалась в мыльном растворе, радостно чувствуя, что становится снова чистой, как вновь родившаяся. Ее терли, снова купали в котле, потом выполоскали в холодной воде, выкрутили и повесили на веревку сушиться. Легкий ветер вздымал ее вверх, рубашке хотелось летать, словно птицы, что кружились в воздухе. Наконец ее сняли. Хозяин аккуратно сложил ее и …сунул в мешок, а достал из него белую сестричку-близняшку и натянул на себя. Рубашка даже обиделась немного, но поразмыслив решила, что хозяину видней. Теперь она познакомилась с ВЕЩЕВЫМ МЕЩКОМ, который охотно откликался на прозвище «СИДОР». У нее появились новые друзья – ПОЛОТЕНЦЕ и ПАРА ПОРТЯНОК, новых, ни разу не надеванных. Скучно в мешке не было. Жаль только не удавалось с гимнастеркой поговорить, узнать что вокруг…
И вот однажды случилось непонятное. Хозяин вынул рубашку из мешка.
-Опять баня? – подумала рубашка.
Но вокруг все грохотало, визжало что-то. На баню это не было похоже… Хозяин неторопливо снял грязную близняшку, сунул ее в мешок, достал из кармашка гимнастерки крестик с веревочкой и надел на себя. Потом коснулся сложенными в щепоть пальцами лба, середины груди, правого плеча, левого, поцеловал крестик…И натянул на себя рубашку. Затем гимнастерку.
-Странно как-то! – подумала рубашка. Но она снова услышала, как в груди хозяина что-то торопливо стучит и успокоилась. Она снова с хозяином и снова будет ему помогать.
Хозяин бежал, рубашка сквозь грохот слышала только многоголосый крик: - А-а-а-а-а-а-а!
Она не понимала, что кричит хозяин и люди рядом с ним, хотя уже научилась многим словам, понимала их.
И вдруг хозяин упал. Рубашка почувствовала, что они лежат на земле и с испугом поняла, что не слышит больше привычного стука из груди хозяина. И только теперь она почувствовала, что становится влажной, от чего-то густого и горячего. Это что-то лилось из хозяина, просачивалось сквозь рубашку, впитывалось в гимнастерку.
-Что это? – со страхом спросила она, понимая, что произошло что-то нехорошее.
-Не знаю! – ответила гимнастерка с трудом. – Тут какая-то дыра во мне и влажно все!
-И во мне дыра! – поняла вдруг рубашка.
Хозяин не вставал. Рубашка все ждала привычного стука в груди, но его не было. И…рубашка почувствовала, что хозяин холодеет. Привычное тепло куда-то уходило. Она прижалась к телу хозяина плотнее, чтобы согреть его, но напрасно…
Рубашка не знала сколько прошло времени, потому что не знала, что такое время. Она только понимала, что вся передняя часть ее отвердела.
Она почувствовала, что хозяина несут, затем куда-то опускают. Рубашка обнимала ледяное тело хозяина и все ждала, когда же застучит снова…
На них что-то посыпалось тяжелое.
-Всё! – сказала еле-еле гимнастерка. – Я уже видела это. Нас хоронят. Вместе с хозяином. Умер он.
-А что это такое…умер? – несмело спросила рубашка.
-Умер…это умер. И мы теперь умрем. Не будет нас больше. Никогда не будет. Как и хозяина нашего.
-Совсем, совсем никогда?
-Совсем, совсем!
И они замолчали, не очень понимая, как это может быть: совсем, совсем никогда.
Они лежали под слоем земли и долго-долго умирали. Много времени. Годы. А наверху, над землей летали птицы, светило солнце. Только рубашка их больше не увидела. Никогда.
