Глава 1. Что день минувший нам готовит? - КОНЕЦ ЦИТАТЫ (продолжение) (Проза)

Ужли и чувств иных,
Она повсюду столь же... такова? -

...как мог и не вполне ловко сформулировал я под влиянием языка вероятного противника и... так и не удосужившись переформировать-переформулировать, провалился в не знаю в куда... в незнаемое-незнакомое... неопознанное.
Тем временем, пока я все отвлекаюсь на вокруг да около, набирали обороты страсти нешуточные, что в XV и не Мясковского (полбеды! у того больше «Колхознo-Первомайские»), но Шостаковича (ч.I): шахматно-горячечные и около, а отчасти, впрочем, и философские. За последнее, правда, не поручусь (себя я, как водится, держу за скобками, как  Наполеон свою гвардию в кустах, нечего ее... О чем я? себя! трепать попусту). А вот Ромка -  Figaro фиговый: ему и поиграть хочется, и Красавицу в зрительном поле визуально попридержать, и pro’кандидатскую тему с планов залучить (послезавтра заседание Отдела), и в отпуск уйти, и, главное, за это время... Короче, в чужую голову не влезешь со своим уставом, тем более в евоную...
Шахматная лихоманка продолжается! Брахман, по заглазной кличке Брахманюга, косит всех и вся почем зря! Лучше бы докторской занялся, гляди - Шеф, Буба али Назон (о себе подумай! - шепнул мне черный ящик автопилота, - реализуй свои идеи задрипанные вкупе, обращая их в Большой шлем малого - по уму! но не по по летам и не по эполетам размера - так заговорил? зашептал! но - надобно прислушиваться к соавтопилоту - а не ловить себя за все, что плохо лежит, наподобие унт-офской вдовы, которую по Фрейду так и хочется разложить; себя разложи! - Он же. Разложка его. - Я. И - прим. мое), обойдут, пока он тут фигурами по доске возит... Остальные тоже, кто во что горазды. Фартинг намаялся с безделья - устал. Махно задумался над своим, Муха - тоже, но их мысли не совпадают, поскольку их «свое» - разное. Доктор ждет своей очереди, а ведь он и проблемы семейные погружает в шахматы с целью... не иначе, как утопить... все, лишь бы не топиться самому. А чем еще объяснить странное поведение, молодоженатый ведь новобрачный! пусть отпочковали его от нас и сдрейфовал он к научкомам - любил пребывать в шахматной terra-incognito - a ведь дома млада-жена ждала (может, и не ждала, и не дома) - что-то не в порядке в датском королевстве и задерживаться на службе (хотя и не по ей же) - симптом достаточно серьезный; после об этом, подожду развития, коль скоро не знаю их генезиса... но, берегись, Грушницкий, станет тайное явным, невмоготу окажется удерживать в себе - выложу! И про него, и про весь отдел, никого не, даже - себя (Платон мне друг! Но---), нет, не пожалею. Есть еще время, откажись от клеветы. Впрочем, сейчас я - о шахматной многой гранности...
Итак, лихоманка раскручивается для участников и маргиналов! Остальные - кто во что... Из недоговоренных: Рашель - того не уцепишь. Шериф и др. тоже время препровождают. Муха обносит публику чаем, причем, по своему уму-выбору, сиречь не каждого, но по рейтингу, уже не шахматному только... Тут и мне стакашок обломывается, стало быть, не последен в научном мире, даже в его узкоМухином восприятии: рассчитывает. На что же? Тема? м-м-м... Предсказуем. Не столь добр, сколь добродушен. Себе на уме. А ума - кот наклал. И - не туда. Внешность типичная, вернее, типовая, восточная, как и у большинства наших, между прочим. Конечно, не инопланетники. Токмо Рашель кажется человеком из другого мира (лицом чист, бороду бреет) - офицерщины, белогвардейщины и еще какой-то -щины (забыл; но не эмигрантщины, точно). С нами... но не наш. Поручик Голицын; он же, корнет Оболенский; он же, штабс-капитан Рыбников-по-совместительству-Ржевский... (вот, вспомнил: ржевщины). И положи он пристальный цвета бутылочного стекла с брусничными искрами глаз на Красавицу (а Она что же? как знать... все равно, что в конец романа заглянуть... пусть любовь и не знает сослагательного наклонения... но влюбовники-то и, отчасти,  хроникеры - /меняю!/ - знают! чувствуют... дрожью неизбежной... я-то... вижу... умозрительно), тут бы всем кавалерам чужой звезды отбой пришел, кроме красавца записного Шерифа, что присутствующему здесь Ромке, который оттеняет с переменным неуспехом теневика - отсутствующего Надса (доотсутствуется!) до... что Аль-Фарабею, (который Ее и раньше знал по делам, как ни странно, общественным; вообще, ему, возможно, предстоит много вырасти по ходу действия, подсказывает мне чувство опасности - авторской), более подтверждающего апорию Зенона - и кадрит, и нет, исходя скорее из собственного индекса посягательств на чистоту крови, чудно тасуемой с патриарше-пионерских времен незапоминальных, чего тут о рыбах в воде и птицах куда меньшего калибра и слабжего помета, не долетающих и до середины, говорить и всяких там... иже с ними... и подо мною бы под шумок что-то обломилось... Раскатался! Не кладет Рашель глаза - и не надо; то же, Шериф; тем паче, оба зараз: иначе, всепременно свелось бы к аналогу пресловутой двупартийной системы: Буридана и Осла, кто-кого?! Дальше положишь (глаз) - ближе возьмешь, что поклал - богаче стал! Свой глазок - смотрок, а чужой? - порок! в нем? - бревном! Всем спокойнее; всем, да не всем: у Ромки в любом случае душа не на месте (да и где ей место? нешто в аду? кто горит - того не подожжешь!), на душе - нечто. А тем временем и его очередь подоспела к столику, шахматному. И Девушки евоной нет уже... почитай... почти. Будет сублимироваться! Будет!    
- Суетиться я не стану, и доволен тем вполне!.. - подкинул я музыкальную тему, уверенный, что ничто не остается всуе середь наших. Да и самое «суетное»  слово у нас сигнально, вспомним пресловуто-центово: «Не суетитесь под клиентом, пани Зося!»  Точно!
- ...Засажу я Сулейману... - Цент не выходит из образа.
И тут случилось неожиданное! Доктор-Шпоктор, милый смешной дуралей, вскочил на ноги, требуя внимания, умоляюще замахал руками, дескать, не замайте, и - выдал:
- ...Лишь бы он отдался мне! - И зашелся в самозабвенной пляске, едва ли не половецкой! ай да, сукин кот! может ведь!..
Браво, Doctor! Почти брависсимо! Воистину даже незаряженное ружье раз в год стреляет в последнем акте (если его не скрадут в антракте), сорвав приличествующие случаю аплодисменты.
Все кстати. И ментальное неприсутствие Красавицы («Когда это Она воротилась б/доп. объявления? - и пошто тут? сидела бы в своей библиотеке, там - книги, впрочем, и Надсон» - подумал я, мигом убоявшись, что Она последует невысказанному несказанному свету-совету, как в небо подглядел: ушла) и более, чем кстати, Б.Рахманец наш обезводился в шахматных боях, надолбало молодцу овец бить-молотить, и вот он встает из-за столика, полагая разжижиться шаровым чаем. Пока он озирался, то да се, ан, Доктор уж за доской; своего не упускает, а при случае - и чужого. В этом он весь. Ну, как тут в идею уйти с головой и всем прочим, когда такое раскручивается? как не пожирать глазами облупленных коллег своих? это какую силу воли надо иметь, чтобы воткнуться в книги-бумаги, не замечая ничего? Давайте, други, покажите нам театр! Конечно, блиц блицем и будет: пусть он ущербен по большому счету, но чтоб раскрыться за пять-десять минут, мало, что лучшего придумано...
Интересно. Пусть Ромкин рейтинг повыше докторского, но базарный реализм - неплохой противовес, сближающий шансы сторон, ибо крепко стоит на глиняных ногах. Правда, тут возвернулась не наша (сначала я хотел написать «наша», но, по не столь уж и зрелом размышлении, решился пожертвовать фигурой речи в угоду священному принципу... собственности; собственности ли? еще право первой ночи присовокупи! и прикуплю-сово, ежели что...) Красавица и... шансы  опять раскатились по разным сторонам баррикад.
Игра! как много в этом звуке! что наша жизнь?! Увы: как нередко бывает и во внеигровом посюстороннем прозябании, реализм клонил планку, и было это почти прямым следствием Ея незаинтересованности игрой, а поднимай пуще как бы не - Игроком ли? А не то - никакому реализму не устоять (в пределах, обусловленных, как уже сказано, индивидуальным перепадом рейтингов), не говоря о Её самоё. Увы! ах! не интересовалась ничуть и ничуть, Ромке оставалось довольствоваться допинговыми свойствами воздуха - общего с Нею: этого у него не отнимут, разделят разве - они могут...
Итак - сублимация!
- Моему Лучшему Другу! - ни к селу, ни к пригороду объявил он. И - пояснил: - Н.Ф. фон-Мекк, может, слышали?
Молчаливая пауза. Опускаясь до аудитории, Ромка сменил тон:
- Н-н-неожиданный уход Первой доски Института и его окрестностей из больших шахмат в кусты! Его пытается, не вполне, впрочем, успешно, подменить Доктор, более известный в узких аборигенских кругах, как... - но, встретив угрюмый взгляд партнера, Ромка не решился выдать детскую кликуху того («Pokhlu-Baba!» - как узнал я позже) вслух. Кстати, Ваbа, сиречь «дед», но никак не «баба» (замечание для слишком уж маловысокодогадливого читателя; no comments. - комм. комментатора)!
И без расшифровки псевдонимов Ромка добился многого: стал в эпицентре внимания. Но не на доске многое сие пребывало. Реализм, пусть даже базарного толка, напирал со страшною силой, запоздало компенсируя комплексы докторского детства, отрочества, юности - тут Ромка невзначай сковырнул попутно докторский клапан. Какие струи, Гименей, под домкратами страстей! Ситуация (да я вовсе и не шахматы имею в виду) менялась на голове и на глазах.
- Мастер! Маэстро!! Мистер!!! Опять за старое взялся? Кто не работает, тот не зарабатывает, а ворует у государства! Куда смотрят люди и джентльмены?! - неожиданная (и нежданная) подмога: Социалист - рыцарь нахального образа (в просторечьи - Соs) и Ромкин компаньон по непонятным делам (в том числе и шахматный партнер по переписке, сиречь, прописке, этот из особстатьи - вот оно время и к слову), ворвался в шахматный отдел, влекомый сангвинически-ноздревским темпераментом, и зараз понял что-почем! Он стал вслух критиковать Ромкины ходы, что, вообще-то, являлось нарушением этикета ФИДЕ, да и отдела тож, хотя без нарушения условностей - нет Cos’a! Ромке того только и надо, чтобы имя его носилось в воздухе, пусть даже в хрипатом социалистическом исполнении, раз нет другого... А тот уже и на самоё личность Ромкиную замахивается, на такие недостатки, что вполне могут не столько продолжением, но еще более окончанием достоинств оного восприниматься! Чего же боле? А того, что Doctor не выпускал франко-бульдожьей хватки в полном соответствии с базарными императивами и установками детства. Подобно тому, как существует не один, но два курса валют - покупной и продажный, так и Doctor всегда заботился о наличии зазора между своей позицией, своим курсом и чужим, а еще более был заинтересован в получении разницы в позициях и оборачивал эту разницу в свою пользу, пользуясь присвоением большего объема прав и их реализацией. Отсюда же его чистоганный цинизм в освоении окружмира. Лет, так, скажем, двадцать назад Ромка с дворовыми друганами восхищался человеком-амфибией, этим Тарзаном с жабрами; но Doctor, равно, как и его братец, проходящий по касательной в деле под кличкой Тоtukh, на ихние восторги забивали сполна - «мы заплатили, а они изображают». Ромка был потрясен прыжком-полетом Ихтиандра с крыши на крышу, a Doctor&Totukh уверяли, что там китайский акробат из цирка прыгал за валюту (или - за валютой), а под водою - бывший чемпион мира (едва ли не самый Вейстмюллер какой-то) плавал и тоже небесплатно... их не переубедишь: свои doctor’ско-totukh’овские герои у них - люди, вышедшие в люди, вшедшие во власть, cyетно не суетящиеся, но всюду успева-и-преуспевающие, многим обладающие, но - численно! - не преобладающие, дабы было кому дань зависти и все такое прочее нести-подносить; а они - принимали бы - не хотя, и не нехотя, токмо снисходя... И со старшими общались как обращались: умеючи, без шума и пыли, с неизбывным достоинством относясь, не столько к ним, даже не к самим себе, но к собственной позиции, от которой, себя, впрочем, вполне по-дикарски, не отделяли... Фронду полагали едва ли не наихудшим пороком (пусть и именовали ее другим словом, всуе не скажу каким); посему хотя бы некоторых из взрослых оппонентов малозаметно презирали, не в качестве старших, конечно, но... не буду углубляться, как бы под встречный бумеранг не угодить. Уже тогда они понимали с лишком такого, до чего не то что Ромка, а и я посейчас под собственную диктовку с трудом догоняюсь, но моего им-то вовсе понять не дадено. А зачем некомпенсированно лишаться мира прекрасного в своей немногомерности? И все бы хорошо, разве... времени вдосталь перебрал Doctor’ишка даже в нынешней игре, не говоря о. Шанс. Блиц и есть блиц. И Ромка, не считаясь с материальными потерями (всего - ничего: два качества, две пешки и еще чего-то - два или две, утром разберемся) и моральными приобретениями (иное дело честь: тут - свои законы и вопрос открыт для любых предложений), cначала шахнул ферзем с h5, потом тут же шарахнул длиннейшим переводом-перелетом ферзя на а5, памятуя, что именно километраж данного маршрута вкупе с изломанностью рейда шокирует даже самых стойких обладателей рейтинга, и в этом только заключается его (ферзя? рейтинга? какого ферзя-рейтинга?! рейда-перевода!) смысл, и, наконец, толкнул пешку-камикадзе вперед, ненароком задев собственного короля; тот пошатнулся.
- Стоять!!! - рявкнул на него Ромка. - Пристрелю!..
- Молчать! или я прикажу очистить залу... - Поделец и подлец Cos сделал вид, что трясет колокольчиком, утихомиривая публику.
- «Малая земля...» - засвистал Ромка песню без слов на мейханический мотив, но слова резонировали в подложке подсознания, и Cos никак не мог не включиться под минусовую фанеру в отпевание  Doctor’ишки отсипшим голосом: - ...отпетая земля, как мы не могли, не смели проиграть...
Doc’торишка поморщился. Мало его Ромка допекал традиционным лозунгом ленинградских публичных сортиров, не давая ни слива, ни спуску: «Доктор, требуйте индивидуальную салфетку!» Тот, надобно заметить, чистоплотен был, как почти всякий одноименный коллега, и, под видом дружеского расположения, не преминовывал потные руки свои о своих коллег просушить; а теперь еще и этот социал-демократ паршивый, при том: что Ромка, что - и тем более! - Соsinus, были ему чужды и чужды диаметрально. Отсюда - и допрежвременные морщины.
- Что это вы, друзья, в научном отделе мейхану открыли? - поинтересовался Рашель, случившийся подле.
- Искусство принадлежит его народу! - Ромка кивнул в сторону партнера. И: - Иду в ферзи!.. - объявил он официальным тоном, и только вознамерился победно оглядеться кругом, как евонная Каисса изготовилась выйти из-за стола. Ромка растревожился вдвое:
- Ферзь - это Королева... белая.
Что-то в его тоне заставило Красавицу-Королеву, бросив взгляд в пространство, излучающее тревогу, вернуться на место.
- Я играю на выигрыш! - надменно изрек он.
Это был один из его обычных околошахматных шаблонов, вроде: «ловлю ферзя!», «гардэ!» (шахов, впрочем, на моей памяти не объявлял и не только в блице), «атака Кереса!» (на что ближайший болельщик или даже партнер немедленно поправляли его: «хереса!»), «програмный ход», «двойное фианкетто», «слон играет как большая пешка», «эта позиция стояла у меня на столе еще вчера», «шахматы ХХI века» и т.д. Тоже до нарушения недалеко: идолы театра берут свое!
- Оборзел Мастер! - прокомментировал Cos.
«Усыпляет» - догадался я.
Доктор заерзал...
Тем не менее. Не комплексуя, Ромка погонял пешку к ее славно-бесславному концу. Как получится. Победителей не судите, да не судимы будете. Со стороны виднее. Спокойствие Игрока передалось и Doctor’у, но в реверсированном виде. Не паника, конечно, а почти что хуже... (Давний Сабачий урок пошел ему впрок: когда Сабо, находясь в безнадежном положении, демонстративно принялся тыльною стороной ладони производить ритмические движения. - «Зачем ты это так делаешь?» - благодушно осведомился Doctor и даже попытался воспроизвести «это». «А-а-а, ты про «это», - догадался Сабик. - А чего ты на меня дышишь?» Doctor покраснел, засопел, запыхтел, подставил пару фигур и вышел вон. Долго после «этого» не садился за доску и не только с обидчиком. Конечно, нервы... Doctor нервами с детства отличался и по сю пору их вынес. На прошлогоднем чемпионате мира ни одного футбола не пропускал между ушей. А тут двое его малолетних отпрысков восхотели «Покойной ночи малышей» поглазеть на сон грядущий, сами не решились, мать депутаткой заслали. ДоктороМоровским овцебыком Doctor исподлобья вперся: «Буду нервничаться!» Семья перепугалась: «Нет! нет! не нервничайся! не надо!» Впрочем, они свои. А с Сабакевичем-то и, того - не на то нарвешься, не только на «это»!.. Об этом позже, но в прошедшем времени).  
- Иду на Вы! - cоcредоточенно произнес Ромка.
«Сдавался бы...» - тоскливо подумал Doctor.
«Как же-с!..» - ухмыльнулся Ромка.
- Браво, Мастер! - эхом отозвался Cos.
- Я свое дело туго знаю!
- Что?
- Гардэ!
- Что?
- Это самое!
Кордэ. Самоё Шарлотта. Совсем как Она: кого хочет, того и убивает! и кого не хочет - тоже! Во всем - Наполеон! Этакая Шарлотта Кордэ!
- Гардэ! - отвлекал Ромка докторское внимание от коварных замыслов. - Гардэ!! Гардэ!!! - Заело его всерьез.
«Маразмироваться будет...» - догадался Доктор. Но был далек от замыслов коварных.
Меж тем, пешка была безудержна. Докторский король, очнувшись и спотыкаясь, рванул было за нею, но...
- Москва - Воронеж! - прокричал Социалист. И - поправился:
- Скорый поезд «Москва - Воронеж» прибывает на главный путь столичной платформы Курского вокзала города-героя Москвы. Граждане пассажиры, берегите чемоданы!  
Гоп! Пешка допрыгнула-таки до искомой клетки. Stop!
- Оп-па муха! Р-раз таракан!! - Это Социалист гонит волну, создавая необходимый фон, без которого пешечно-ромкино соло грозило превратиться в лебединую песню.
Доктор буквально выбил пешку из Ромкиного кулака ладьей, моментально переведя часы другой рукой.
- Это - конь, - кротчайшим из всех имевшихся в его арсенале голосов отметил Ромка, указуя на пешку, утопшую в потном докторском кулаке. - Так и впился в него когтями! - изверг!
Доктор в прострации (было с чего!) сжимал пешку, сказывавшуюся вырасти до ферзя, но... обещание к делу не пришьешь!
- Взялся за грудь - говори что-нибудь! - подсказал Доктору нержавеющий Цент.
Ромка подчеркнуто замедленно (насколько позволял блиц) снял ладью.
- За коня, - пояснил он, обращаясь преимущественно к Мухе, и, опять же не торопясь, спешно перевел часы.
Доктор посмотрел на ладью, потом на пешку, начал что-то искать глазами (тут Cos слегка подоржал, наводя докторскую мысль на эфемерного коня). Не нашел.
- Они коня не могут найти, - прокомментировал Ромка, - ускакал куда-то, а вместо него  какая-то лягушка попадается.
- Говеному коню в зубы не смотрят! - это уже Cos со своим невпопадным влезом подсюсюкнул.  
Доктор стал беззвучно шевелить губами, выясняя соотношение материала на доске ли, по сю ли от нее сторону...
- Вышли из игры, вышли из игры! - пренеприятным на этот раз голосом прокричал Ромка, тыча пальцем в понурую толпу фигур, обретавшихся в офсайде. Игра закончилась допрежь падения докторского флажка.
- Ну ты, гниль! - уважительно сказал Ромке Цент.
- Я-то тут при чем? - удивился Ромка. - Это все они... - не договорил он, кивнув в сторону Доктора.
Множественность местоимения, вкупе с его незаслуженностью, окончательно добило того, кто только что был Ромкиным партнером. Записные лицемеры: Рашель, Фарабас и кто-то еще, кажись, Шериф не без утех утешали безутешного Доктора:
- Ты же знаешь его мудацкие фокусы... Что с него взять... Сам видишь...
- Так их! - завопил Соs, до которого, наконец, дошла суть происшедшего. И, в некотором противоречии с собственным восклицанием, добавил: - До инфаркта доведет людей своими штуками!
- Рейтинг, как говориться, берет свое! Эй, эй, куда? анализировать будем! - Это он вослед уходящему Доктору; тот не ответил: нечем! - Ответов не слышу, вопросов не имею! Улучшайте дороги! Меrci за прием! - закончил Ромка свой бенефис и подошел почему-то ко мне, хотя ему, как, впрочем, и мне, отчасти, куда как больше хотелось оказаться там, где магнитная аномалия была попритягательнее. Пойми этих... шахматеров! Только Брахман сколько-то оставался в задумчивости: не того ли ему не хватало в жизни? Или эвристический смысл происшедшего хотел извлечь для себя, путая личную шерсть с государственной...  и отмахнулся - от мыслей, не от жизни... он - отмахнулся, я - запомнил: мне все это писать и переписывать заново... хроники-моники! Ромка, как почуял, рванул ко мне, простолбливая событийную территорию.
- Как я его? - едва ли не стребуя моего отчета, обратился он. Ничего себе! И меня вовлек в орбиту своих интересов!
- А-а! Так, так, так, так и так... - с непонятной готовностью проимитировал я пальцами передвижение фигур.
- Нет, не их - его!? - не унимался взбудораженный он.
- Психология... - пожал я плечами.
- Двойное дно! - влез Соs без дополнительного объявления.    
- Ну и будет... на сегодня, - скомкал Ромка свой триумф, сделав мне многозначительное лицо, дескать, не сейчас, спихнул с пути Социалиста и рванул к той, которая, надо сказать, не больно ревностно его дожидалась. Так и есть - не дождалась - сам пришел без дожидательств. Ей только и оставалось, что вяло отмахиваться...
Я, что? их только так, угловым пасу. Мне что, больше всех надо? сами впутывайтесь. Давайте договоримся, твердо сказал я себе: что можете сами - сами! А я тем временем...
- Факир, ты занят сейчас?
- А я тем временем...
- Что?
- ...Напишу одну вещь.
- А  чего ты вчера не пришел? все наши были! даже...
Даже Муха заметил мое неприсутствие. Так я и выдал:
- Вчера? На хуторе близ Диканьки!
Нет, подканал и укусил: чувствовал я, что его чай дорого обойдется нашим ребятам. Так-то он на тему выходит? Отбортовал я его вполне, впрочем... литературно, пусть demonstration’ства a’la Romа не добрано, идея подпирает, и понедельник чувством коллективной вины догоняет; заливаю-заглаживаю:
- Так... Муха, там чай остался?
- Остался. Сейчас. Момент. - И нежданно-негаданно превысил регулярный мушиный сервис: - Тебе с конфетой?    
«Не токмо тема, но и план!?»
- Да-а-вай!.. - согласился я. - Может, и руководительство?
Он, само собою, ничего не понял, но «руководство» срезонировало: оживился - с лестницы скатился! «Фрейд! или Станисловский (Алескеев). Система!»
Но что мне до него? Займусь лучше генерацией идей... если... мало... сочинительской... - едва выталкивала голова. - Зря ли мне автопилот небольшим шлемом, да в глаза тыркал: не в бровь, а в пах! - как водится... говорится...
- Идеи, идеи, идеи, - завелся я почти вслухоборота. - Идеи! Тридцать пять тысяч одних идей!..
А ведь это идея! И раньше случались в жизни такие минуты и  вывозили идеи, к которым прибегал я, будучи припертым к стене (хотя и не поставлен к стенке), но тогда, в условиях временного пресса и стресса, они выклевывались в один миг, благодаря автопилоту, осознаваясь задним числом и явочным порядком; монологизировать «чи to be, чи not to be» не приходилось, «коридор и есть коридор», что обессвеченный туннель - безвариантно и однозначно! Так я поступал в учебные заведения, сдавал экзамены, шел на «Вы», объяснялся в любовях, набирал голы-очки-секунды, выигрывал в лотоспорты, моби- и демоби- (в армию и из) -лизовывался, шел в разные ва-банки, вычерчивал планы и графики новых жизней, cтартовал в бегах, бросал навсегда курить, одолевал кризисы и лихоманки, устремлялся кадрить и быть кадримым (вплоть до того, что об этом в другой раз), принимался за дневники, тексты, хроники, пьесы, циклы, наброски, черновики, конспекты, рефераты и даже... диссертации, но все не имело ни начала, ни тем более конца, клочки и фрагменты, отрывки и пробы пера, что называется. И - ныне: роман! Но это незачем афишировать, дескать---
---Дескать, это было допрежь; а что теперь?
А вот, что: «Важнейшей особенностью третьего этапа современного кризиса является то, - в одноголосицу вторят Генеральному лидеру Всепартейные Документы, - что он раскручивается в мирных условиях». Вот и надо мною не припекало и подо мною не каплело, жил в тихомирных условиях, но накапливались всякие там «шумы и грязи», мутации и поллюции, переросшие своим количеством в качество, которое, перескакивая чрез промежуточные этапы, назову препустейшим словесным сочетанием «недовольство собою»; не надо только его (сочетание это) принимать всерьез только из-за никчемности, но больше шаблончатости, педопошлости (более, чем «-гогической»), антинаплевизма и, само собою, воспитательной гадкости. Сказано в партайдокладе  - (это документ, между прочим) «кризис»! Сказано - сделано! И впрямь, все как-то блекло: мутное безоблачное небо, линия горизонта наискосок, жидкое море, пыльный ветер, липкие руки, нутряная изжога, бренчащая мелочевка в диравых атласных карманах, маргариновый запах масла... Обносившаяся пустота - ничтожная, плоская, тупая. Чего же боле? За болью - боль... Клин клином вышибают, а боль - болью, как бы эту методу к идее пришпандорить: стало быть, идею идеей? нет, не буду вышибать: пущай они цугом идут, с двойным дном: нехай Боливар везет двоих, от кризиса избавит и ставки взметнет. Кризис, он внутренний, а ставки внешние. Оформлять протоколом не будем: туманное образование, игра брожения жизненных сил, воображения, что у нас там еще в нутре и по сегодня много колобродит всяческих? А насчет внешнего - так надо на социальную реальность выходить,  текущий момент потрогать, через ощущение в общественном воздухе перемен и токов высокой частоты, что мы и узнаем из ихних же документов партейных. Ставим на идеологию. Надо торопиться: проходят съезды и пятилетки, мелькают даты, мельтешат пленумы, протекают и сменяются генсеки (вправду сказать, давно уж не менялись - тут я выдал слегка желаемое за действительное, а действительное за разумное, но протекают исправно), того и гляди косяком пойдут, с ними сходят под стену кремлевскую свалки истории и концепции зрелого и/или развитого... («не надо 3-х слов»). Наука! Наука - что? стояла и стоять будет, науке это все равно: в ней нет широкой столбовой дороги, так что огородами, да задворками пробирайтесь... через буфет!.. это идеологии не все равно! Словом, остепеняться надо. Прямо сейчас! За докторскую! Чем не идея (официозная версия)?! Доктор, он и в Африке профессор! Скiльки ж можнi бумаги разтренькивать нипочем зря? романы (тоже нужно, но не так уж срочно, не Достоевский к сроку Краевскому выдавать «Игрока» за двадцать шесть дней, Гончаров тот на «Обломова» десять лет убил, а, может, только корпел, накропал же чуть ли не с достоевскими скоростями), конспiкты, уднывныкi, статeи, цыкли, пысьми, да пасквылы? Злiплю заiдино, щоб добре нi зовсiм западало! Слиплю воидыно, щоб добро ни зовсим западало! вот тоби и хвылычина! вот оно! сопрягать надо, сопрягать! «Тихими стопами-с, тихими стопами-с»... Дабы не прознал-унюхал из кто посторонних, хватит с нас шукшинских чудаков с Avenue M и вампиловских наконечниковых, которых затравливали обыватели. Инкогнитом пройтись... Или внезаметно по касательной фигурантом...  
Вот, только триады идей («психологической», «научной» и - той, самой секретной - «кризисной»)  - не многовато будет ли? Да еще роман!.. Но все на роман и сработает (и самый роман, вернее, процессуальная часть  депрессивную мою тенденцию сломит, как это у Зощенко было, но - два с небольшим «но»; «но - нумер 1»: Зощенко, избавившись от депрессии, стал почти бездарен, сравнить только его вещи 20-30 годов с двумя последующими десятилетиями и можно переходить к следующим номерам программы;  «нумер 2» - депрессия же его догнала и свела, куда надо было властям; и половина «но от третьего нумера» - я, конечно, не, но «но»---),  только никому об этом раньше, а тем более позже, да и своевременно не стоит... О диссертации - прознают, не скроешь, не перекроешь, не перекроишь и не переперекроишь, даже «туда» неконтролируемый взгляд словят и разъяснят, но роман... Никак, придется промеж них, идей, коэффициенты вводить: веса, да субординации. Только не для романа... Что от ума (обратно завернул!?) горе, мне, горе, от идолов круга... референтного, что от этих флюидов, влечений, нейронов и гормонов! словом, непонятка! и непонятка, по самому большому счету. А какой у меня счет-то? ежли по-гамбургски? Ответов не слышу, вопросов не имею. Прочь-долой вопросы, требующие конкретных неслыханных ответов! Только методологию, непосредственные ощущения, рефлексию повышенных рангов. Шарм, шармированность... Всего этого не заметишь, пока, одним словом, не раньше. Раньше (позавчера) спросил бы в чем дело, а то и комплимент навесил, впервые? пусть, но как ни в чем не. Сейчас не получится, не те времена (после вчерашнего, выражаясь трюизмами)... Разговорчики... э-э-э... думки... Прочь, негражданские мысли! Молчи, безнадежное сердце!.. Какая говеная каша в голове ворится! Интересно, и у других так? а ты - продегустируйся, да принюхайся... Нет, лучше не знать, и почтальон с ума слетит, разыскивая нас, но чтоб и другие носами не засовывались в мой разблюдаж, условно обозначенный мною в высокой парности «идейною триадой», не застолбленный ничьей закавыченной... «Идеологию» скрыть до поры только можно, и то за чем другим... Так и замесить идеи, спластовать их. Пусть бродят и самооформляются; все переживания и пережитки на нее и сработают, дополнительный дадут толчок-стимул!.. Позвольте, как  все складывается, однако, да складно, да непонятно: антиповод - повод - стимул - толчок - идеи, идеи, идеи: триада идей! Не одна, так другая! Непонятка? и хорошо, что непонятка! Подсознание подключим! Через «оно» протянем! Еще бы и побег закатить! Такие кампании без ложесна разверзаются! Оторви, да брось! аж зарделся зачем-то от неизвестно чего! главное, господа, дело делать! А там - рука - к перу, как говориться, перо - к бумаге... Стило мое! Еще бы и литературные притязания совместить! Как получится! Если могу одновременно несколько книг читать, что бы мне приостановиться с противоположными реализами? Автопилота подключу. Одно пишем, другое - в уме! Потом меняемся! Вперед!!! И я, слегка подзабыв о времени, пространстве (где нахожусь и когда) и пресловутой робинзоновой пироге, принялся за свое...