Солнце, выглянув на минуту из-за низких тяжелых туч, лениво проплывающих за окном, било по глазам с прицельностью снайпера. Похоже на то, что прошедшую ночь я провел сидя в кресле. Даже большую половину утра умудрился прихватить, так как, судя по всему, сейчас уже довольно поздно - десять или даже больше.
В голове туман. Отчаянно ноет спина. И вновь это противное ощущение неловкости, сродни тому, которое я уже испытал один раз, побывав в шкуре Федьки Скворцова… Хотя нет! Гораздо сильнее. Что-то подобное я, по-моему, переживал еще в глубоком детстве в момент совершения чего-то очень стыдного. Например, когда незаметно от продавца упер с полки супермаркета кулек с леденцами. Или когда, спускаясь по школьной лестнице, попытался заглянуть под слишком короткую юбку своей одноклассницы, поднимающейся по соседнему пролету.
От резкого прилива крови неприятно зудело лицо. Как же стыдно, черт! Это, наверно, из-за тех унижений, которые мне довелось пережить. Ну, еще бы! По сравнению с ними даже унижения Федьки Скворцова выглядели теперь несколько бледновато. Впрочем, для Наденьки они, скорей всего, не были такими уж ужасными, потому что вчера, помнится, ничего похожего на то, что происходит со мной сейчас, я не испытывал. По крайней мере, ничего такого, что наверняка бы испытал в схожей ситуации, если бы сознавал себя мужчиной. Но в том-то и дело, что вчера я был женщиной, да, именно женщиной (брр, как вспомню, так вздрогну!), я думал и чувствовал как женщина, и только это, скорей всего, и спасло меня от стресса.
Но сегодня, когда все встало на свои места, события вчерашнего дня виделись мне чем-то до отвратительного жутким и противоестественным. Особенно, конечно, тот момент на квартире Малянова, когда меня чуть было не подвергли насилию… Господи! Да что это я, в самом деле! Ведь это же не со мной было!.. Или все-таки со мной?..
Наверное, самым неприятным во всей этой истории было то, что я никак не мог припомнить, когда именно покинул чужую оболочку, чтобы вновь переместиться в свою собственную… А может, и не было никакого перемещения? Может, все, что произошло со мной накануне, было только сном, страшным нелепым сном?.. Эх, если бы! Но, к сожалению, это не сон.
С трудом оторвав голову от спинки кресла, уныло плетусь в ванную, скользнув безразличным взглядом по большим настенным часам возле двери. Ну, так и есть: пятнадцать минут одиннадцатого.
После контрастного душа и яростного растирания мочалкой начинаю понемногу приходить в себя. В мозгах, еще минуту назад представлявшихся мне неким бесформенным студнем, наступает что-то вроде просветления. Мне даже кажется, что я сумел-таки установить границу между той и этой реальностью. Да, по-моему, это произошло сразу после того, как Наденька во второй раз покинула дом Малянова. Или немного позже. Обрывки угасающего сознания (видимо, как раз в эти секунды и происходил процесс моего перевоплощения) сохранили в памяти темный арочный туннель, ведущий к выходу со двора, чувство безотчетного страха от того, что вот сейчас, откуда-то из-за угла на меня выскочит маньяк с горящими глазами и капающей с губ слюной, и бледные Наденькины руки, намертво вцепившиеся в злополучную сумочку, словно это и не сумочка вовсе, а некое бесценное сокровище… После этого - все. Провал в памяти. Или, точнее, в беспамятство - в сон, больше похожий на забытье.
Да, так скорей всего и было. И не стоит на этом так уж сильно зацикливаться.
Из ванной я вышел значительно посвежевшим и приободрившимся. Даже сделал несколько гимнастических движений, чтобы поднять настроение и окончательно изгнать из памяти весь накопившийся за ночь негатив. Удалось это только отчасти. Во-первых, мешал голодный Тобик, выписывающий восьмерки у меня под ногами («Ну, потерпи хоть немного! Сейчас получишь свою колбасу!»). Во-вторых, едва ли не сильней всех пережитых вместе с Наденькой унижений, где-то глубоко внутри меня точила обида. Да, как ни крути, а все ж-таки приходилось признать, что я опять, в который раз оказался в дураках. Получается, все это время моя подруга попросту водила меня за нос и, хоть и связывала со мной мечты о своем вторичном замужестве, вела, так сказать, двойную игру, чередуя наши нечастые свидания с вечеринками у какого-то Эдика, где, судя по всему, отрывалась по полной… А впрочем, это даже к лучшему. Теперь, когда я знаю о Наденьке все, мне будет гораздо легче избавиться от угрызений совести по поводу нашего разрыва. Одним словом, вопрос этот можно считать закрытым. Отныне и навсегда.
Привычным движением зарядив в проигрыватель диск с зарубежными рок-балладами и сделав музыку погромче, я отправляюсь на кухню, где, в нетерпении перебирая лапами и бросая умильные взгляды на холодильник, меня уже поджидает Тобик. По счастью, любительская еще не закончилась. Пока, пыхтя и причмокивая от удовольствия, теть-Верин любимец жадно расправляется со своей порцией угощения, занимаюсь приготовлением завтрака, а именно выскребаю из чашек и кастрюлек все, что накопилось там за последние дни, в одну большую тарелку и подогреваю все это в микроволновке.
Настроение постепенно налаживается. Я вспоминаю, что сегодня первый день моего отпуска (Ура! Наконец-то свобода!), с которым, помнится, у меня были связаны поистине наполеоновские планы. Что ж, сейчас, по-моему, самое время, чтобы начать претворять эти планы в жизнь. Да-да, и немедленно!
Покончив с завтраком, бодрым шагом возвращаюсь в зал. Взгляд мой тут же устремляется к Таниной фотографии, выставленной в книжном шкафу на самом видном месте. Сняв с полки, изучаю ее самым тщательнейшим образом. Смотрю, так сказать, глазами творца, стараясь в этой небольшой по размерам карточке разглядеть прообраз своей будущей картины. Портрет, надо отдать должное фотографу, выполнен довольно-таки неплохо. Очень удачный ракурс, умело расположен свет, и, что самое главное, Таня на этом снимке похожа на себя настоящую. Только какая-то уж больно грустная она здесь получилась! Я ее с этим выражением лица почти ни разу не видел. Хотя, с другой стороны, так, наверно, даже интересней. Будет над чем поработать…
Но, как ни велико было мое желание тут же приняться за дело, пришлось еще на какое-то время запастись терпением из-за внезапно возникших трудностей. Первая из них - это, конечно же, отсутствие рабочего места. Вся сложность в том, что дома я никогда до этого творчеством не занимался, поэтому никакого подходящего стола, не говоря уже о мольберте, за которым можно было бы удобно расположиться, у меня не было. Вторая трудность: так называемые вспомогательные средства, которые тоже все остались на работе... Вот же идиот! Я ведь даже последние покупки, сделанные в магазине «Художник», туда оттащил. Единственное, что мне удалось найти после довольно продолжительных поисков, - два больших альбома, пожелтевший рулон ватмана, набор акварельных красок в полузасушенном состоянии и полупустую коробку простых карандашей. Все это я чудом обнаружил в коридоре на шкафу, куда засунул их, наверно, еще во время своего переезда в теть-Верину квартиру, да так с тех пор ни разу и не вспомнил. Ну, не беда! Все ж таки это лучше, чем ничего.
Наконец, со всеми необходимыми приготовлениями покончено. Установив Танин портрет на подоконнике, поближе к свету, я усаживаюсь напротив с остро отточенным карандашом и альбомом в руках, в качестве подставки воспользовавшись большой поваренной книгой, найденной в одном из кухонных шкафчиков, которая, хоть и отличается неимоверной тяжестью, все же, по-моему, как нельзя больше подходит для этой роли.
Никакого четкого плана у меня пока нет, поэтому начинаю с обычных набросков. Во-первых, для того, чтобы, как говорят художники, лучше набить руку. Ну, а во-вторых, потому что по опыту знаю, что самые удачные идеи приходят обычно непосредственно в процессе работы…
Сначала все идет как по маслу, словно до этого я всю жизнь рисовал одни лишь портреты. Карандаш, послушно следуя движениям пальцев, порхает по бумаге, как птица. Я предельно сосредоточен. Взгляд фиксирует все: и строгую складку возле губ, и мягкие полукружия бровей, слегка сведенных к переносице, и чуть заметную грустинку, затаившуюся на дне больших, широко распахнутых глаз…
Через каких-нибудь полчаса мой первый набросок уже завершен. Я долго верчу его так и эдак, то поднося к самому носу, то отодвигая на расстояние вытянутой руки. В целом я доволен работой. Несмотря на то, что Таня на этом портрете как две капли воды похожа на свою фотографию, она совершенно не выглядит печальной. Или, может, это только обман зрения?
Чтобы рассеять свои сомнения, я вновь хватаюсь за карандаш. На втором портрете изо всех сил стараюсь изобразить мою подругу улыбающейся. Это, оказывается, не так-то просто, но задача меня увлекает. От усердия я высовываю язык и даже пробую подпевать льющейся из проигрывателя мелодии, по обыкновению немилосердно перевирая мотив.
Примерно через двадцать минут мой второй эскиз также закончен. Я окидываю его придирчивым взглядом. Да, получилось, конечно, несколько хуже, но, по-моему, вполне сносно.
В следующих своих рисунках я уже вовсю даю волю воображению: пробую изобразить Таню по пояс, сидящей на стуле, сначала с опущенными на колени руками, потом облокотившейся на стол, с подпирающей щеку ладонью… Работа увлекает меня все больше и больше…
И вот тут что-то такое происходит… что-то, заставившее меня по-новому взглянуть на свои работы. Ощущение такое, словно ты только что бежал по улице, радостно подпрыгивая, и вдруг, вспомнив про какое-то очень важное дело, остановился на месте как вкопанный, не в силах продолжать прерванный путь… Теперь мои портреты нравятся мне все меньше и меньше. Я никак не могу понять, отчего. Сперва мне кажется, что я слишком увлекся вырисовкой деталей и забыл при этом о главном. В связи с этим мне даже вспомнилось высказывание Энгра, которому когда-то пытался подражать, призывавшего при изучении натуры прежде всего обращать внимание на целое, а детали называл важничающей мелюзгой, которую следует урезонить. Но дело в том, что целое мне как раз-то и не удалось уловить. Я просто видел перед собой объект и пытался как можно точнее воспроизвести его на бумаге. Получалось вроде бы неплохо, однако Танино лицо теперь все больше напоминало слепок или карнавальную маску, пусть и не лишенную миловидности, но совершенно безжизненную и от этого так мало похожую на живого человека.
Отбросив в сторону карандаш, я в раздражении несколько раз прошелся по комнате. На часах без пяти минут два. Значит, если я сел за работу где-то около одиннадцати, то рисую уже примерно три часа. И при этом не продвинулся ни на йоту. В чем же моя ошибка?
Неожиданно на память мне пришел еще один разговор, состоявшийся у меня с одним из моих институтских преподавателей. Кажется, его фамилия была Курочкин, и случилось это в тот самый период, когда я находился в состоянии поиска и, хватаясь то за одно, то за другое, на короткое время остановил свой выбор на портретной живописи. Помнится, тогда в качестве первого опыта я попытался изобразить одного парня из смежной группы (не помню, как его звали), толстого, рябого, со смешным ежиком на голове и вечно сонным выражением в глазах. Я случайно столкнулся с ним в читальном зале, где он частенько посиживал над подшивками старых газет. Внешний вид этого студента показался мне настолько колоритным, что я тут же, пристроившись за соседним столом, украдкой сделал несколько удачных, как мне тогда казалось, набросков, которые потом и представил на суд преподавателя. Однако Курочкин не разделил моего энтузиазма. Несколько минут он изучал их со скептической ухмылкой, после чего задал мне неожиданный вопрос:
- Скажи, а ты хорошо знаешь этого парня?
И когда я признался, что вижу его в первый раз, Курочкин неожиданно оживился:
- Вот то-то и оно, Лютиков! Прежде чем браться за рисование с натуры, надо хорошо изучить объект, который ты собираешься изобразить. Тебе надо знать о нем как можно больше, начиная с того, что он предпочитает на завтрак, и заканчивая тем, какие книжки ему больше нравятся. Одним словом, ты должен постараться заглянуть ему в душу. Да-да, только в этом случае ты сможешь добиться чего-нибудь путного. Понимаешь, портрет - это не только внешнее сходство. Вернее, сходство - это, конечно, тоже очень важно. Но гораздо важней то, что стоит за этим. Чем быстрей ты это поймешь, тем верней сможешь стать хорошим портретистом. А пока твои работы, уж извини, больше похожи на карикатуры, чем на изображения живых людей. Если брать конкретно этого парня, мне кажется, когда ты его рисовал, тебя больше интересовала форма его ушей и эта нелепая прическа, нежели то, что сидит у него внутри. Задумайся ты об этом хоть на минуту, и у тебя, возможно, получилось бы гораздо более интересное произведение. А так твой портрет, учитывая даже, что технически он выполнен довольно неплохо, в лучшем случае тянет только на три балла…
Помню, что после этого разговора с Курочкиным, я впервые серьезно задумался о том, насколько мои желания соответствуют моим возможностям, и, смекнув, что выше головы все равно не прыгнешь, решил искать применения своим силам в какой-нибудь другой, более понятной для меня области искусства. Да, в то время я посчитал, что это наиболее правильное решение.
Но теперь, похоже, пришел срок платить по счетам. Теперь мне как никогда было важно выяснить, способен ли я на что-то большее, или мой удел вечно плестись в хвосте и довольствоваться малым, добровольно уступая дорогу своим более удачливым соперникам. Что ж, надо признать, что в наставлениях Курочкина был свой резон, и, может, если бы я тогда последовал его советам, то, наверно, сейчас мне не пришлось бы все начинать с нуля… Впрочем, лучше поздно, чем никогда.
Быстро подойдя к столу, я еще раз, одну за другой, внимательно пересмотрел свои работы. На этот раз они показались мне еще более ужасными. Даже та, самая первая, которую поначалу находил все же удачней остальных.
Да, вот где, оказывается, собака зарыта! Видимо, мне потому не даются Танины портреты, что я еще недостаточно хорошо ее знаю. И наша вчерашняя маленькая размолвка только лишнее тому подтверждение. Хотя, с другой стороны, может быть, это лишь мне она кажется маленькой, а для моей подруги это повод к серьезным размышлениям, которые впоследствии, возможно, могут привести к разрыву в наших отношениях. Черт! Как же я сразу об этом не подумал! Вот чем должны быть заняты мои мозги, а вовсе не тем, что поделывает моя бывшая подруга Наденька и как на самом деле она ко мне относится. Все это чушь и яйца выеденного не стоит! По-моему, у меня имеется гораздо более интересный объект для наблюдения.
Описав еще один круг по комнате, я с разгона плюхнулся в кресло. А может, и впрямь пришло время узнать Таню получше? Может, тем, что из этических соображений всячески оттягиваю этот момент, я делаю только хуже? И ей, и себе. Ей, потому что, пусть не совсем осознанно, но, возможно, Таня сейчас как никогда нуждается в моем наставничестве. А себе, потому что… потому что просто не в силах этого сделать, поскольку действую в основном наобум, без всякого плана. Одним словом, получается замкнутый круг, выход из которого, по-моему, только один: ВНОВЬ ПЕРЕСТУПИТЬ ЧЕРТУ.
Итак, главные слова произнесены. В ту же секунду я чувствую, как внутри моей головы начинается знакомое роение. Господи! Неужели мне снова придется пережить все это? Да, похоже на то…
Еще не успев толком сообразить, как мне следует к этому относиться, на всякий случай пытаюсь хоть немного приостановить этот процесс: «А может, все-таки не стоит? Может, достаточно обойтись одним только чтением мыслей?» И тут же сам себе возражаю: «Нет, не достаточно! Чтобы понять теперешнее Танино состояние, тебе необходимо на какое-то время полностью перевоплотиться, что называется, войти в ее плоть и кровь! Только тогда ты сможешь разобраться в ситуации! Иначе никак!» Впрочем, сам ли я это говорю? Или это то самое НЕЧТО, что сидит в моей голове, взяло на себя функции моего незримого наставника и руководителя?..
Я так и не успеваю додумать эту мысль до конца, потому что в следующую секунду меня, как и в прошлый раз, буквально вырывает из кресла, вновь закружив в водовороте летящих навстречу образов. Последнее, что я успеваю мысленно прокричать несущему меня вперед потоку: «Только, пожалуйста, пусть это будет недолго! Полчаса, не больше!..»
Не знаю, был ли услышан этот мой призыв. Да и было ли кому его услышать? У меня нет времени об этом размышлять. Подо мной с сумасшедшей скоростью уже проносятся дома и улицы моего родного города, такие непривычные в ярком солнечном свете (ведь сегодня впервые я совершаю свой полет при свете дня), а может, это уже Серебрянск, потому что Таня скорей всего находится сейчас там… Впрочем, толком разобрать что-нибудь все равно невозможно. Все окружающее вдруг вытягивается в одну длинную многоцветную линию, чтобы через долю секунды под каким-то немыслимым углом резко рухнуть вниз, в пустоту. По глазам бьет яркая вспышка света, которая исходит из огромного ослепительного кокона, надвигающегося на меня с невероятной скоростью… Вот он ближе... еще ближе… совсем рядом… вот он уже поглотил меня полностью, и…
… я вижу длинный коридор. Навстречу мне из аудиторий вываливают группы студентов. Гомон, смех, веселые окрики. Сумка с учебниками трет плечо. Ерунда! Главное, что все, наконец, закончилось. Как же долго тянулась эта лекция! Несколько раз так и подмывало поднять руку и выйти. Хорошо, что я этого не сделала. Говорят, этот препод один из самых строгих. Он бы мне этого не простил: взял бы на карандаш, чтоб потом отыграться на экзаменах. Но я выдержала. Досидела до самого конца. Теперь скорей отсюда, подальше от этого института, от назойливых подружек. Сегодня мне необходимо побыть одной, чтобы все хорошенько обдумать, все разложить по полочкам.
Слава Богу, что Вовки сегодня не было на занятиях. Как же меня достали эти его тоскливые взгляды, бесконечные намеки! Неужели он до сих пор не понимает, что между нами все? Неужели мне еще это нужно ему объяснять?..
- Эй, Четвергова, привет! Куда это ты летишь?
Чуть приостанавливаюсь, бросив быстрый взгляд через плечо. Ну, так и есть! Нелька! Черт! Ее мне только не хватало! Показываю руками, что очень тороплюсь, собираюсь продолжить путь, но она уже летит мне наперерез через коридор.
- Да не спеши ты так! Мне поговорить с тобой надо.
Видок у Нельки, как всегда, отпадный. Короткий топик ярко-салатного цвета, кожаная юбка аж по самое никуда, красные колготки и огромные черные ботинки со шнуровкой. Плюс целый килограмм косметики на лице. Однако, несмотря на это, физиономия у Нельки, как всегда, блеклая, какая-то смазанная. Даже ее попугайская прическа не помогает. Вообще, она, по-моему, из тех, на которых один раз посмотришь, а второй уже не захочется.
- Слышь, Четвергова, что там было на лекции? Перекличку устраивали?
Только тут вспоминаю, что в аудитории ее не было. Впрочем, ничего странного в этом нет. Нелька не частый гость на занятиях, хотя в институте бывает почти каждый день.
- Да, устраивали. Уже в самом конце.
- Вот же блин! Мне сказали, что этот старый перец жутко мстительный… - на какую-то секунду на скулах у Нельки вспыхивают два ярких пунцовых пятна. - Значит, проверял, говоришь. Ладно, переживем как-нибудь! А я, представь себе, опоздала. На целых пятнадцать минут. А входить после звонка, это… сама понимаешь. Ну, я, чтоб время зря не терять, сходила в бар, с ребятами потусовалась. То да сё…
Я делаю нетерпеливое движение, стараясь обойти Нельку, но та вдруг решительно преграждает мне дорогу:
- Да что ты дергаешься, Четвергова? На электричку боишься опоздать? Так до нее еще целый час. Ты не забыла, надеюсь, что нам с тобой по пути? - последние слова она произносит с каким-то особым нажимом, наклонившись к самому моему лицу.
И тут до меня, наконец, доходит. Ведь Нелька видела нас вчера в кафе. Похоже, она что-то хочет сказать по этому поводу, может, даже посоветовать. Конечно, с одной стороны, она мне, в общем-то, никто и выслушивать ее наставления у меня нет никакого резона. Но, с другой стороны, про Нельку много чего рассказывают. Говорят, что парней у нее было видимо-невидимо и что перепихнуться с любым из них - это для нее как за здрасьте. Поэтому уж кто, как не она знает их как облупленных и, вполне вероятно, подскажет, как мне следует вести себя с Сергеем. А мне это сейчас очень-очень надо.
- Ну, так как, подруга? Может, не стоит так спешить? - Нелька как будто читает мои мысли. - Пойдем, потолкуем о том, о сем. А потом вместе на электричку. Если ты, конечно, не против.
Я раздумываю всего пару секунд.
- Ладно, пойдем.
Мы быстро спускаемся на первый этаж, но, вместо того чтобы выйти из здания, сворачиваем в один из боковых коридоров (я иду за Нелькой, словно в трансе и только успеваю ловить на себе удивленные взгляды одногруппниц, никогда прежде не видевших меня в такой странной компании), заканчивающийся маленькой площадкой перед еще одной лестницей, которой мы пользуемся очень редко. Сюда выходят двери женского туалета, и в первую минуту мне кажется, что это и будет конечным пунктом нашего путешествия, но Нелька спускается еще на один пролет, и мы неожиданно оказываемся на другой площадке, поменьше, с одной-единственной заколоченной дверью и маленьким треугольным окошком с видом на институтский двор. Никогда прежде я здесь не бывала, полагая, что этот путь ведет прямиком в подвал. Так, собственно, и есть, но то, что перед подвальной лестницей имеется такое вот укромное местечко, догадывались, видимо, немногие: может, некоторые студенты старших курсов, приходившие сюда покурить (о чем свидетельствовали брошенные тут и там окурки), ну и, конечно же, Нелька, которая знала о нашем учебном заведении, наверно, больше нас всех, вместе взятых. Только не с парадной его стороны, а, так сказать, с черного хода.
- Курить будешь? - с видом заговорщика моя спутница достает из сумки пачку «Парламента» и, когда в ответ я отрицательно мотаю головой, смеривает меня недоверчивым взглядом. - Что, вообще не употребляешь?
- Да нет, иногда употребляю. По настроению.
- А сейчас ты, значит, не в настроении? - Нелька неторопливо затягивается. - Что, с парнем своим поругалась?
Я бросаю на нее быстрый взгляд.
- Да ты не смущайся, Четвергова! Дружка ты себе подцепила что надо! Одобряю!
Я чувствую, как кровь приливает к лицу. Меня вдруг начинает раздражать Нелькин покровительственный тон. Так и подмывает сказать в ответ какую-нибудь колкость, типа того, что ее одобрение мне, в общем-то, до задницы, но я вовремя сдерживаюсь.
- А я, было, сперва подумала, что ты с этим Вовкой валандаешься. Правильно сделала, что послала его подальше. Не пара он тебе.
- А почему ты так решила?
- А то ты сама не знаешь! Потому что сосунок. Жизни не видел.
- Что ты имеешь в виду?
Нелька смотрит на меня почти с издевкой.
- Ты в самом деле такая наивная или просто прикидываешься?
И тут я не выдерживаю:
- Слушай, а может, хватит говорить намеками? Ты зачем меня сюда позвала? Просто языком почесать?
- Да ладно, не обижайся! - Нельку, похоже, слегка озадачила моя внезапная вспышка. - Я ведь ничего такого не имела в виду. Просто, когда я в первый раз тебя увидела, подумала, что ты из этих… ну, из заучек. Хотя на вид этого, конечно, не скажешь. Ты девчонка симпатичная, и все такое…
- И что из этого следует?
- А то и следует, что ты своего не упустишь.
- Что-то я тебя не совсем понимаю, - я еще как-то стараюсь держать дистанцию, но Нельку так просто не проведешь.
- Да ладно тебе целку из себя корчить! Признавайся, ты с ним уже того… или только собираешься?
У меня даже в глазах потемнело от такой наглости. Черт, так откровенно со мной еще никто не разговаривал! По-моему, это уже явный перехлест. Может, послать ее подальше, повернуться и уйти? Но, в таком случае, я никогда не узнаю то, что собиралась узнать…
- Ну, что молчишь, подруга? - Нелька, похоже, даже не догадывается о том, насколько шокировала меня своим вопросом. - Давай колись, чего там!
И вдруг я понимаю, что если и дальше буду пытаться сохранять эту чертову дистанцию, то никакого откровенного разговора у меня с Нелькой не получится. Мне надо либо играть по ее правилам, либо… Но раз первый шаг я уже сделала, глупо останавливаться на полпути.
- Слушай, что-то мне покурить захотелось, - я нарочно напускаю на себя вид этакой все видавшей особы, даже, для пущей солидности, начинаю говорить немного с хрипотцой. - Может, угостишь?
По тому, как Нелька как-то уж слишком поспешно протягивает мне свой «Парламент», с какой готовностью подносит к моей сигарете огонек зажигалки, понимаю, что тактику я выбрала верную. Теперь главное не опростоволоситься. Дым отчаянно щиплет ноздри, но я изо всех сил стараюсь не подавать виду.
Минуту или две никто из нас не произносит ни слова. Первой, как всегда, не выдерживает Нелька.
- Так что, он тебе еще не предлагал?
- Пока не предлагал, - мне большого труда стоит сохранять спокойный тон, - но, по-моему, собирается.
- И тебя, судя по всему, это малость напрягает, верно?
Да, при всем при том, что многие в нашей группе считают Нельку круглой дурой, ей никак не откажешь в проницательности. Я многозначительно помалкиваю, сосредоточенно изучая пепел на кончике своей сигареты. Но моя собеседница и без слов все прекрасно понимает.
- Я тебе вот что скажу, подруга. Если ты всерьез начала встречаться с парнем, то должна быть готова к тому, что рано или поздно он захочет тебя трахнуть. Это уж как пить дать. И ничего ужасного в этом нет, поверь мне. Было б намного хуже, когда б он совсем не проявлял интереса к сексу. Вот это уже плохой признак, можешь мне поверить. Это означает, что он у тебя или импотент, или какой-нибудь извращенец.
- Ну почему же сразу извращенец? А если он просто… ну, не от мира сего?
- Не от мира сего? Что ты имеешь в виду?
- Видишь ли, он художник, человек творчества. А они, насколько я знаю, все немного не в себе. Разве не так?
- Что-то я тебя не совсем понимаю, подруга! - решительным щелчком Нелька сбивает пепел со своей сигареты. - По-твоему, если он художник, он не такой как все, да?.. А с чего это ты вдруг решила? Ну, был у меня в прошлом году один художник… Между прочим, по части постели настоящий монстр…
И она взахлеб начинает рассказывать, как она познакомилась с этим самым художником, как он притащил ее к себе домой под предлогом того, что хочет нарисовать ее портрет, а когда она пришла, вдруг заявил, что ему для какой-то его картины срочно требуется голая натура и что Нелька ну просто идеально подходит для этой роли, и она, понятное дело, сначала заартачилась, а он начал ее уговаривать и, в конце концов, уговорил, но как только она разделась...
Все это было, конечно, ужасно интересно, но я, тем не менее, слушала свою собеседницу вполуха, потому что думала в этот момент совсем о другом: о том, как лучше всего объяснить Нельке то, что сейчас чувствую по отношению к Сергею. Честно говоря, меня немного покоробило его вчерашнее поведение, то, какими глазами он смотрел на меня в кафе (похоже, именно это и называется «раздевающим взглядом») и как потом настойчиво уговаривал пойти к нему домой… Нет, конечно, нельзя сказать, что это очень сильно меня шокировало, просто, когда я раньше представляла себе наши свидания, то думала, это будет как-то по-другому, более возвышенно, что ли. Ведь в первую нашу встречу он мне показался таким тонким, одухотворенным, прекрасно разбирающимся не только в живописи, но и в поэзии…
- Эй, подруга! По-моему, ты меня совсем не слушаешь! - голос одногруппницы прервал поток моих мыслей. - Ну, и о чем ты сейчас думаешь?
А может, не стоит с ней так уж откровенничать? Мало того, что Нелька ничего не поймет в моих переживаниях (да и как тут понять, когда я, кажется, сама не до конца себя понимаю), так еще, чего доброго, и на смех подымет. А впрочем, была не была!..
- Знаешь, у меня такое состояние… Даже не знаю, как сказать. Ну, в общем, я не думала, что это случится так быстро…
- Так у тебя с ним уже было?
- Еще нет, но… я чувствую, что это вот-вот должно произойти, - я тщательно подыскиваю слова, чтобы как можно точнее объяснить, что сейчас творится у меня в душе. В какой-то момент я вдруг понимаю, что стараюсь вовсе не для Нельки. Нелька - это так, свободные уши. Сейчас для меня гораздо важней самой себе растолковать, что же меня, в конце концов, волнует. - Знаешь, это похоже на то, когда ты очень долго чего-нибудь ждешь, и вот, наконец, ты это получила и радуешься, как дура, хочешь хорошенько рассмотреть, а тебя уже толкают в спину и говорят: «Это еще что! Это только цветочки! Ягодки будут впереди!» Ты понимаешь? Понимаешь?
- Честно говоря, не очень.
- Я и сама себя не до конца понимаю. Знаешь, наверно, я… просто влюбилась в этого парня. Влюбилась как идиотка! Веришь, со мной никогда еще такого не было!
- Н-да, тяжелый случай. - Нелька с глубокомысленным видом выпускает дым из ноздрей. - Вот что я тебе скажу, подруга. То, что ты влюбилась, это, конечно, хорошо. Но любовь - это ведь не только треп по телефону, цветочки там, записочки разные, это, между прочим, еще и секс, и чем скорей ты это поймешь, тем лучше…
- Да знаю я, знаю. Просто я никогда не думала, что это наступит так скоро.
- А надо было подумать. Сейчас не то, что раньше. Сейчас все гораздо быстрей происходит. Особенно когда дело касается парней. У них ведь как? Пришел, увидел, завалил… Ну, в смысле, победил… Ты думаешь, этот твой художник только для того с тобой познакомился, чтоб об искусстве трепаться? Ошибаешься. Да я больше чем уверена, что он спит и видит, как бы побыстрей затащить тебя в кровать.
- Ну, ты уж скажешь!
- Точно-точно, можешь не сомневаться. Так что ты не очень с этим затягивай. А то он посмотрит на все эти дела, а потом возьмет и даст задний ход.
- Это как?
- Да очень просто. Сделает тебе ручкой и найдет себе другую, посговорчивей.
- Нет, не думаю. Он этого не сделает. Он тоже меня любит. Хотя… мне показалось, что вчера в толпе он так пристально высматривал одну девушку… или, скорей, женщину. Такая симпатичная, со светлыми волосами…
- Вот-вот, а ты говоришь «не сделает». Все они одним миром мазаны. Так что мой тебе совет, подруга: не откладывай это дело в долгий ящик.
- Так ты что, предлагаешь мне самой проявить инициативу?
- Ну, зачем самой! Просто, когда он в следующий раз предложит тебе пойти к нему домой, не вздумай артачится.
- А если он не предложит?
- Да куда он денется!
- Знаешь, если честно, то я немного боюсь. Я ведь… еще ни разу… ну, понимаешь… - говоря это, чувствую, как кровь приливает к щекам. Дура! И зачем только я так разоткровенничалась!
Однако Нелька на удивление спокойно отнеслась к моему признанию.
- Ну и что, что ни разу! Надо же когда-нибудь начинать.
Ее спокойствие придало мне уверенности.
- Послушай, а что ты чувствуешь, когда парень тебе предлагает заняться ЭТИМ?
- Ну, это смотря какой парень…
- Предположим, он тебе нравится.
- Ха! Да я до потолка готова прыгать от радости… Нет, конечно, я ему этого не показываю, могу даже чуть поломаться для виду…
- А тебе не бывает страшно? Ну, что вдруг не получится? Или все выйдет не так, как ты ожидала?
- Не знаю. Я как-то не заморачивалась по этому поводу.
- Ну, хорошо, а что ты чувствовала, когда делала это в первый раз?
Нелька на секунду задумалась. На ее щеках снова ненадолго выступили два пунцовых пятна.
- Первый раз… Когда это случилось в первый раз, меня никто ни о чем не спрашивал. Я тогда, кажется, еще в седьмом классе училась. А он заканчивал десятый. И он со мной не очень-то церемонился. Просто заломил назад руки, повалил лицом в траву (по-моему, это за городом было, на каком-то пикнике), задрал платье и… Ой, как вспомню, так вздрогну! Я думала, он меня этой своей штукой насквозь проткнет.
- Больно было? - я сама не узнала своего внезапно севшего голоса.
- Сначала очень больно. Я, помню, даже орать пробовала… Но потом вроде ничего, привыкла. А в конце, веришь, даже приятно стало…
Я вдруг почувствовала какую-то необычайную легкость во всем теле. Ноги и руки сделались ватными, и, чтобы не упасть, я вынуждена была опереться о подоконник. Сигарета - вернее, то, что от нее осталось - выпала из моих пальцев, а я даже не сразу это заметила.
- Но… но ведь это не любовь, а скотство какое-то.
- Ну почему же скотство? Он, парень этот, еще потом долго за мной ухлестывал. Даже письма из армии писал. Дескать, не могу без тебя, жду - не дождусь, когда мы снова встретимся.
- А потом что?
- А что потом? Потом перестал. Кажется, нашел себе там какую-то медсестру и с ней расписался. Но я особо не переживала. Я ведь тогда еще дурочкой была, ни о каких серьезных чувствах не думала.
Минуту или две мы обе молчим. В голове какой-то сумбур. Пытаюсь вспомнить, что я еще хотела спросить у Нельки… или что-то сказать ей… может, как-то подбодрить, поддержать. Но все слова куда-то исчезли. Да и нужны ли ей мои слова? Нельке, по-моему, давно все до лампочки. У нее своя голова на плечах, свой собственный опыт, до которого мне еще жить да жить…
- Ну, что, подруга, - моя одногруппница снова первой нарушает молчание, - не пора ли нам отчаливать? А то мы уже полчаса с тобой трепемся. Как бы и в самом деле на электричку не опоздать.
Я смотрю на часы, и…
… в эту секунду со мной что-то происходит: в глазах начинает как-то странно двоиться, потом и вовсе темнеет. В какой-то момент мне кажется, что я теряю сознание, и, чтоб не упасть, лихорадочно начинаю искать руками опору. Опора находится неожиданно быстро, и я вдруг с удивлением обнаруживаю, что, оказывается, не стою, а сижу, удобно устроившись в кресле, что сейчас я не в курилке пединститута и даже не в Серебрянске, а дома, в своей собственной квартире, вернее, в квартире теть-Веры, и, следовательно, я уже не Таня Четвергова, а Сергей Лютиков, вновь обретший свою прежнюю оболочку…
Медленно возвращается сознание, мое НАСТОЯЩЕЕ сознание. Перед глазами, словно выплывая из тумана, постепенно вырисовываются стены в аляповатых обоях, широкая балконная дверь, большое, под самый потолок окно. За окном все еще день, но из-за низких свинцовых туч, облепивших небосвод, кажется, что сейчас уже вечер. А между тем на часах только половина третьего. Значит, мой эксперимент длился каких-нибудь полчаса. Все как и заказывал. Что ж, отлично! Еще один балл в мою пользу. Выходит, я могу заранее контролировать время своего пребывания в чужом теле, в чем, безусловно, есть свои преимущества… Какие? Думаю, у меня еще будет возможность об этом подумать. А сейчас… сейчас я чувствую, что моя голова сама собой клонится на грудь. Ужасно слипаются глаза. Видимо, мои перемещения из одной оболочки в другую требуют слишком большой затраты энергии. Если так, не буду себя насиловать...
Не без труда выбравшись из кресла, плетусь в ванную. Легкое головокружение и сладковатый привкус незнакомых сигарет во рту - последнее напоминание о том, что я только что побывал в другой реальности. Прежде чем подставить лицо под кран, долго изучаю свое отражение в зеркале, словно для того чтобы лишний раз удостовериться, что я это действительно я.
Умывшись и тщательно прополоскав глотку, возвращаюсь в комнату и, в изнеможении рухнув на диван, мгновенно отключаюсь.